привидение.
Лазарь слабо улыбнулся: чёрный юмор парня возвращал его к жизни.
– Почти. Вернулся из потустороннего мира.
– Яника сказала, у тебя пищевое отравление.
Вот как? Интересно, она сама-то в это верит?
– Зато у тебя с желудком всё в порядке. Вечерний перекус?
– Поужинать не успел, – заюлил Марс. – Замутил пару бутеров.
– Из крошек в тарелке можно вылепить ещё один бутер, а этот лежит на самом краю, так что бутеров было чуть больше двух, – заметил Лазарь. – Тот, что остался, просто последний из своего полка.
Мальчишка нехотя кивнул на тарелку:
– Будешь?
С едой парень всегда расставался неохотно, а в последнее время вообще налегал на питание с утроенной силой, и даже набрал пару кило. Впрочем, ничего необычного. Как заметила однажды Дара: «Марс не хочет есть только когда ест».
Лазаря замутило от одного вида бутерброда.
– Привидения не едят, забыл? – он протянул мальчишке прихваченный наверху пакет с соком. – На вот, запей. За упокой души моей.
– О, грейпфрутовый! Мой любимый. Прям как знал.
– Мой нелюбимый… мог бы догадаться.
Лазарь присел на пол рядом с Марсом и принялся наблюдать, как он жадно лакает сок из горла. В голове зазвучал голос Виктора, изъятый из памяти Марты: «Баба умеет бухать. Выжрет три бутылки в одно горло – и глазом не моргнёт». Лазаря снова замутило. В надежде избавиться от наваждения за разговором, он спросил:
– А где остальные домочадцы? Плачут над моим бездыханным телом?
Перед глазами возник гроб Максима, обитый красным ситцем, и Лазарь прикусил язык. Да что ж такое? Куда ни взгляни, что ни скажи – всё напоминает о том, о чём меньше всего хочется поминать.
– Дара, Айма и Матвей уехали гулять в город, сегодня ж суббота. А Сенс ещё с утра укатил куда-то со своей подругой. Ты её видел? – Марс выразительно округлил глаза. – Такая жаба!
– Зоофилия не порок, а сексуальная девиация. А где моя Рыжая Соня?
– Она у себя. Спит вроде.
Несмотря на то, что их общение с Яникой стало куда ближе, жить они ближе не стали. Лазарь и сам не знал, почему они до сих пор не «съехались» (если это слово вообще применимо к тем, кто и так живёт под одной крышей). Наверное, не хотелось брать пример с Матвея и Аймы, а может, к их примеру был просто не готов.
Марсен пошло оскалился:
– Пойдёшь к ней?
В отличие от бедной подруги Сенса, броскую красоту Яники он почти боготворил.
– Вряд ли, – Лазарь безрезультатно приглаживал на всклокоченном затылке особо неподатливый вихор. – Ты на меня глянь. Думаешь, склонить её к лёгкой некрофилии на ночь будет разумно? Хватит и одного извращенца в доме.
– Зоонекропедофилу у нас бы понравилось, – со смехом заявил Марс, возвращаясь к игре.
А у Лазаря перед глазами встал новый образ: две маленькие детские ручонки прижимают к груди горсти зернистой земли. Отдай мне её! Отдай! Ты не имеешь права!
Лазарь потряс головой, и видение исчезло. Какое-то время он молча наблюдал за видеоигрой Марсена. На экране здоровенный антисоциальный мужик в спортивном костюме гвоздил прохожих налево и направо бейсбольной битой. Люди падали, как подкошенные, после чего он принимался хладнокровно добивать их на земле.
– Интересно, кого из наших ты причисляешь к «мёртвым маленьким животным»? – заговорил Лазарь. – То есть все мы, конечно, не от бога, молоды и смертны, поэтому правильнее будет спросить: к какому виду животных? У нас тут всяких полно: курицы, слизняки…
– Без разницы, – перебил Марс, не отрывая взгляда от экрана. – Падаль есть падаль.
У Лазаря мурашки побежали по спине: в безразличном тоне мальчишки ему привиделось что-то зловещее.
– А вот это уже интересно. Под «падалью», ты, конечно, подразумеваешь «падло»? И кто же из нас падаль?
– А то ты не знаешь.
Лазарь внимательно всмотрелся в профиль Марсена, завороженно уставленный в экран телевизора. Казалось, парень полностью поглощён игрой.
– Опять двадцать пять… Глупо держать на меня зуб за то, что я «почти» выгнал тебя из дома, и при этом находиться в доме. Да ещё уткнувшись в приставку, подаренную моей девушкой.
– Здесь нет твоей заслуги, – отрезал Марс, терзая пальцами кнопки джойстика.
БУХ! БУХ! БУХ!
Люди на экране падали на мостовую под ударами биты, и из них вываливались зелёные пачки долларов.
– Ну, это вопрос спорный…
– Их вообще до фига, вопросов. Например, кто сдал нас Бельфегору, когда Матвей получил по башке на подходе к Загсу?
Марс оторвался, наконец, от экрана и посмотрел на Лазаря требовательным взглядом. Судя по оттопыренной нижней губе, в нём давно копилось.
– Ты меня подозреваешь? – не поверил Лазарь. Такого поворота он не ожидал.
Взгляд Марса оставался бесстрастным, почти холодным. И абсолютно незнакомым. Лазарь досконально знал все мимические реакции его лица, чтобы иметь право делать такие выводы.
– Очень может быть, – бесцветно отозвался Марс. – А почему нет?
Лазарь едва не задохнулся от возмущения. Он не мог поверить, что мальчишка говорит всерьёз.
– По многим причинам… Например – ты белены объелся? Мы выиграли ту Игру! Я выиграл ту Игру!
– Мы все её выиграли. Если бы не Яника, ещё неизвестно, кто бы кого натянул. И вообще, никто не говорил, что ты не хотел выигрывать. Но подляночку Матвею ты мог сделать и по другой причине.
– Какой? – вскричал Лазарь. – Презумпцию виновности у нас пока не ввели. Взялся обвинять – изволь предъявить доказательства.
– Понятия не имею, какой у тебя был мотив – номер шесть или номер двадцать пять. Мне они все до лампочки. Мы ж не в суде.
Лазарь кожей почувствовал неприятный холодок. Видимо, озноб снова возвращался к нему, а вместе с ним и бред. Он не узнавал Марсена. Перед ним сидел взрослый, спокойный, рассудительный юноша. Этот юноша не имел ничего общего с конопатым мальчуганом, самозабвенно выбивающим бейсбольной битой из прохожих зелёные пачки долларов.
Лазарь медленно поднялся на ноги и посмотрел на мальчишку сверху вниз.
– Ты правда считаешь, что я на такое способен? – апеллировать к здравому смыслу было бессмысленно. – Что я могу подставить друга под удар палки из какого-то своего интереса?..
Он умолк, услышав фальшь в своём голосе.
Мальчишка тоже услышал. Он победно осклабился:
– Это ты у Сенса спроси, раз у самого склероз. Он, вроде, ещё прихрамывает, так что помнить должен.
В его насмешливом замечании, насквозь пронизанном злобным сарказмом, не осталось ничего от Марсена, которого знал Лазарь. Скрестив ноги по-турецки, на него смотрел снизу вверх совершенно другой Марс. Постаревший лет на десять, набравшийся житейской мудрости и взрослого цинизма. Даже ярко- голубые глаза изменились: потускнели, стали глубже, потеряли естественную детскую прозрачность. И снова этот взгляд, уже знакомый, уже изученный. Взгляд лже-Дары и лже-Сенсора…
Лазарь в ужасе отшатнулся назад, зацепился пяткой за складку ковра и едва не упал. Когда он снова
