— Фамилию этого капитана. Я его даже видел, когда лежал, будто без сознания. Дылда длинный такой, и форма на нем мешком.
— Ну?
— Червяков. Капитан Червяков.
— Иначе говоря, капитан Прокопьев, — сказал Павел Иннокентьевич.
— Почему? — смутился Леон. — Червяков…
Но Анна Игнатьевна его перебила:
— А ты не ошибаешься, Паша? Тот самый?
— И к бабке не ходи. Он! Я вспомнил.
— А я ведь его знаю. Андрей Андреевич. Он и впрямь был военным. А когда начались все эти пертурбации с конверсией, когда военнослужащих стали сокращать, он устроился в нашем Дворце культуры библиотекарем. Основал музей города и поделил народ на казаков и варяг. С него-то и началась партизанщина.
— Вот видишь, разве это не в духе наших спецслужб — сеять рознь и вражду? Так легче управлять.
— О ком вы так интересно говорите? — спросил Ал. — Словно о шпионе каком.
— А он и есть почти шпион, — ответила Анна. — Только сугубо наш. Носит сейчас одну фамилию, а Паша знал его когда-то под другой.
— Зачем ему это надо?
— Откуда мы знаем? Это, наверное, с советских времен, когда все друг за другом следили. Я когда его узнал, телегу, идиот, накатал. Стукач новоявленный. Мне же и вдули.
— Понятно, — кивнул Леон. Ему, как бывшему попутчику Гаева, было кое-что известно. — Вот почему вас, Павел Иннокентьевич, на столько лет с Анной Игнатьевной разлучили?
Гаевы ничего не ответили. Супруги грустно смотрели друг на друга, а в глазах Ани читалось: «Паша, Паша, ты такой умный, а дурак».
— Да разве меня одного? — произнес Павел Иннокентьевич. — После той трагедии весь состав отдела поменяли. И я догадываюсь о причине… Все тот же Прокопьев или, как вы его называете, Червяков.
— Просто главный персонаж, — прокомментировал Ал.
— У нас же все через голову кувырком делается. Вместо того, чтобы одного куда-нибудь отправить, дюжину людей разогнали.
Анна удивилась:
— Из-за Червякова?
— Знаешь, Нюра, я ведь тогда телегу не просто так накатал. Я его когда увидел, начал потихоньку им интересоваться. Сперва чисто из патриотических побуждений, может, правда враг или какой скрывающийся уголовник. И совершенно случайно узнал, что внеочередное звание капитана Прокопьев получил за проявленное мужество.
Ал побелел.
— Вы хотите сказать?..
— Да. Старший лейтенант такой-то не растерялся в экстремальной ситуации и спас некоего Мальчика.
Тишина повисла в доме! Кровавая тишина.
Ольга подошла к Алу, обняла его, снова прижалась щекой к его груди и прошептала:
— Опять заботы?
— Бросьте, ребята, вам его не разжаловать. Я тоже хотел выставить счет за Юрия Матвеевича, но сам заплатил с процентами.
Молодой человек взял девушку за подбородок, повернул ее лицо к себе и посмотрел ей в глаза.
— Вот так, Олечка. За три дня — целая жизнь. Другому человеку лет на тридцать хватило бы… Даже имя убийцы своего бати узнал.
— Алеша, не корчи из себя Гамлета, — позвала его Анна Игнатьевна, — вы вроде все свои дела сделали? Нашли Леона, Леон — вас. Что еще? Займитесь чем-нибудь полезным.
— Гонишь нас прочь?
— Ну почему гоню? Вначале пообедаем. Я такие щи сварганила…
— Тс-с! — Ал вдруг поднял палец вверх. — К нам гости. И не простые, а милиция.
Ольга отстранилась от Ала, прислушалась.
— Ага, — сказала она. — Я тоже узнаю этот движок.
— Вы что-нибудь слышите? — удивленно спросил Гаевых Леон.
Те отрицательно покачали головами.
— Хотя, нет, — напряглась Анна. — Кто-то едет… Ну и слух у вас, ребята.
— У нас не только слух, Анечка, но и обоняние. Я твои щи еще в подземелье унюхал.
Донской крайне изумился. Утром еще никого не было (Павла Иннокентьевича он не видел, потому что тот спал). А теперь полон дом народу, и все незнакомые. Кроме того, чернявого который вчера с Гаевым ехал. Кстати, документы он у него так и не проверил. Видок у паренька пожеванный. Анна Игнатьевна сказала, что он с утра в город подался. Где ж его так помяли?
А вон еще двое? Кажется, все обитатели дома вышли их встречать. У Павла Иннокентьевича рука на перевязи. Наверное, повредил, хлопоча по хозяйству. Мужики, они всегда, как домой, — так за молоток. Если настоящие мужики… А вот этого длинного, с бородой, не встречал. Но что-то знакомое… Или куртка, или лицо? И девица?! Тоже в куртке, но в шароварах. А шаровары не по размеру! Небось Анна Игнатьевна одолжила. Где ж она свои штаны потеряла?
Сопровождающее милиционера лицо в виде Синеуса-младшего просто сияло. Серега своим журналистским нюхом учуял, что набрел на кладезь информации. Пахло сенсацией.
Стороны обменялись приветствиями.
— Каким ветром, Алексей Иваныч? — спросила Анна. — Вроде как утром заглядывал.
— Оказия приключилась, Анна Игнатьевна…
— Здорово, Леха! — вдруг сказал бородатый. — Не признаешь? А ведь в одном классе учились!
— Местный, что ли? — прищурясь, удивился Телятников.
— Когда-то был местным.
Серега вдруг повернулся к своему приятелю и громко произнес:
— Калякни, мяший грюник, когда в нашей жарине такие сопельные обаляки вухарили?
От столь неожиданной белиберды Ольга и Леон вытаращили глаза, зато Ал громко расхохотался.
— Не волнуйтесь, ребята! Это здешний диалект. Оказывается, помню. Молодой человек спросил старшего лейтенанта, скажи, мол, милый друг, когда у них подобные длинные говнюки водились. Обаляка, надо полагать, я?
— Ты смотри, — радостно удивился Телятников, — и правда — наш! Прошу прощения за легкую провокацию.
Донской тоже улыбнулся.
— И в каком же классе мы с вами вместе учились?
— В шестом, седьмом… Мы с тобой, как тезки, сидели за одной партой.
— Значит, вы тоже Алексей?
— Так точно, Леха!
— Однако моим соседом был сын Юрия Матвеевича.
— А я он и есть! Что, не похож? А если в профиль? — Ал, дурачась, повернул голову в сторону. — Таким за партой ты меня чаще видел. А? И вновь — анфас! Что-нибудь напоминает?
Донской уже улыбался во весь рот.
— Леха… Точно, Леха! И по-прежнему баламут, как был. Где ж ты пропадал, чертяка?
Они обнялись и давай похлопывать друг друга по спине. Так неожиданно случилась сцена на манер телепередачи «От всей души». Но слез никто не проливал, у всех было хорошее настроение, лишь Телятников светился от счастья.
