от волнения. — По дзоту, дальнобойной гранатой, взрыватель фугасный… — Длинная команда, повторявшаяся до этого сотни раз на учебных стрельбах и тренажах, приевшаяся до оскомины, сейчас, казалось, произносилась впервые в жизни. Слова «угломер», «уровень», «прицел» стали теперь весомыми, словно принимали на себя всю ответственность за точность стрельбы.
Прошло не больше секунды после того, как Саша произнес последнее слово команды, и вот уже где- то в вышине с шумом, напоминающим сердитое шуршание жухлых осенних листьев, пронесся первый снаряд.
Валерий, находившийся в это самое время на огневой позиции, принимал команды с раздвоенным чувством. Он был убежден, что Саша отлично справится со сложной стрельбой, но все же смутная надежда на то, что какая-нибудь непредвиденная случайность помешает Саше занять первое место, не покидала его.
Орудие вело огонь все интенсивнее, восьмиделенная вилка сменилась четырехделенной и затем двухделенной. Снаряды неумолимо приближались к цели.
После каждого выстрела Валерий подбегал к орудию и контролировал точность установок наводчика, совсем еще молоденького курсанта с круглым, как мяч, лицом. Придраться было не к чему, и Валерий с разочарованным видом отходил на свое место.
«Сейчас начнем беглый огонь, — думал он, — и отличная оценка у Саши в кармане».
Но тут он услышал голос связиста:
— Стой! Записать! Цель номер одиннадцать — дзот!
«Неужели все? Не может быть, наверное, генерал даст Саше еще какое-нибудь задание».
Предположение Валерия оправдалось. Через минуту связист передал:
— Левее один сорок, прицел восемь шесть, один снаряд, огонь!
«Перенос! — обрадовался Валерий. — Генерал проверяет, умеет ли Саша маневрировать огнем».
Он не ошибался. Гусаковский был очень доволен пристрелкой и решил дать Саше еще одну задачу. Для этого он разрешил ему выпустить пять лишних снарядов. Это была своеобразная премия за мастерство: генерал любил красивую, точную стрельбу.
Валерий снова подошел к орудию. Насупленный взгляд его быстро скользнул по угломерному кольцу панорамы, до барабану прицела. Так же быстро он приник к окуляру панорамы и вдруг возле самого сердца ощутил снежный холодок: точка наводки не совмещалась с перекрестием. «Сказать наводчику? Поправить самому? А что, если… Нет, это невозможно. Ну, а если ты просто не заметил? Разве ты не мог не заметить? Да что ты себя убеждаешь? В чем? Ты и так не заметил, неужели это тебе непонятно? И, в конце концов, есть наводчик. Вот этот самый, что стоит с таким восторженным взглядом, будто ему сейчас вручат награду за уничтожение фашистского танка. Молоденький несмышленыш с пухлыми щеками, которые, видно, совсем недавно целовала мамаша. Какой с него спрос? Да, ничего не было, совсем ничего не было. Все хорошо, все идет так, как и должно идти. Но нет, сейчас, именно сейчас нужно поступить иначе, нужно помочь Саше, нужно доказать, что я был и остаюсь его другом. Это необходимо, это дороже, чем все остальное».
— Наводчик! — крикнул Валерий. — Куда вы смотрите, черт вас побери?
— В чем дело, Крапивин? — тут же спросил старший на батарее. — Почему медлите?
— Товарищ лейтенант, — четко отрапортовал Валерий, — наводчик допустил ошибку.
Лейтенант Курилов, недавний выпускник училища, старавшийся все время быть серьезным и озабоченным, быстро подошел к гаубице. Щеки наводчика вспыхнули ярким пламенем.
— Да-а-а, — протяжно сказал Курилов, посмотрев в панораму. — Так можно запросто подложить стреляющему самую обыкновенную свинью.
Курсант быстро исправил наводку, волнуясь, доложил о готовности.
Гаубица рявкнула. Стрельба продолжалась.
После того как Саша отстрелялся, наступил небольшой перерыв.
— Хорошо, что вы вовремя заметили, — сказал Курилов Валерию, — иначе после такой отличной запевки была бы испорчена вся песня.
— Стрелял мой лучший друг, товарищ лейтенант, — проникновенно произнес Валерий. — Фронтовой.
Курилов одобрительно кивнул головой и отошел. Позади Валерия хрустнула ветка. Он обернулся. Почти рядом с ним стояла Анна. Глаза ее были печальны и жалки.
— Он уже отстрелялся? — тихо и смущенно спросила она.
— Кто? — нахмурился Валерий.
— Саша.
— Да! — вдруг недружелюбно сказал Валерий. — Отстрелялся! Ну и что? Тебе-то какое дело? Что ты ходишь за ним по пятам? Что?
— Дурак, — почти ласково сказала Анна. — Дурак, если ты даже этого не можешь понять.
— А ты умная? Он любит другую. Слышишь, другую!
— Он будет любить меня. Будет! Понятно?
Анна озорно сбросила с головы Валерия пилотку, потрепала его за вихор и неторопливо, с гордым, независимым видом пошла прочь.
После того как батарея вернулась с боевых стрельб, Валерий рассказал об этом разговоре Саше и предложил сходить в батальон связи. Саша согласился.
— Только прошу тебя, не говори мне больше о вечной любви, — засмеялся Валерий.
— Я иду, чтобы попрощаться, — задумчиво сказал Саша.
— Верная мысль, — одобрил Валерий. — Тем более что скоро уже на фронт, и если там доведется целоваться, так только с землей во время обстрела.
Они отправились в батальон. Миновав целый поселок фанерных, похожих на игрушечные, домиков, они вышли на боковую линейку и очутились на чистой ровной поляне. Девушки-связистки занимались строевой подготовкой. Они выстроились в две шеренги. Пилотки чудом держались на пышных волосах, глаза светились озорством, лукавством и нетерпеливым желанием побыстрее разделаться с нудными и однообразными строевыми упражнениями.
Саша не впервые видел строй девушек в военной форме, но всякий раз ему казалось, что и форма, которая так ладно сидит на мужчинах, и весь этот строгий уставной порядок, и резкие, не допускающие возражений команды, — все это не для девчат.
Перед строем неторопливо и грузно прохаживался невысокий, крепкий в плечах и коротконогий старшина. На лице его застыло мрачное, угрюмое выражение. Казалось, он проводит эти занятия лишь под страхом строжайшего наказания.
Саша и Валерий остановились неподалеку под деревом. Многие девушки их тотчас же приметили, и по рядам промчался приглушенный говорок.
— Смирно! — взревел старшина. В голосе его слышались обида и отчаяние. — Нале-е-во!
Строй выполнил команду. Раздался гулкий, вразнобой, стук каблуков.
— Горох! — заорал старшина таким тоном, будто произошло непоправимое.
Послышался едкий негромкий смешок.
— Рядовой Николаева! — грозно прошипел старшина, и Саша удивился, как это он мог так быстро определить виновника.
— Товарищ старшина! — вдруг смело обратился к нему Валерий, подходя поближе и одновременно подмигивая Саше. — Ну как вам не жалко так жестоко гонять чудесных милых девушек? От строевой подготовки они не станут более изящными.
Девчата с откровенной радостью уставились на него и притихли, ожидая грозы.
Старшина даже не обернулся. Он стоял на прежнем месте, словно его врыли в землю.
— Я хотел бы узнать ваше мнение по поводу поднятого мною вопроса, — настаивал Валерий.
— Сейчас поставлю в строй, — медленно, отделяя одно слово от другого продолжительными паузами и чуть скосив маленькие пронзительные глазки на Валерия, пообещал старшина.
— В такой строй — с удовольствием! — весело и обрадованно воскликнул Валерий.
Строй взорвался смехом.
