Но несмотря на все усилия сосредоточиться на положительных качествах Элиота, Кэтрин по- прежнему не оставляло чувство, как что-то темное все глубже проникает в их отношения. И похоже, ее ночные кошмары были тому подтверждением.
На следующей неделе Кэтрин убедилась в своей правоте. Кошмары о клоуне снились ей две ночи подряд — несомненно, они были следствием ее ссоры с Элиотом. Ночью, когда они отдыхали после близости, Рейнолдс приподнялся и посмотрел на нее.
— Как дела с книгой? — спросил он.
— Я уже почти дописала ее, — со вздохом ответила Кэтрин. — Впрочем, я это то и дело говорю, но времени у меня в обрез.
Элиот осторожно убрал прядь волос с ее щеки.
— Ты подумала о моих словах?
— Не пойму, о чем ты.
— Видишь ли, — льстивым голосом заговорил он, — эти любовные сцены в твоей книге… Ты не хочешь сделать их… менее откровенными?
— Да. Я обдумала твои слова.
На лице Рейнолдса мелькнула одна из его дежурных улыбок.
— Хорошо. — Быстро поцеловав ее в лоб, Элиот встал с кровати и потянулся за своей одеждой.
Кэтрин перевернулась на живот.
— Не буду обнадеживать тебя, Элиот. Я решила ничего не менять.
Рейнолдс замер, сунув одну ногу в трусы.
— Да… А почему ты так решила?
Вздохнув, Кэтрин бросилась на защиту своих интересов.
— Я перечитала любовные сцены и постаралась объективно оценить их. Да, там много страсти. Но грязи в них нет.
— Боюсь, мнение моих избирателей будет отличаться от твоего.
Кэтрин села в постели, прикрыв грудь простыней.
— Я не могу писать для того, чтобы угодить твоим избирателям, Элиот. Я…
— Отлично! — рявкнул Рейнолдс. Быстро натянув на себя остальную одежду, он большими шагами подошел к двери и бросил на Кэтрин возмущенный взгляд. — Я хочу занять пост сенатора штата, дорогая. А в один прекрасный день надеюсь оказаться и в Вашингтоне. Мне нравится представлять тебя рядом, но только в том случае, если ты не станешь недооценивать важность моей карьеры.
В ту ночь Кэтрин приснилось, что Ники была с друзьями в ресторане, как вдруг возле столика откуда ни возьмись появился клоун в смокинге. Его лица опять нельзя было увидеть, но на этот раз грим был не белого, а телесного цвета. И от этого впечатление было еще более отвратительным.
Положив рядом с тарелкой Ники орхидею, клоун поклонился и исчез под аплодисменты ничего не знавших друзей девушки. И вновь под цветком оказалась записка с теми же словами: «Ты моя». Но на сей раз Ники не осталась безучастной. Вскочив на ноги, она бросила цветок вслед удаляющемуся клоуну и что есть силы закричала: «Держись от меня подальше!»
Однако ему все же удалось оставить за собой последнее слово. Быстро обернувшись, он посмотрел на Ники своими недобрыми черными глазами и улыбнулся. Улыбка была до того мрачной и зловещей, что Ники покрылась испариной.
И снова Кэтрин сидела на диване без сна, ожидая, когда рассветет. Рано утром ей принесли дюжину белых роз. Розы были роскошными, но она предпочитала яркие цветы. «Люблю тебя», — было написано на карточке. Элиот ни разу не сказал: «Я люблю тебя, Кэтрин». Нет, он всегда бросал небрежное «Люблю тебя», что для нее звучало примерно как «Завтра встретимся». Такие вот мелочи…
Только Кэтрин собралась в клинику, как раздался телефонный звонок.
— Я прощен? — с улыбкой в голосе спросил он.
В ответ Кэтрин сказала то, чего он ждал:
— Конечно.
— Мне пришло в голову, что я делаю именно то, в чем обвиняю тебя, — недооцениваю важность твоей карьеры.
Он избрал правильную тактику. У Кэтрин словно гора с плеч свалилась.
— Во всяком случае, — продолжал он, — подумав обо всем этом, я признался себе, что в писателях- романтиках есть определенное очарование. Может, я пытался посмотреть в зубы дареному коню…
На Кэтрин вновь навалилась тяжесть. Она устало провела рукой по лбу.
— Мне не нравится, когда меня сравнивают с лошадью.
Элиот рассмеялся.
— Даже с породистой? Потому что вы именно такая лошадь и есть, мисс Уинслоу! Иначе вам не удалось бы так быстро завоевать мое сердце.
Иногда он бывал довольно мил.
— Это правда, Элиот?
— А как ты думаешь?
— Временами я…
— Через две недели у тебя день рождения, — перебил он ее. — Полагаю, это хороший повод показать тебе, насколько серьезны мои намерения.
Ночью она, что стало уже непривычным, осталась в одиночестве, потому что Рейнолдс отправился на одну из своих «поздних встреч». Кэтрин уснула на кушетке, и мерзкий клоун вновь посетил ее во сне…
Солнце было уже низко; серые тени протянулись по ровно подстриженной кладбищенской траве. Ники стояла среди людей около усыпанной цветами могилы.
— Да упокоится с миром душа Эда Колемана… — говорил священник.
Ники думала о том, как быстро все произошло. Он ехал по дороге, и в какое-то мгновение автомобиль сорвался со скалы. Кто теперь будет заниматься финансами? Мистер Колеман всегда заботился о… — Ники посмотрела в сторону дорожки, на которой стояли катафалк и остальные автомобили, и мгновенно все мысли об Эде Колемане вылетели у нее из головы. Потому что там, небрежно прислонившись к черной машине, стоял клоун. И опять его лицо было под толстым слоем розового грима. Если бы не смокинг, его можно было бы принять за одного из провожающих Эда в последний путь.
Казалось, время остановилось. Ники застыла на месте. А клоун, словно только и ждал того, чтобы она его заметила, сел за руль и медленно уехал. Его автомобиль пропал из виду как раз в то мгновение, когда поминальная служба закончилась.
Ники на негнущихся ногах шагала между Остином и Мелроузом к их лимузину. Она уже хотела было сесть, как вдруг ее взгляд упал на орхидею и листок бумаги, лежавшие на сиденье.
— Он был здесь! — хрипло прошептала она.
— Кто? — недоуменно переспросил Остин.
— Клоун.
Мелроуз нахмурился.
— Ты имеешь в виду того парня, который был на празднике?
— Выбросьте, пожалуйста, орхидею из машины, — попросила Ники. — Я не хочу до нее дотрагиваться.
Мелроуз выбросил цветок и посмотрел на послание.
— Что там? — спросила Ники.
Он протянул ей записку. Она была предельно короткой: «Ты следующая».
— По-моему, пора обращаться в полицию, — задумчиво проговорил Мелроуз.
Остин ласково обнял девушку за плечи.
— Не пугай девочку.
— А может, ей следует испугаться, — суровым голосом промолвил Мелроуз. — Может, нам всем следует бояться.