Однажды, когда Гайдар стал рассказывать Зое о гражданской войне и о том, как храбро сражались его товарищи, как отступали, наступали, умирали, но не сдавались ни Петлюре, ни батьке Махно, ни бандиту Антонову, Зоя вдруг спросила Гайдара:
— Аркадий Петрович, а что такое счастье?
Гайдар заговорил не сразу. Раскурил трубку, выпустил струю дыма, раздумывая:
— Ну что тебе ответить? Есть, конечно, такое счастье. Ради него живут и умирают настоящие люди. Но такое счастье наступит еще не скоро…
— Только бы наступило, — тихо сказала Зоя.
— Непременно наступит!
На другой день Зоя уезжала из санатория. За ней приехала мама. Гайдар проводил Зою и Любовь Тимофеевну до калитки: ему стало немного грустно, как это всегда бывает, когда расстаешься с друзьями — все равно, с большими или маленькими. Прощаясь, Гайдар протянул Зое книжку.
— Моя. На память…
Зоя взглянула на обложку и улыбнулась: на ней были нарисованы два забавных мальчугана — Чук и Гек.
— Спасибо, Аркадий Петрович! Поправляйтесь.
Зоя раскрыла книжку. Крупным почерком — каждая буковка отдельно — на титульном листе рукой Гайдара было написано:
«Что такое счастье — это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной».
Эти слова о счастье он взял из своего нового рассказа «Чук и Гек» — рассказа о забавных мальчуганах, о Советской стране, ее прекрасных людях, о счастье, которое надо беречь.
Пламя второй мировой войны все больше разгоралось на земле, и об этом Гайдар не мог не напомнить в своем рассказе. Не зря ведь его маленькому другу Геку приснился странный сон.
Уж кто-кто, а он, Гайдар, военный человек, хорошо понимал, что впереди еще немало жестоких боев, и к ним он готовил своих маленьких друзей. Ведь недаром нет у него ни одной книжки, в которой бы он не писал о Красной Армии и о том, что завоеванное отцами счастье надо беречь и защищать.
Вернувшись из санатория в Москву, в Большой Казенный переулок, Гайдар увидел на письменном столе целую пачку писем и среди них два со штемпелем «Арзамас».
Ох, да он совсем и забыл, что перед тем как уехать в санаторий, он послал письмо Мите Похвалинскому, правда, адрес его он забыл и тогда написал так: «Арзамас, Мите Похвалинскому, что живет недалеко от М. Мелибеева». Но, видно, и с таким адресом почтальоны доставили письмо по назначению.
Второе письмо было от сына Мити — Юрки-фигурки.
Гайдар улыбнулся: ну и забавный человек этот Юрка-фигурка! Вот уже и писать научился, да еще как — целую дипломатическую ноту закатил: «Если не приедете, то, значит, вы зря давали расписку». Молодец Юрка!
Милый, хороший человек, если бы ты знал, как хочется снова побывать в родном городе!
Письмо Юрки-фигурки растревожило Гайдара, ему захотелось прямо сейчас же сложить в полевую сумку зубной порошок, пачку крепкого табаку, полотенце, несколько чистых тетрадей и — прощай, Москва, здравствуй, Арзамас!
Но сейчас уехать нельзя, никак нельзя: дела не пускают. И тогда Гайдар твердо решил — ехать в родной город летом. Да, летом — в июне или, в крайнем случае, в июле, не позднее.
Но поехать в Арзамас Гайдару не пришлось.
Грянули события, которые спутали не только его планы, но и планы всех советских людей…
Глава VI
СПЕЦИАЛЬНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
Весть о начале войны застала Гайдара за письменным столом.
Задолго до войны Гайдар писал, что тот год и день, когда напряженную тишину тысячеверстной западной границы разорвут первые залпы вражеских батарей, — год и день и час не отмечен еще черной каймой ни в одном из календарей земного шара.
Но он знал, что год этот будет, день возникнет и час придет. Ибо динамит не может долго лежать в пороховых складах без того, чтобы не взорваться. И вот пришел этот час, этот день — 22 июня и год — 1941?й.
