Заговор, которого не было...

Выпивают они, но не больше других. Этим но­жом острым хлеб резали. А ушли, стал он искать нож, чтоб лучинку для зубочистки выстрогать, а ножа и нет. Точно — братья и взяли.

—

А откуда знаете, что братья?

—

Так они и сами себя так зовут. Брат да брат.

—

Может, в бандитском значении — братан?

—

Нет. Братья, точно и есть братья. Похожие,

обоє рас­ косые глазами.

—

Так, может, одной национальности и все?

— 

Нет, точно братья. Их все, кто даже имен не знает, братьями и кличут.

—

А кто все?

Вышли еще на двоих знакомых братьев.

Круг поиска братьев по крови сужался.

Оставалось всего ничего: найти убийц и получить их признания.

Постепенно удалось и это сделать Михаилу Коржеву. Но времени на расследование убийства Кордина, при та- ких-то следках, ушло, как ни странно, гораздо больше, чем тогда, в начале следствия, казалось.

На втором этапе поиска уже конкретных, казалось бы, известных следствию преступников, было особенно важно создать, что называется, их психологический портрет...

Первое, на что обратил внимание молодой следова­тель, — особая дерзость и чрезмерная жестокость убийц.

Убить человека для них как стакан воды в жару выпить. Не просто в удовольствие, а в охотку. То есть без проблем, и приятно.

Убивали конечно же ради наживы. Но словно бы и в ра­дость, с

куражем.

Как будто самоутверждались через издевательства и надругания над жертвами.

О чем это говорит? Скорее всего о том, что убийство у них не первое. И, увы, не последнее. Должен за ними тя­нуться след: есть кровь и до убийства Кордина, будет и пос­ле. С одной стороны, надо быть с ними предельно осто­рожными, — они пойдут до конца. С другой стороны, надо спешить. Чем быстрее и талантливее окажется он, следова­тель прокуратуры Михаил Коржев, тем больше человечес­ких жизней удастся сохранить.

— Должен быть след, а может и следы, — решил Ми­хаил.

Он думал об этом деле, листая страницы других дел, ведя допросы свидетелей, потерпевших, подозреваемых по этим другим делам, а перед глазами стояли наглые, воз­бужденные только что пролитой кровью братья и третий, Дробов.

Дробов уже сидел. С ним еще работать и работать. Не все он рассказал. Не все.

Может быть, стоит, параллельно с допросами

Дробова, начать искать следы банды в других городах. Искать, срав­нивать аналогичные преступления в других городах, хотя бы для начала городах Поволжья.

Или все-таки делать упор на допросы

Дробова, он рано или поздно купится в ходе допроса, попадет в тонко рас­ставленную ему ловушку? Но чтоб расставить ловушку, нужно иметь для нее подходящий материал.

И Михаил сел писать запросы в органы милиции и про­куратуры городов Поволжья.

А тут и Дробов стал «колоться». Поняв, что висит убий­ство на нем одном, сдал он братьев Ахтаевых.

«Важняк» Генпрокуратуры советует...

Когда следователю Кировской областной прокуратуры удалось доказать, что ряд убийств с особой жестокостью владельцев транспортных средств совершен в приволжс­ких городах одной группой лиц, дело было передано в Ге­неральную прокуратуру.

Возглавил группу (или бригаду, как принято в прокура­туре) один из опытнейших прокурорских «важняков» — старший следователь по особо важным делам при гене­ральном прокуроре России Александр Михайлович Доб­рынин.

К нему и зашел в тот вечер Михаил Коржев, вызванный в Москву и включенный в бригаду Добрынина.

К слову сказать, Добрынин руководил расследованием сразу нескольких сложных дел и, убедившись, что молодой следователь из Вятки с делом об убийствах автовладельцев вдоль Волги справляется, над душой не сидел, давал «пору- лить» самостоятельно.

Проведя очередной допрос

Дробова в СИЗО в Вятке, помотавшись на встречи с сыскарями и следователями об­ластных прокуратур вдоль Волги, Коржев приехал в Моск­ву и зашел, как говорилось выше, к Добрынину.

— 

Хорошо живете, Александр Михалыч, — улыбнулся он, выпуская клубок дыма. Курили в то время оба, почти не выпуская сигареты изо рта. Это Добрынин уже после «дела Ахтаевых» курить бросил.

—     

А что тебе не нравится? — шутя насторожился Добры­нин.

—

Да вот, гляжу, попугая завел. На моем молодом веку вы — первый «важняк» с попугаем. Я благодаря занятию дочки изобразительным искусством историю живописи хорошо изучил. Знаю, были известные картины «Мадон­на с младенцем Христом» или вот «Дама с горностаем», «Графиня с карлой на берегу пруда»... Вот бы с вас напи­сать портрет кисти Шилова «Важняк» с попугаем»... Класс...

—

Ты все шутишь, а мне тут не до смеха, Миша. Демина на Кавказ послали, а он холостой. Вот и принес мне попу­гая, чтоб я его кормил, поил, веселил. Дома боюсь держать: кот — хулиган. Держу на службе. Днем он ничего — что-то там курлыкает, не мешает. А на ночь закрываю от света рекламы жениным платком. Так и живем.

Михаил устало расположился в неудобном, продавлен­ном кресле. Вечно в подразделениях прокуратуры на мебе­ли экономят. Вон коммерческие структуры с ремонта офи­сов и подбора мебели начинают, а мы об этом в последнюю очередь думаем. Вечно в России в присутственных местах мебель казенная и скучная.

—

Чего загрустил сразу?

—

Думаю. Вот банки отстраиваются, новейшую мебель покупают, а мы?

—

А ты посмотри — где банки, а где мы. Банки вон по­закрывались, те, что остались, большие кадровые сокра­щения пережили. А у нас кадров вечно не хватает.

—

Так, с другой стороны, кому охота в дерьме рыться. Людей можно понять...

— 

Кому-то надо и страну от дерьма отскабливать. Ты чего пришел, на судьбу пожаловаться? Так сочувствия не найдешь. У всех у нас такая жизнь. Если что конкретное, говори.

Михаил словно не слышал поставленного вопроса, за­думчиво оглядел скромный кабинет прокурорского ге­нерала:

— 

И машинка у вас старенькая. «Ундервуд» какой-то. Кто сегодня на «Ядрани» печатает обвинительные заклю­чения? Ее так и называют — «Ядрянь». Пора, Александр Михалыч, на компьютер переходить.