заложника, так сказать.
Магистр пару секунд смотрел на тварь под ядовитой стрелой, словно ожидая от нее совета. А может, и правда – ожидая. Может, он дождался и заговорил, озвучивая не свое, а чужое решение. Непростое, судя по всему.
Крестоносец медленно покачал головой:
– Я не могу вам этого позволить! Я не только Верховный Магистр Ордена, но и Хранитель Черного Креста. И я не стану отдавать его в чужие руки.
– Вообще-то, если ты не заметил, он уже в чужих руках.
– У меня нет веры вам.
– Это твои проблемы, – Змейка была неумолима.
– У Черного Креста нет веры вам.
Значит, действительно, решение сейчас принимает не Йохан, а Крест. Вероятно, между Инквизитором и мутантом имеется какая-то ментальная связь.
– Это его проблемы, – снова просто и коротко ответила Змейка. Она не сильно заморачивалась по поводу затруднений, которые испытывал сейчас собеседник. – Или ты отдаешь Крест, или…
– Я не могу, – простонал Магистр.
– А придется.
– Отдать Крест чужакам – все равно, что погубить его, – прозвучал тихий, полный тоски и отчаяния голос Инквизитора. – Вы не сохраните ему жизнь. Вы будете его бояться, а значит, убьете.
«Вообще-то логичное умозаключение», – подумал Виктор. В спор он решил не вмешиваться, так как не видел компромисса, но пока эти двое торгуются – Костяника жива. И это сейчас самое главное.
– Вам нужна карта, мне нужен Черный Крест, – продолжил Магистр чуть более твердым голосом. – Я готов к обмену, но вынести Крест из этой башни я не позволю.
– Да? – раздраженно фыркнула Змейка. Похоже, такого упрямства Стрелец-баба не ожидала, и что делать теперь, она не знала.
– Карта лежит в сейфе, – напомнил Йохан. – И код замка знаю только я.
– А он, – Змейка задумчиво глянула на увязшего в косе «паука», – полностью тебя контролирует и не позволит тебе выдать шифр даже под пыткой…
– Вы пришли за картой, – холодно произнес Магистр. – Значит, пока она не у вас, Черный Крест будет жить.
Железная логика – не подкопаешься. И все же Змейка смогла.
Она нашла решение, которое, как оказалось, лежало на поверхности.
– Но твой Крест контролирует тебя, пока он жив сам. Если он сдохнет, то и ты, и твои люди перестанут зависеть от него, – прищурилась она. – Значит, вся ваша преданность и верность улетучатся как дым.
Это было лишь предположение. Оно могло быть верным в той же степени, в какой могло оказаться ошибочным. А выяснить все наверняка можно только экспериментальным путем. Эксперимент был смертельно опасен, но, похоже, Змейка…
– Не-е-е-е…е…
Она решилась на это.
– …е-е-е-ет!
То ли осознав, что задумала Стрелец-баба, то ли прочитав все по ее глазам, Йохан в отчаянном рывке бросился к Змейке.
Но за миг до того длинный рыцарский меч ударил в подлокотник кресла. По той самой кнопке. Магистр сумел дотянуться до нее самым кончиком клинка, но и этого хватило. Не было ни вылетающих из тайников стрел, ни грохота выстрелов, ни взрыва, ни хруста проваливающегося пола или треска обрушивающегося потолка. Кнопка в кресле нужна была для другого.
За плотно запертой дверью послышался приглушенный звук, похожий на унылое завывание волкопсовой стаи.
Дверь распахнулась.
В помещение ворвался оглушительный вой сирены. На пороге появились два Инквизиторских Стрельца с короткоствольными пистолетами-пулеметами, один арбалетчик с заряженным самострелом и пара вооруженных самопалами рыцарей.
Вот, значит, какого сигнала ждали за дверью телохранители Магистра!
Стража уже вскидывала оружие, когда меч Йохана начал движение к голове Змейки. Но и стража, и Магистр опоздали.
Наконечник стрелы и шип иглоноса уткнулись в темную крестовидную прорезь чуть раньше.
Крест мог бы
Шип – это всего лишь шип. Он слишком примитивен. Тут попросту не на что
Как отменить движение покатившегося с горы камня? Катящийся с горы камень не остановишь силой мысли и воли. Просто потому, что камень не способен воспринимать чужие мысли и чужую волю. Потому что собственных у него нет. Ни мыслей, ни воли. Камень слишком туп, и в этом заключается его преимущество и право катиться туда, куда он катится.
Шип иглоноса мало отличался от камня. Выпущенный из гнезда, он способен только жалить и убивать, убивать и жалить…
Катиться с горы – и ничего более.
Сначала Крест почувствовал укол острого металла, проникшего сквозь щель защитной раковины. Это было больно, однако не смертельно.
Но когда до его скрытой в раковине нежной плоти достала ядовитая игла, когда игла ужалила и когда шип впрыснул свою жгучую отраву…
Боль – дикая, немыслимая, невообразимая БОЛЬ – разорвала Крест на части. Стерла его в порошок. Размяла в слизь. Сожгла в пепел. Уютная раковина, до сих пор защищавшая его от опасностей внешнего мира, превратилась в плавильный тигель, из которого не было спасения. Тигель, который неспешно переплавляет живое в мертвое.
Крест больше не осознавал ни себя, ни того, что было вокруг него. Крест умирал, и его смерть была мучительна, как и любая смерть, вызванная ядом иглоноса. Однако умирал не только сам Черный Крест. Вместе с ним корчились и гибли те маленькие незримые крестики, которыми он помечал своих слуг, которые давно и прочно слились с чужим разумом и опутали его надежной паутиной.
Смерть крестовидных печатей тоже была мучительной для их носителей.
Верховный Магистр Святой Инквизиции Йохан Остландский дико взвыл. Выронив меч, он схватился за лоб, на котором многократно отпечатывался и в который раз за разом впитывался след Ковчежца. Катаясь по полу, Йохан раздирал ногтями кожу над бровями, но боль терзала голову изнутри, и добраться до ее источника не было никакой возможности.
На пороге и за распахнутой дверью бились в судорогах телохранители Магистра.
Виктор не сомневался: то же самое происходит сейчас по всей крепости. Да что там крепость – по всей принадлежащей еще Инквизиции территории Ордена. Черный Крест умирал, и крестоносцы переживали его смерть очень болезненно.
Пронзительно, словно плакальщица, убивающаяся из-за нанизанного на стрелу мутанта-божества, выла сирена, но на ее зов больше никто не спешил.
Виктор подошел к креслу Магистра. Нажал на разрубленную кнопку. Сирена, от звука которой уже