- Так-то да.

- Зачем? Они все бараны, быдло тупорылое! Ты за себя вывози, о других не думай! Блатных привычек где-то нахватался? Не слушай их – сейчас все эти “стремяги” и “черноходы” на должность встанут.

- Н,е мне это не интересно.

- Смотри, как хочешь, потом еще пообщаемся. Может правда тебе работу нормальную подыщем.

Вернулся в курилку. В этот день мы все постоянно бегали на вызовы. Если надо выполнить какие-то тяжелые хозработы – вызывают карантинщиков. Хозработы – это, в основном, отнести бревна, убрать снег. Надо, допустим, на пекарню принести двадцать Баланов, распилить их, разрубить, чтобы топить хлебную печь. Отопление вообще на этой зоне не центральное, а печное. Где-то, в лучшем случае, к печке идут трубы с водой. Так отапливается помещение изолятора и штаб. Остальное все – печками. Каждая секция – печка, в каждой биндюге – печка. Полная дикость, такое впечатление, что попал обратно куда-то в семнадцатый или шестнадцатый век. Может быть в девятнадцатый, ладно, потому что электричество есть. Но его еще не научились применять повсеместно. Вплоть до того, что продукты в лабаз завозили на лошадях! Идет умирающая лошадь, ее ведет конюх – такой же умирающий полубомж-полуалкаш, из числа поселенцев. Что можно везти на этой облезлой лошади? Пять коробок с дошираком? Больше она везти не сможет – просто умрет. Нет и асфальта – все в слякоти – только снег начинает таять, появляется грязь. Чтобы в грязь не наступать, сделали трапики деревянные по всей зоне. Дорожки деревянные. Ты по ним ходишь – если наступить на голую землю, то весь ботинок оказывается в грязи. Во все стороны куда, ни посмотри – видно тайгу. Никаких телефонных вышек нету, городов не видно, даже ночью где-то огни деревень должны загораться, но и этого нет. До Соликамска – сорок километров. А уж до нормального города, до цивилизации – Перми – четыреста.

Название поселка, в котором находилась зона – СИМ, как я узнал, расшифровывается “Сталинские Исправительные Места”. Надо мной, походу, опера пошутили. Специально меня сюда отправили. Зная, что я политический заключенный и узник совести. Раньше вообще эта зона была для политических. Сидел и Солженицын в тех краях. Все эти бригады, что в его книжках были описаны – номера бригад, какая чем занимается – до сих пор сохранилось. Нумерацию никто не менял. У нас на зоне семьдесят пятая бригада копает запретку, тридцатая пилит доски, тридцать первая делает “тарочку”, ничего не меняется.

Легли спать. Первый день в карантине, умаялся дико. Воняю потярой зверски, носки промокли, все отвратительно-грязное. Думаю, сейчас в сон провалюсь. Но заснуть не могу – кашель пробирать начал. Днем я не кашлял, но только лег в койку – он начал меня душить. Кашлял, мордой в подушку уткнулся. Не могу остановиться! Спать-то с десяти до пол шестого, можно выспаться. Но жалко каждую минуту на этот кашель гнусный. Уснул через час-полтора...

Просыпаюсь на следующее утро от того, что громко врубили музыку. Такое чувство, что провалился в сон на пять минут и вот меня уже будят. Считают до десяти и все должны быть одеты. Быстро надо заправить шконари, по образцу натянуть одеяло, простыни. Потом сложить подушку треугольничком, специальным образом повесить полотенце. И выскочить на улицу, в курилку. Вышли, построились. Чувствую, носки и ботинки мокрые еще со вчера. Отстой! Настроение хреновое, на улице холодно, уже двадцать третье апреля, а холодина такая, как будто середина зимы. Надо напилить дров. Для этого надо пойти туда, где лежат баланы. Возле кочегарки столовой. Принести шесть баланов, их распилить, наколоть и сложить. Чтоб весь день топилась печка – иначе холодно будет, и ночью спать у нас не получится. Пошли таскать бревна. Принесли, давай пилить. Есть две двуручные пилы. Одна из них тупая, пилить ей невозможно. Чтобы погреться я первый схватился за пилу. С одним пилю – нормально получается! Он устает – пилю с другим. Но тот тунеядец! Когда пилишь, можно тянуть на себя и вниз тогда – получается нормальный пропил. Можно тянуть на себя и чуть-чуть жать, тогда пила идет более мене ровно, но практически ничего не выгрызает. А если тянуть на себя и немножко вверх, то пила еле касается зубчиками древесины, и проскакивает без напряга. Иногда попадались халявщики, кто-то нормально пилил. Я так для себя отмечал, на будущее. Даже по мелким характеристикам можно делать выводы о человек. Распилили эти бревна, заходит завхоз.

- Вот вам пачка “примы” и пачка “LD”.- пачка фильтров и пачка без фильтра. Вынес еще два литряка чифира.- Это вам на всех.

Нас всего человек пятнадцать. Пустили чифира по кругу. Я говорю

- Не-не, я эту дрянь не пью.- Все, естественно, обрадовались. По глотку лишнему достанется – для чифирастов уже кайф.

Начали делить сигареты. Выдали мне одну такую, другую такую. Я их убрал, пусть лежат потом – кому- нибудь отдам. Прошло две минуты, один подходит:

- Макс, дай сигарету.

- Держи.

Второму говорю, что уже отдал. Но желающие все подходят и подходят, по одному, тихонько спрашивают сигареты. “Отдал уже их! Нет нихуя!” На это каждый своим долгом считает попросить: “В следующий раз возьмешь – никому не отдавай, мне отдай!” Пол дня они подходили спрашивали эти две сигареты и столбили их на будущее. Идет снег. Снег надо убирать. Все, что за ночь нападало. Берем лопаты, расчищаем трапики, потом подметаем швабрами, чтоб доски были чистыми. Складываем снег в аккуратные кучки. Потом грузим их на носилки и уносим за забор.

После баланов вернулись в карантин, а тут как раз подходит проверка зоновская. Проверка проходит два раза в день: утром в десять часов и вечером в пять. Пятичасовая проверка заключается в том, что вся зона должна выйти на платц, где все проверяются, а карантин просто подходит строем, хором здоровается: “Здравствуйте, гражданин начальник!”, их пересчитывают по головам и все уходят. Завхоз делает доклад ДПНК и уходит. Суть в том, что все должны громко и четко крикнуть: “Здравствуйте, гражданин начальник!” Это не так просто, как многим кажется, потому что очень много идиотов, которые могут перепутать слова; дойти в ногу тоже не так просто, потому что есть много идиотов, которые могут перепутать ноги. А еще есть один гражданин начальник ДПНК, который любит, чтобы ему говорили не просто: “Здравствуйте, гражданин начальник!”, а “Здравствуйте, гражданин начальник! Жизнь в безопасности!” Он жесткий безопасник, и карантин должен кричать: “Жизнь в безопасности!” Его смена была один день из трех, и завхоз предупреждал, когда надо кричать: “Жизнь в безопасности!”

В тот раз была не его смена. Подходим, построились.

Здравствуйте, гражданин начальник!

И тут один тип по имени Хачик, что-то перепутал, или хрен его знает, во весь голос продолжает:

Жизнь администрации!

Вы читаете Реструкт
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

7

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×