больнице отвратительное: дают только хлеб да вареную ячменную крупу.

«Ну да ничего, — думал Гайдар, — вот выпишусь, тогда шарахну статьей по тамошним нравам и порядкам! А то стена у больницы высокая — не всем все видно».

Наконец-то 30 августа можно сделать последнюю больничную запись в дневнике:

«Сегодня выписываюсь из больницы. День хрустально-осенний — первые уже сухие листья. Итак, год прошел. С огромным облегчением думаю об этом. Это был тяжелый и странный год. Но в общем ничего особенного не случилось, жизнь идет своим чередом, и в конце концов теперь видно, что не такое уж непоправимое было у меня горе».

Гайдар едет в Москву.

Москва жила своей прежней шумной, суматошной жизнью. Но теперь Гайдар Москвы уже не боялся. Боль улеглась. Он побывал у Тимура в Ивнах, в Курской области, где тот жил с матерью. А потом опять Москва. Встреча с приятелями, вечеринки, суматоха.

Однажды Гайдар возвращался из издательства и шел к своим приятелям. Было душно, и он присел на скамейку в садике у Большого театра.

«Что же, у каждого свои заботы, свои семьи, свой дом. А что есть у меня? — с иронией подумал Гайдар. — В сущности, у меня есть только — три пары белья, вещевой мешок, полевая сумка, полушубок, папаха — и больше ничего и никого — ни дома, ни места. И это в то время, когда я вовсе не бедный и вовсе уж никак не отверженный и никому не нужный. Просто — как-то так выходит».

Жизнь шла своим чередом. Новая повесть «Военная тайна» уже печаталась в типографии.

Глава V

И все-таки я свою работу как ни кляну, а люблю и не променяю ни на какую другую на свете.

А. Гайдар

КАК ПИШУТСЯ КНИГИ

В мае 1934 года неожиданно пришло письмо из Артека — пионерлагерю исполнялось девять лет. Гайдара приглашали на праздник. Он отправился в Крым.

Сюда наехало много гостей, корреспондентов, писателей. И среди них — датская писательница Михаэлис. Она тогда жила в Ялте. Михаэлис зашла в артековский краеведческий музей.

Увидев в коробочках под стеклом букашек, жучков и бабочек, которые были наколоты на булавки, Михаэлис расспрашивала, как эти насекомые называются. Пионеры охотно объясняли.

Залюбовавшись яркой окраской бабочек, писательница глубоко вздохнула и вдруг сказала:

— Как жаль, когда дети губят живые существа.

Гайдар в то время был тоже среди пионеров и слышал этот разговор.

Когда Михаэлис ушла, он взял в руку коробочку с коллекцией бабочек и спросил:

— Ребята, а кто собрал эту коллекцию?

— Наш кружок юннатов. Все мы ловили сачками бабочек. Ох и интересно!

— Я думаю, веселое занятие получается.

— А вот эту бабочку с голубыми крылышками поймал наш Коля. Красивая, ведь верно?

— Да, красивая. А на булавку ее тоже Коля насадил? — лукаво улыбнулся Гайдар.

— Да, я, — ответил мальчуган.

— И не жаль было губить живое существо?

— За что же их жалеть, раз они плодят вредителей?

— А вот сейчас Михаэлис говорила вам, что нехорошо губить насекомых.

— Ну и пусть говорила. Она может сказать: и капиталистов нельзя трогать, пускай, мол, они кровь сосут из рабочих. Может ведь сказать, Аркадий Петрович? Да? А буржуи ведь вреднее насекомых разных? Ну ведь правду мы говорим?

— Правда, ребята, — согласился Гайдар. — Только вот что. Когда пойдете ловить бабочек, возьмите и меня с собой, я прошу вас.

— Возьмем, обязательно возьмем, Аркадий Петрович!

Красив Артек! Великолепно море, и много у Гайдара новых друзей, но нельзя забывать и старых — надо послать открытку с видом Артека знакомым малышам — Эре и Светлане.

«…Вот вам на снимке и Артек. Море здесь такое большое, что, если хоть три дня его ведром черпать, — все равно не вычерпаешь. Вот здесь какое море! А горы здесь такие высокие, что даже кошка через них не перепрыгнет. Вот здесь какие горы!

Это письмо пишу вам на другой день после того, как спустился я с угрюмых скал… в солнечную долину пионерского лагеря. Серые туманы окутывали нас почти двое суток. Стремительные ветры да дикие орлы кружились над нашими головами. Мы лезли такими опасными и крутыми тропинками меж гор и пропастей, по каким мне еще не приходилось лазить с далеких времен гражданской войны. На вершине скалы Ганзуры я сидел один и плакал о потерянной молодости ровно один час и 24 минуты. Вероятно, поплакал бы и больше, если бы снизу от костров не донесся запах чего-то жареного, и мне захотелось поесть. Поспешно тут спустился я в ущелье, и было самое время, потому что все уже успели захватить себе куски получше, а мне достался какой-то костлявый обглодок.

 После этого закутался я в свое серое солдатское одеяло и, подложив под голову тяжелый камень, крепко заснул.

 Видел я во сне чудесный месяц, который плывет над рекой.

 Видел Теремок у речки над водичкой.

 Видел я обезьяну — Черный хвост. И ужасно кричала эта проклятая обезьяна, когда уклюнула ее смелая птичка-синичка.

 Вдруг раздался гром, и я проснулся. Перевернулся, а барабанщик ударил тревогу в барабан…»

Неспокойно было на душе у Гайдара, словно чувствовал перед кем-то вину. Но почему?

Еще в Ивнах, на Курщине, Гайдар начал писать новую повесть «Синие звезды» — о мальчишке Кирюшке, сыне погибшего кузнеца. Но так и не закончил ее. «Пусть полежит», — решил.

Да, многое он, Гайдар, не успел еще сделать. А ему хотелось написать такую книгу, чтобы не было стыдно прочитать ее и в той прекрасной жизни, что зовется социализмом.

Вот и вторая часть «Школы» лежала неоконченной.

Все чего-то не хватало в работе над книгой.

Гайдар уже догадывался, в чем причина. Ведь его герой Борис Гориков, как и он сам, свои юные годы провел в Арзамасе, отсюда уехал на гражданскую войну. В Арзамас он должен возвратиться после ранения под Новохоперском, а потом три недели жить здесь.

А не поехать ли самому снова в родной город и там работать над продолжением «Школы»?

Родные края всегда неодолимо влекли к себе, где бы он ни находился — в Крыму или на Кавказе, Урале

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату