одноразовым станком, я сбрил щетину с лица, сфоткался, отправил MMS, полностью счастлив, доволен. Тут мне звонят и говорят:
- Макс, Адольф умер! В тюряге, на Петровке!
- Как умер? Давно?
- Убили, или сам вскрылся... в камере мертвого нашли. Позавчера. А на следующий день Нестеров застрелился, Дима!
Макс Адольф.
Адольфа я знал не очень близко, но довольно хорошо. Это был один из самых радикальных членов политсовета НСО. Отлично справлялся с интеллектуальной пропагандой и пропагандой прямого действия. Писал зажигательные статьи, выступал на митингах с пламенными речами. Постоянно тренировался и самосовершенствовался. Он был идейным противником “жизни овоща”. За всю жизнь нигде не работал в обычном понимании этого слова. Но деньги у него были. Хотя на себя он практически ничего не тратил – не заморачивался на одежде, не тусовался по клубам, не снимал девок. Он весь был посвящен Идее. Не боялся и попачкать руки, разгоняя шавок и пидоров. Видимо в своих антисистемных действиях он стал слишком опасен для власти, и от него решили избавиться. Может быть его убили. А может, накопали нечто такое, что на свободе оказаться он больше не надеялся, а ждать, пока его сломают и заставят потянуть за собой соратников – не захотел? Он говорил мне как-то об этом варианте действий в случае ареста. Я тогда не придал значения его словам. Когда мусора убили Диму Боровикова, один мой товарищ спросил у Адольфа:
- А каким он был? Таким отморозком, как о нем пишут?
- Нет. Я его неплохо знал. Он был обыкновенным парнем, таким как ты, таким, как я.
Обыкновенные парни... Как же!
Нестерова я почти не знал. Виделись изредка в зале и на акциях. Но его “Скины. Русь пробуждается” в свое время срывали мне башню. Писал он под псевдонимом. Да и звали его на самом деле не Дима, а Рома, фамилия была другая. Он был лучшим другом Макса Адольфа. Помню, в “Билингве” они вместе на втором этаже, с балкона, кричали “Зиг Хайль!” Весело тогда было. Не знаю, что его заставило застрелиться... Может, понимал – раз взяли Адольфа, то и за ним скоро придут?
Курс на Соликамск.
Настроение ухудшилось, сел за столик, стал рисовать, чтобы отвлечься немножко. Начал рисовать одного наркомана, похожего на Гарри Поттера. Портрет для себя, тренировка.
Начинают разносить баланду. А я помню разговор с этим блатарем тощим, что если посуда келешеванная, то он жрать из нее не будет, он лучше страданет, потерпит. Он говорит:
- Макс дай миску.
- Какую миску?
- Ну, баланду пожрать.
- С хуяли?
- Ну, у меня миски нет.
- Я же тебе предлагал миску одноразовую. Ты ее выкинул. Сказал, что тебе не надо, и, если что, ты страданешь!
- Дай, блин, Макс!
- С какого хуя? Ты же не захотел с собой миску нести, когда была одноразовая от бизнес ланча, а сейчас ты страдануть не хочешь. Ты страдании, или вон, из келешеванной похавай.
- Да хорош ты, не по-товарищески!
- Ты мне не товарищ. Извинись за свою борзость сперва.
- Ладно, извини! Все, дай миску!
Ах, ты кишка такая! Ладно, дал ему миску, он похавал.
Всю ночь я читал “Гарри Поттер и дары смерти”, дочитывал книжку, и немножко общался с сокамерниками. Разговариваю я с одним парнем из Питера. Он смотрит на этого блатного, говорит:
- Понятия у тебя воровские, это тебе неприемлемо, то приемлемо... ты, поверь мне, на зону приедешь – вообще о них забудешь.
- Я не забуду, я стремяга!
- Ты знаешь, сколько я таких стремяг видел? Все забывали, как мурчать-бурчать, как только попадали на красную зону. Я был в Питере на “Яблоневке” – там как отобьют жопу, ноги и все что можно, вообще забудешь, как слово “неприемлемо” произносить!
- Да это козья зона, мне пофигу!
- Ну, козья так козья, пофигу так пофигу. Посмотрим.
И с парнем этим, Лехой, разговариваю. А что ты, откуда, за что сидишь? Он вполне вменяемый, начитанный и циничный. Стал ему объяснять про национализм, про революции и про то, что пока мы придем к власти – прольется много крови. Погибнут люди. Он говорит:
- Да пофигу на людей. Надо значит надо. Будем делать, потому что все это заебало.
- А людей тебе не жалко, женщины дети погибнут?
- Да плевать мне на женщин и детей. Они и так погибнут, только в “мирной” войне.
- Ты что – прикалываешься, меня передразниваешь, или на самом деле так считаешь?
