ты — в точности как ты стоял за смертью Эда Колемана. Кто же следующий? Я?
— Довольно! — рявкнул Остин. — Я иду спать. — Он хотел было уйти, но Мелроуз схватил его за воротник рубашки и повернул лицом к себе.
— Ты — чудовище, — спокойно проговорил Мелроуз.
Схватив Мелроуза за запястья, Остин оторвал его руки от своей рубашки.
— И тебе не стоит забывать об этом, старик.
Несколько напряженных секунд мужчины гневно смотрели друг на друга. Затем Остин оттолкнул Мелроуза и вышел из кабинета. Мэлии казалось, что ей не хватает воздуха. Женщина не слышала шагов Мелроуза и удивленно подняла на него глаза, когда он положил руку ей на плечо.
— Я еду домой, Мэлия.
— Назад в Хило?
— Вряд ли я смогу проводить здесь столько же времени, как прежде. Позвонишь мне, если узнаешь что-то новое?
Мелроуз уехал и Мэлия неосознанно пошла вслед за Остином. Возможно, если бы совсем недавно Джек Кейзи не напомнил ей о былом, ее любовь к Остину, как обычно, ослепила бы ее и не позволила трезво взглянуть на происходящее. Но сейчас появившееся в доме облако печали накрыло ослепляющее пламя, и Мэлия явственно увидела пугающие тени той страшной ночи.
Она все помнила с такой ясностью, словно это было вчера. Девятнадцатилетняя Мэлия, запаниковав, бросилась в детскую, соседствующую с комнатой хозяйки, чтобы взять там полотенца. Новорожденной девочке, которую она второпях положила в колыбельку и которая заходилась от крика, было всего несколько минут. А Остин стоял, склонившись над ней, с подушкой в руках.
Он поднял на нее глаза, и она не узнала Остина. Его лицо напоминало безжизненную маску.
— Помоги мне, Мэлия, — попросил он. — Помоги получить то, что принадлежит мне по праву.
Роженица кричала. Ребенок плакал. В дверь позвонили — это приехала бригада «скорой». Глаза ее любовника застыли, как куски льда.
— Я займусь с ними, — промолвил он, — а ты избавься от
Он так ни разу и не спросил, что она сделала с младенцем. Когда Мэлия в полночь вернулась домой, Остин поджидал ее в дверях. Заключив ее в объятия, он увел ее в спальню и с такой страстью занимался любовью всю ночь напролет, что она забыла обо всем на свете. Когда на следующий день они узнали о рождении второго ребенка, Остин выдумал целую историю, которую все приняли на веру. Первый ребенок якобы родился мертвым и был похоронен на семейном кладбище.
Несколько дней Мэлия пыталась объяснить себе произошедшее и примириться со случившимся. Однажды она видела Остина на грани помешательства — это было тогда, когда он узнал, что все состояние переходит к его брату. Потом его затаенный гнев перенесся на ребенка Филипа. Однако припадков безумия больше не было — как не видела Мэлия больше и того пугающего выражения лица Остина, которое так поразило ее.
Но теперь, через тридцать лет, это ужасающее лицо всплыло перед внутренним взором Мэлии. И она вновь почувствовала холод, исходящий из пустых глаз.
Зайдя в комнату Ники, Мэлия подошла к кровати, в изножье которой лежало аккуратно сложенное стеганое одеяло. Мэлия закрыла лицо ладонями и отчаянно зарыдала. Господи, почему же она была так слепа?
Лишь еще сильнее расцарапав колени и локти и содрав чуть подсохшую корочку крови на правой ладони при дюжине попыток влезть на отвесную стену, Ники поняла, что все ее усилия напрасны.
Расщелина, в которую она упала, была складкой, уменьшающей давление паров вулкана. За долгие века эрозия разъела вход в нее и постепенно превратила твердь скалы в рыхлую породу, которая рассыпалась в руках Ники. Пытаться забраться на нее было так же бессмысленно, как карабкаться на песчаную дюну — чем больше песка хватаешь руками, тем глубже зарываешься в него.
Оставив свои попытки, Ники села в полной темноте на землю и обхватила себя руками, а ветер вокруг завывал и стонал в катакомбах. Бездействовать было даже страшнее, чем отойти от узкой полосы, через которую в пещеру проникал солнечный свет и которая, как она знала, была прямо над ней. Поднявшись на ноги, девушка измерила тоннель, пройдя от одной его стенки до другой. Он был примерно девять футов в ширину и, как она догадывалась, такой же высоты. Если не считать выходящего наверх, как труба камина, отверстия, тоннель из лавы был почти идеальным цилиндром, образовавшимся в горе по повелению матери-природы.
И вдруг Ники почувствовала родство с этой лавой. Их объединяла одна цель — выбраться отсюда. Ники знала о существовании тысяч тоннелей, пронизавших толщу горного склона. Знала она и о том, что в некоторых из них должны были быть входы и выходы для лавы. Ведомая исключительно инстинктом, Ники собрала всю свою волю, оперлась здоровой рукой о стену и двинулась вперед.
Она даже не представляла, сколько прошло времени. Это было бесконечное путешествие во тьме — без света, без единого звука, кроме постоянного шума у нее в голове. Похоже, это сила земного притяжения, с помощью которой она узнавала о подъемах и спусках, забросила Ники из яркого, сверкающего мира в этот мрачный черный могильник.
Позади оставались сбитые пальцы ног, слепые тоннели и утраченные надежды. Ники казалось, что она бродит тут уже несколько дней, но она понимала, что это невозможно, потому что она умерла бы от жажды через два-три дня. Скорее всего она пребывала в этом кошмаре всего несколько часов. Голова у нее не только гудела, но еще и кружилась, и уже несколько раз она падала, потеряв сознание, на каменный пол тоннеля.
Ники брела с отчаянием заблудившегося в пустыне путника — она знала, что умрет, если позволит себе остановиться. Она хотела облизать губы, но во рту не осталось слюны. При воспоминании о воде она едва не стонала. Внезапно к шуму в голове добавился еще какой-то рев — казалось, это водопад обрушивается на утес.
Остановившись, Ники прислушалась. «Мне это кажется, черт побери!» — подумала она. Ей хотелось плакать, но слез не было. Вот рев опять донесся до нее — это был далекий шум… воды. Внезапно она поняла: это шумела вода в заливе. Она находилась внутри Пали.
— Господи! — прошептала девушка.
Ники ясно представляла себе, как бурлящая вода снова и снова обрушивается на подножье горы. В том месте, где вулкан встречался с океаном, была огромная пещера. Ей строго запрещали туда ходить, но однажды много лет назад она осмотрела пещеру во время отлива. Внутри пещера была испещрена отверстиями — выходами из тоннелей, по которым лава вытекала во время извержения.
Ники вслепую шла на шум воды. Несколько раз она падала, вставала, падала опять и снова поднималась на ноги. Рев становился все громче. Наконец он стал ритмичным. Ники, напрягая зрение, вглядывалась вперед, и вот ей показалось, что она видит свет. Надежда окрылила ее.
Да! Она видела свет! Сначала это была крошечная — размером с булавочную головку — точка, которая вскоре превратилась в тонкий луч, а он, в свою очередь, становился все шире, и вот Ники увидела круглое отверстие — это был конец тоннеля. Она что есть мочи бросилась бы туда, если бы только могла бежать. Но ей было трудно даже идти на разбитых в кровь, дрожащих ногах.
Кружок света был уже размером с серебряный доллар, сверкающий в полной тьме, когда под ногами у Ники захлюпало. Она прошла еще несколько ярдов, и воды стало уже примерно по щиколотку. Опустив руку, она поднесла ее к губам и попробовала на вкус. Океанская вода. Конечно. Когда вода в заливе ревела так громко, это означало, что начинается прилив.
Тревога с новой силой охватила Ники. Насколько тоннели заполняются водой во время прилива? Попадает ли вода в их наружные отверстия? Неужели она пробралась сюда лишь для того, чтобы погибнуть в этом чертовом океане?
— Не-ет! — закричала Ники. Ее хриплый голос был полон ужаса. И, обезумев от страха, Ники побежала к далекому свету.
