рыбаки? Но зачем тогда использовать кодовые слова? Возможно, впрочем, это были люди из ГРУ или внешней разведки КГБ, которые часто находились на советских рыболовных судах, рассеянных по всему миру. Но если так, то почему они решили выйти в эфир на открытых частотах и прямым текстом? Почему не использовали аппаратуру засекречивания? Тут он вспомнил о судьбе «соседей» и похолодел: термин «двухсотые» в советских Вооруженных Силах означал отнюдь не отдых в Крыму, а мертвые тела. В сочетании с другим подслушанным словом из загадочного радиообмена — «нейтрализацией» — напрашивалось простое логическое заключение: «соседям» уже не доведется увидеть «утку», чем бы она, мать ее, ни являлась! И что это за «утята»?! Подумав еще минуту, Лейтенант решил, что лучше всего будет доложить по команде. Кстати вспомнилась и армейская поговорка: «Пускай лошадь думает — у нее голова большая!»
Первым на пути Лейтенанта оказался симпатяга-Семеныч, который с полным вниманием отнесся к сообщению юного коллеги. Запершись в своем крохотном кабинетике, он со все более мрачневшим лицом несколько раз внимательно прослушал разговор на пленке.
— Ты сделал копию? — наконец спросил он Лейтенанта.
— Нет! — быстро ответил тот и покраснел: на самом деле копию он все же сделал, но по необъяснимой причине соврал старшему по званию и должности.
Семеныч пристально посмотрел на пунцовое лицо юноши:
— Ты уверен? Может, забыл? А?
— Нет, товарищ подполковник! Зачем мне это? — Лейтенант стремительно прошел точку невозврата и ужасно расстроился: он так и не понял, почему решил соврать столь уважаемому им человеку.
— Ну да, зачем она тебе? — вдруг быстро согласился Семеныч. — Так вот: никому ни слова! Черт его знает, что это такое! Я передам куда надо! Понял?
— Ильичу тоже ни о чем не говорить?
— Нет! У нас есть правило: чем меньше знаешь, тем лучше спишь!
— Я думал, в разведке наоборот!
— Да ты, парень, перепутал немножко! Мы должны знать все о противнике, а не о делах начальства! Теперь дошло?
— Так точно!
— Вот и хорошо! Завтра мы с тобой полетим за «Совиспаном». Заодно и передадим кассету кому следует. Еще раз: помалкивай и вида не подавай, что тебе что-то известно! Я вас, пацанов, знаю: будешь теперь ходить, пыжиться, героя корчить — как будто яичко снес!
Ни опытный Семеныч, ни совсем молодой еще Лейтенант не догадывались, что за давно не мытым, покрытым плотным налетом красной африканской пыли окном кабинета их диалог внимательно слушал человек, хорошо понимавший русский язык. Когда разговор закончился, он, довольно скаля акульи зубы, занес его содержание в маленькую записную книжку с размашистой золотой надписью «70 лет Октября» на пухлой обложке из красной искусственной кожи. Он понимал, что эта запись, пожалуй, самая важная в потертом за три года постоянного использования блокноте, а потому ожесточенно сопел и часто стирал пот с лица, которое стало еще краснее, чем обычно.
Наступил обеденный перерыв. Группа советников погрузилась в обшарпанную «буханку» и поехала домой. Лейтенант не спешил подниматься в недавно предоставленную ему отдельную квартиру (таким образом его поощрили за успехи в постижении азов радиоэлектронной борьбы). Минут пятнадцать он бесцельно болтался в фойе миссии, надеясь увидеть предмет своих ночных видений и демонстрируя притворный интерес к древним информационным стендам времен гэбиста Андропова и временщика Черненко. Отец Татьяны — полковник Фридриховский, в прошлом хохол и десантник, а сейчас москвич и замполит — был мудрым циником. Он сразу решил, что лучший способ достижения нормальных отношений со старшим миссии и максимального продления срока заветной валютной командировки — это не слишком усердствовать в своем главном и обязательном деле — информировании вышестоящего политического начальства о грехах главы коллектива. Поэтому-то на стендах в фойе можно было по-прежнему видеть пожелтевшие от времени, влажности и табачного дыма статьи о выполнении Продовольственной программы и рукописную критику рейгановских «звездных войн». Поэтому-то в Уамбо и царила, прямо скажем, редкая для Советской Армии межвидовая гармония командира и комиссара. Поэтому-то для юной красавицы Тани и было сделано исключение из правил, которые однозначно ограничивали район пребывания детей советников Луандой и парой других более или менее безопасных мест.
Проходивший мимо переводчик Сашка посоветовал:
— Слышь, Лейтенант, солдаты воду нашли! Иди краны включать!
Дело в том, что хранившийся в ванных запас технической воды пополнялся лишь два раза в неделю с помощью сделанной полвека назад советской водовозки. Ровесник реликтовой автоцистерны — пожилой негр-уборщик Сабино — садился за руль. К нему, вооружившись до зубов, присоединялся советский солдат, и интернациональный экипаж выезжал за город на поиски лужи с дождевой водой. Обнаружив оную, они высасывали ее с помощью многократно залатанного шланга. Вернувшись же в миссию, закачивали похожую на нефть бурую жидкость вместе с микробами, амебами и лягушками в систему. При этом из смесителей по всей миссии доносился тоскливый вой, как будто некий демон ныл из подвала: «Паскуууды, освободииились…». Когда это происходило в последний раз, Лейтенант, как и положено, открыл краны и отвлекся на приготовление пищи. Но по какой-то загадочной причине вода не набралась. Семеныч, к которому он обратился за помощью, понимающе улыбнулся и тут же показал ему на небольшой кран в стене возле входной двери квартиры. Кран был закручен до упора.
— В кругу друзей е…лом не щелкай! — жизнерадостно порекомендовал тогда подполковник, имея в виду, что краны сами по себе закрываются лишь в голливудских фильмах ужасов.
Лейтенант принял совет к сведению и на этот раз решил быть готовым к отражению ничем не спровоцированной агрессии. Бегом поднимаясь по открытой всем ветрам лестнице — одной из особенностей жилищного строительства в Африке, — он едва не опрокинул спускавшуюся по ней Татьяну.
— Здравствуйте! — слегка опешив от неожиданности, поздоровалась она. — А я уже решила, что вы работаете без перерыва!
Тут она покраснела, поняв, что, возможно, поторопилась со столь явным выражением своего интереса к этому симпатичному молодому человеку. Впрочем, тот, казалось, не услышал ее слов, так как в этот момент весь дом завибрировал и наполнился воем: включили помпу для закачки воды.
— Быстрее! — Лейтенант помчался наверх, увлекая за собой девушку и на ходу рассказывая о причине спешки.
Последние два пролета они поднимались на цыпочках, дабы не спугнуть злоумышленника. Уже на подходе они услышали напряженное пыхтение и приглушенные ругательства. Когда Лейтенант и Таня осторожно выглянули из-за угла, они не смогли сдержать смеха. Перед наглухо закрытым краном со снятой ручкой стоял на коленях преподаватель училища имени Спенсера — полковник Жуков. Его немалых размеров зад, плотно обтянутый форменными брюками, колыхался и подрагивал, как у хищника, терзающего свою жертву. Работник умственного труда то и дело ронял интеллигентские очки и шептал совсем не интеллигентские «Бл…дь!» и «Сука!», пытаясь повернуть металлический корешок крана мягкими бессильными пальцами. Надо сказать, что Жуков с женой проживали в квартире прямо над нашим героем. По-видимому, мощности насоса не хватало, чтобы подать воду и на их этаж.
— Товарищ полковник! — без всякого сочувствия вымолвил наконец Лейтенант. Полковничья задница мгновенно застыла. — Я его молотком заколотил! Так что вам даже плоскогубцы не помогут! Если в следующий раз вы меня попросите, я закрою свой смеситель на пятнадцать минут и сначала дам набрать воды вам! Хорошо?
Застигнутый на месте преступления Жуков, все еще стоя на коленях, повернулся и посмотрел на Лейтенанта. В его маленьких поросячьих глазках светилась такая искренняя ненависть, что у нашего героя тут же пропало желание продолжать. Полковник молча встал с колен, надел очки и, шлепая резиновыми тапочками, с достоинством удалился, так и не проронив ни слова.
— Вряд ли он будет просить! — сказала Таня, глядя вслед удаляющемуся филе в брюках. — И я бы на
