больнице отвратительное: дают только хлеб да вареную ячменную крупу.
«Ну да ничего, — думал Гайдар, — вот выпишусь, тогда шарахну статьей по тамошним нравам и порядкам! А то стена у больницы высокая — не всем все видно».
Наконец-то 30 августа можно сделать последнюю больничную запись в дневнике:
Гайдар едет в Москву.
Москва жила своей прежней шумной, суматошной жизнью. Но теперь Гайдар Москвы уже не боялся. Боль улеглась. Он побывал у Тимура в Ивнах, в Курской области, где тот жил с матерью. А потом опять Москва. Встреча с приятелями, вечеринки, суматоха.
Однажды Гайдар возвращался из издательства и шел к своим приятелям. Было душно, и он присел на скамейку в садике у Большого театра.
«Что же, у каждого свои заботы, свои семьи, свой дом. А что есть у меня? — с иронией подумал Гайдар. — В сущности, у меня есть только — три пары белья, вещевой мешок, полевая сумка, полушубок, папаха — и больше ничего и никого — ни дома, ни места. И это в то время, когда я вовсе не бедный и вовсе уж никак не отверженный и никому не нужный. Просто — как-то так выходит».
Жизнь шла своим чередом. Новая повесть «Военная тайна» уже печаталась в типографии.
Глава V
И все-таки я свою работу как ни кляну, а люблю и не променяю ни на какую другую на свете.
КАК ПИШУТСЯ КНИГИ
В мае 1934 года неожиданно пришло письмо из Артека — пионерлагерю исполнялось девять лет. Гайдара приглашали на праздник. Он отправился в Крым.
Сюда наехало много гостей, корреспондентов, писателей. И среди них — датская писательница Михаэлис. Она тогда жила в Ялте. Михаэлис зашла в артековский краеведческий музей.
Увидев в коробочках под стеклом букашек, жучков и бабочек, которые были наколоты на булавки, Михаэлис расспрашивала, как эти насекомые называются. Пионеры охотно объясняли.
Залюбовавшись яркой окраской бабочек, писательница глубоко вздохнула и вдруг сказала:
— Как жаль, когда дети губят живые существа.
Гайдар в то время был тоже среди пионеров и слышал этот разговор.
Когда Михаэлис ушла, он взял в руку коробочку с коллекцией бабочек и спросил:
— Ребята, а кто собрал эту коллекцию?
— Наш кружок юннатов. Все мы ловили сачками бабочек. Ох и интересно!
— Я думаю, веселое занятие получается.
— А вот эту бабочку с голубыми крылышками поймал наш Коля. Красивая, ведь верно?
— Да, красивая. А на булавку ее тоже Коля насадил? — лукаво улыбнулся Гайдар.
— Да, я, — ответил мальчуган.
— И не жаль было губить живое существо?
— За что же их жалеть, раз они плодят вредителей?
— А вот сейчас Михаэлис говорила вам, что нехорошо губить насекомых.
— Ну и пусть говорила. Она может сказать: и капиталистов нельзя трогать, пускай, мол, они кровь сосут из рабочих. Может ведь сказать, Аркадий Петрович? Да? А буржуи ведь вреднее насекомых разных? Ну ведь правду мы говорим?
— Правда, ребята, — согласился Гайдар. — Только вот что. Когда пойдете ловить бабочек, возьмите и меня с собой, я прошу вас.
— Возьмем, обязательно возьмем, Аркадий Петрович!
Красив Артек! Великолепно море, и много у Гайдара новых друзей, но нельзя забывать и старых — надо послать открытку с видом Артека знакомым малышам — Эре и Светлане.
Неспокойно было на душе у Гайдара, словно чувствовал перед кем-то вину. Но почему?
Еще в Ивнах, на Курщине, Гайдар начал писать новую повесть «Синие звезды» — о мальчишке Кирюшке, сыне погибшего кузнеца. Но так и не закончил ее. «Пусть полежит», — решил.
Да, многое он, Гайдар, не успел еще сделать. А ему хотелось написать такую книгу, чтобы не было стыдно прочитать ее и в той прекрасной жизни, что зовется социализмом.
Вот и вторая часть «Школы» лежала неоконченной.
Все чего-то не хватало в работе над книгой.
Гайдар уже догадывался, в чем причина. Ведь его герой Борис Гориков, как и он сам, свои юные годы провел в Арзамасе, отсюда уехал на гражданскую войну. В Арзамас он должен возвратиться после ранения под Новохоперском, а потом три недели жить здесь.
А не поехать ли самому снова в родной город и там работать над продолжением «Школы»?
Родные края всегда неодолимо влекли к себе, где бы он ни находился — в Крыму или на Кавказе, Урале