— Андрей, — тихо ответил Обухов, и складка на лбу прорезалась еще глубже. — Мне здесь больше невмоготу. Прошусь вместе с вами. Там будет легче. А здесь — будто бросил его на произвол судьбы.
Саша не привык слышать от Обухова жалоб. С жалобами обращались к комиссару.
— Как вы твердо верите, — восхищенно сказал Саша.
— Вас отпускают на фронт? — спросил Валерий.
— Пока нет. Но добьюсь.
Обухов надел шинель, затянулся ремнями, порывисто надвинул на лоб фуражку.
— На вокзале будет митинг. Все скажу там. Обещаете писать? — вдруг как-то виновато спросил он. — Просьба эта надоедливая, при любых проводах ее можно услышать. И все же — пишите. — Он распахнул дверь. — Писать-то мне больше некому, — добавил Обухов, и его слова тотчас же унес ветер.
На станцию они добирались всю ночь. Станция, где их ждали теплушки, была деревянная, неказистая, затерявшаяся в тайге. Грузились на рассвете. Излизанные шершавыми языками метелей сосны долго не пускали на скрипучую платформу проглянувшее между туч солнце.
Едва закончился короткий митинг, как к платформе подполз, тяжело разбрасывая косматые глыбы пара, разгоряченный паровоз. Он притащил за собой запыленные вагоны. Пассажиры, толпясь, выскакивали на скрипучую платформу. Кто мчался за кипятком, кто пытался сменять какую-нибудь вещь да продукты. Слышался густой, неумолчный говор, плакали дети, какая-то женщина надрывно голосила. Молодые девчата пели частушки.
Саша сидел на платформе, свесив ноги. Давно он не видел пассажирских поездов, сутолоки вокзалов. Война, война… Всех подняла на ноги, всех поразбросала, разметала. Вот и эти люди снялись с насиженных гнезд и едут теперь в новые, неведомые края. Матери, жены, старики.
Совсем неожиданно возле одного из вагонов Саша увидел невысокую худенькую женщину в осеннем поношенном пальто и теплом платке. Она держала в руке маленький алюминиевый бидончик. Ей нужно было, видимо, сходить за кипятком, но она не решалась отойти от вагона, боясь, что тронется поезд. Люди торопливо пробегали мимо.
— Мама! — воскликнул Саша и в несколько прыжков очутился возле нее.
Она стремительно обернулась к нему и, тихо вскрикнув, прильнула головой к его груди.
— Сынок, — прошептала она, и бидончик, глухо звякнув о рельс, покатился по щебню насыпи.
Они жадно смотрели друг на друга.
— Куда ты едешь? — наконец спросил Саша.
— А ты? Неужели на фронт?
— Да, мама, на фронт. Закончил училище, — сказал Саша. — Давай присядем.
Они отошли в сторонку, сели на сосновые бревна. Пахло хвоей, горячим мазутом, пресной водой, что широкой струей лилась из трубы водокачки в паровозный тендер.
— А ведь немцы сейчас уже на Волге, — дрогнувшим голосом сказала мать.
— Да, но скоро все изменится, вот увидишь, — убежденно сказал Саша. — Не тревожься. Я уже воевал, и ничего со мной не случилось. Расскажи о себе.
— Что о себе? Здорова, эвакуировалась на Кавказ, а сейчас — в Сибирь. Буду работать в школе. Ты знаешь, Сашенька, — заговорила она вдруг торопливо и взволнованно, словно боялась, что кто-нибудь помешает ей досказать все, что было необходимо. — На станции я встретила отца Жени. Но он ничего не знает о ней. В первые дни войны она поехала на заставу и так и не возвратилась. Отец и мать уехали, не дождавшись ее.
— И это все? — встрепенулся Саша.
— А ты теперь лейтенант, — сказала мать, осторожно притрагиваясь пальцами к самодельным кубикам, красневшим в зеленых фронтовых петличках шинели.
— Да, лейтенант, — рассеянно подтвердил он, тревожимый одной и той же неотвязной думой. — Значит, он ничего больше не рассказал?
— Ничего.
Саша не слышал, как прозвенел станционный колокол. Торопливо и возбужденно загудел паровоз.
— Я останусь, — сказала мать.
— Нет, что ты, — вскочил на ноги Саша. — У нас воинский эшелон. И скоро отправка.
Ему вдруг захотелось громко сообщить всем о том, что он так нежданно-негаданно встретил мать, но все уже бежали к вагонам, поспешно вскакивали на подножки. Мать схватила руками голову сына, Целовала его щеки, лоб, глаза, губы. Потом стремительно побежала в вагон.
— Я сейчас, сейчас, подожди, сынок, — задыхаясь, повторяла она, расталкивая стоявших в тамбуре людей. — Пропустите же меня. Пропустите, пожалуйста.
Вскоре она высунулась в окно, держа в руках большой полосатый арбуз. В этот момент лязгнули буфера, и поезд тронулся.
— Возьми, Сашенька, скорее! — крикнула мать.
Арбуз был так велик, что еле протиснулся в приоткрытое окно. Саша подхватил его и пошел вслед за вагоном.
— А бидончик, — вдруг вспомнил он, растерянно оглядываясь по сторонам. — Ты же оставила бидончик!
Мать махнула рукой. Слезы мешали ей видеть сына.
Саша бежал за вагоном, но поезд уже набрал скорость. Еще несколько секунд, и лишь перестук колес в таежном лесу да сизоватое облако пара, запутавшееся в старых разлапистых ветвях, напоминали о нем.
Саша долго смотрел на убегавшие в сосновую чащу рельсы, прижав к шинели арбуз.
«Она так и не успела рассказать о себе, — с горечью подумал он. — И раньше она никогда не успевала…»
— Арбуз! — завопил Валерий, увидев Сашу еще издали. — Вот уж не представлял себе, что в тайге растут такие красавцы!
Бельский тут же вытащил из кармана финку. Кто-то из курсантов положил арбуз на сухую траву и тихонько дотронулся до него острым лезвием. Арбуз сразу же распался на две ярко-красные сахаристые половины.
— Самойлов — волшебник! — воскликнул Вишняков.
— Никакого волшебства, — заявил старшина Шленчак. — Я сам видел, как одна женщина продала ему этот арбуз. Верно я говорю, курсант, то есть, лейтенант Самойлов?
— Не совсем, — тихо ответил Саша. — Я не покупал. Мне дала его мать.
— Мать? — радостно спросил Сашу подошедший к ним Обухов. — Чудесная встреча. И неожиданная, как все в наши дни. Она ничего не знает об Андрее?
— Об Андрее? — Саша только сейчас понял, что очень виноват перед Обуховым. — Нет, ничего.
— Дайте-ка и мне скибку, — попросил Обухов.
Тревожно заголосила труба, и выпускники полезли в теплушки. Обухов каждому пожал руку.
Кто-то запел песню. Ее подхватили. Состав медленно тронулся. Саша долго махал рукой одиноко стоявшему на платформе Обухову и жалел, что комиссара не отпустили вместе с ними на фронт.
Когда теплушки полетели мимо таежных дебрей, Валерий присел на нары возле Саши и тихо сказал:
— Ты знаешь, Анна исчезла.
— И ты до сих пор молчал?
— Я узнал об этом перед отправкой на станцию. Ленка прибежала как сумасшедшая. Она искала Анну. Говорит, что уже сутки ее нет в батальоне. Мне кажется, она удрала на фронт.
— Ты это серьезно? — недоверчиво спросил Саша. — Она говорила, что ненавидит войну и боится погибнуть.
— Их трудно понять. Ну да бог с ними, с девчатами. Считай, что инцидент исчерпан.
— Но куда она могла исчезнуть? — взволнованно спросил Саша.
