Уже когда он отпирал свою машину, официантка его догнала. Она не накинула ничего поверх платьица, и теперь ее бил озноб – денек выдался холодный.
– Вы… Еще не уехали…
– Что такое? – резко спросил ее Павел Аркадьевич. Она еле перевела дух.
– Вы только вправду не вздумайте передать там от меня привет… – сказала она. – Ясно?
– Ясно, милочка! – Павел Аркадьевич сел в машину и захлопнул дверцу.
Официантка повернулась и пошла обратно в кафе, повиливая отставленным задом. Мужчины оглядывались ей вслед.
Сверясь с картой, мужчина, переставший быть Павлом Аркадьевичем, добрался до улицы Руставели через час. По дороге попал в пробку, что не улучшило его настроения. К дому, где жил никогда им не виданный Делон со своей матерью, представлявшей для него большую загадку, он добрался в окончательно расстроенных чувствах. Тихий, заросший рябиной дворик перед домом номер 15 ему не понравился, несмотря на живописность, – его машина слишком бы тут выделялась. Он решил оставить ее на обочине дороги и вести наблюдение отсюда, не выходя наружу. Подъезд дома просматривался с этой позиции неплохо.
«Неужели цель достигнута? – думал он, вглядываясь в пустынный двор, поливаемый дождем. – Он здесь… Тот самый… Да, конечно, тот самый! Нет, Любке все же цены нет. Когда она сама этого захочет, конечно. И как все это по-бабьи просто! Опередила следствие на целую голову! Черт, кто там идет? Нет, показалось… Кто будет бродить в такой дождь… Делон конечно же, сидит сейчас дома со своей мамашей… Придется увидеться… Черт, я могу тут просидеть до второго пришествия!»
Он снова повернулся лицом к подъезду.
«Подняться наверх сейчас? – раздумывал он. – Пожалуй, глупо сразу… Надо запастись пистолетом. Он все же убийца, как ни поверни… Неужели придется пускать в ход оружие? Нет, этого надо избежать… Его сейчас ищут. Он знает об этом? Во всяком случае, догадывается. Сыграю на этом… Скажу ему, что остановлю следствие, если он заплатит мне сумму, которую по его вине не смогла мне отдать родственница Лены. Это достаточное основание, чтобы требовать деньги… Ведь это он виноват. Так ему и скажу… Черт, кто это там идет?»
Двор пересекла старуха, тащившая тяжело нагруженную продуктовую сумку и укрывавшаяся от дождя под большим черным зонтом. Она вошла в подъезд, за которым он наблюдал.
«Старуха нам ни к черту, – решил он. – Его мать? Что-то по возрасту не подходит… Совсем дряхлая бабуся… Черт, только бы увидеть, что он там! А то, может, уже слинял! Ведь девка эта была у него неведомо когда. Несколько месяцев назад. А за это время многое переменится… Нет, я сойду с ума, если опять заплатил зря!»
Он нетерпеливо поерзал на сиденье и закурил.
«Расспросить соседей? Еще передадут им, что их кто-то спрашивал. Так рисковать нельзя. Прикинуться опять агентом по сигнализации? Нет, такой номер не пройдет… Не откроют они мне, раз прячутся… Да и как я к ним потом войду? А завтра? Завтра откроют? Откуда тут милиция?!»
Во двор въезжала милицейская машина. Она остановилась у подъезда, из нее вышел человек в форме и вошел в дом. Мужчина нервно приподнялся на сиденье.
«Неужели уже нашли?! – лихорадочно соображал он. – Я опоздал? Да не может быть. Еще сегодня утром никто не знал, где этот красавец прячется! Димка не соврал бы…»
Машина через несколько минут выехала из дворика и исчезла в глубине улицы. Милиционер, вошедший в подъезд, не появлялся… Мужчина несколько успокоился.
«Если бы его приехали брать, – соображал он, – машина бы не уехала. А взяли бы как миленького и вывели из подъезда. К чему тут милиционер? Все равно не догадаюсь… Меня кондрашка хватит, если в последний момент следствие опередит. Может, уже надо заплатить? Нет, рано… Рано… Заплачу зря, а вдруг с этого красавца ничего не получу? Ведь эти деньги никто мне не подарит, их надо выбить… Делон… Идиотское прозвище…»
Он ждал в течение часа. Милиционер из подъезда не вышел, и он решил, что тот просто-напросто живет в этом доме. У него отлегло от сердца.
«Все же надо позвонить еще раз Димке… – подумал он. – Друг-друг, а от денег не отказался… Только не заложит ли меня этот красавец, когда дойдет до следствия? Ведь его возьмут, как ни поверни… Получится, что я его обманул, он рассвирепеет, и тогда – не поминайте лихом! Вот тут-то и придется заплатить… Чтобы я там не мелькал… Хотя если и мелькну – что ж там такого увидят? Ну, рожу он мою опишет… Павлом Аркадьевичем назовет. Ох и грешник же этот Павел Аркадьевич! – усмехнулся про себя мужчина. – И тетушке-то он мозги запудрил, и бедную соседку обманул, и официантку чуть не обольстил…»
Он посмотрел на часы. В животе у него заурчало.
«Все, не могу больше! – решил он. – Еду домой. Все равно этот красавец от меня никуда не денется, если он еще там. Хватит на старух и милиционеров любоваться…»
Большой зал ресторана, превращенного в оранжерею, так что ни стен, ни потолка было не разобрать из-за переплетающихся тропических растений, был пуст. Ни одного посетителя, кроме мужчины и женщины, торопливо разговаривающих о чем-то. Мужчина был Михаилом, а невысокая, полноватая женщина лет тридцати – его женой. Она нервничала, оглядываясь по сторонам и время от времени похлопывала себя по бедру маленьким серебряным подносом, который держала в руке. Говорила тихо, пряча глаза.
– Неужели надо было превратить все в балаган? – спрашивала она. – Тебе известно, как мало всем им дела до того, кто на самом деле убил отца?
– Наташа, не устраивай тут… – морщился Михаил. – Ты же знаешь, какое это имеет значение… Мы должны были собраться все… Тем более, что времени ездить к каждому в отдельности у меня нет.
– Послушай, – женщина подняла взгляд, – он… знает, что вы его нашли?
– Нет.
– Но ты… Ты ведь скажешь ему, да? В последний момент?
– Обязательно, – подтвердил Михаил.
Жена сжала губы. Ее глаза потемнели.
– Я до сих пор не верю. До сих пор не могу понять, как он мог сделать с отцом… Тот любил его как сына.
– Ты хотела бы еще каких-то доказательств? – спросил Михаил, вглядываясь в глубь зала. – Приготовься.
Из-за пальм вышли невидимые раньше юноши в хороших костюмах и застыли как часовые возле немногих освещенных столиков. Через полутемный зал к ним двигались люди – поодиночке, парами, кучками… Человек двадцать одновременно вошли в зал, как будто ждали где-то у порога. Михаил приветствовал каждого, его жена улыбалась застывшей улыбкой. Все расселись.
Михаил поднял руку и дождался тишины.
– Я постараюсь надолго вас не задержать, – начал он. – Сегодняшнее собрание имеет чрезвычайный характер, как вы могли догадаться. Некоторым уже известно, что произошло недавно, а кое-кто еще не в курсе дела. – Он помедлил. – Знаете ли вы, что Никифоров жив?
На этот вопрос некоторые ответили молчанием, некоторые – недоуменными возгласами, а кое-кто спрашивал у своих соседей: «Кто это такой?» Михаил снова поднял руку.
– Я вижу, что многим это ничего не говорит, – сказал он в наступившей тишине. – В таком случае я вкратце скажу вам, что человек этот три года назад был похоронен нами на Широкореченском кладбище. Кто желает, может навестить его могилу в нашей мемориальной аллее.
Поднялся ропот.
– Старая история! – громко сказал кто-то.
Михаил резко к нему повернулся:
– Что такое?
– Леонова тоже похоронили… Ганшика… А они живы, и это всему городу известно.
– Мы говорим о Никифорове! – отрезал он. – Это другая история. Ты его хоронил?
– Ты же знаешь, где я в то время был… – ответил мужчина, к которому обращался Михаил. Его грубое, словно вырезанное из серого камня лицо ушло в тень. Он замолчал.
