маленький самолет. По крайней мере, один из его сараев был забит доверху загадочными деталями, и он уж которую зиму что-то вдохновенно там клепал, варил, грохотал железом на всю округу. Но это никого не беспокоило, Василий Константинович жил бирюком. Только на сезон к нему приезжали практиканты из областного сельхозинститута, который он сам когда-то окончил.
Он был когда-то женат, но молодая жена неожиданно от него сбежала в неизвестные края, о чем на селе до сих пор ходили темные пересуды. Еще у него была младшая сестренка, но она уехала далеко на север к богатому дяде, родному брату покойной матери. Там закончила институт, вышла замуж и спокойно налаживала свою жизнь…
Одиночество Василию Константиновичу никогда не докучало. Жил он безбедно и знал, куда употребить свои деньги.
С вечера у него были планы, но сейчас все валилось из рук.
Метель к утру закончилась, и он наметил расчистить дорожку от гаража до ворот. Расчистить, сесть на новенький внедорожник и смыться, куда глаза глядят, хотя бы в тот же областной центр. Что, у него дел нет в большом городе? Книги новые подкупить, компакт-диски с последними фильмами, в институт зайти, с профессором потолковать — на носу защита диссертации… Да мало ли что?
Но на самом деле его одолевал страх. Незнакомый, леденящий ужас… Что такое?! Никогда ничего не боялся, даже встречи с медведем-шатуном, а тут напасть. Лопата беспомощно тыкалась в снег, словно в первый раз взял ее. Он уже скинул куртку, футболку, стоял голый по пояс — все пытался себя раскочегарить работой, забыться.
Где-то далеко-далеко, со стороны деревни послышался звук двигателя, и Василий Константинович обмер, словно сама смерть ехала по его душеньку. Ну, уж нет! Так просто нас не возьмешь! Он кинулся в дом, схватил бельгийский пятизарядный карабин и вышел на крыльцо. Про куртку и думать забыл, стоял полуголый, волосы на груди у него поднялись дыбом.
Автомобиль приближался. Дизель, что ли? Он уже чуял запах отработанной солярки. Не иначе «мерседес» рулит. Джип? Знатный гость? Такие тачки здесь редкость… Он старался успокоиться, ствол смотрел убийственным зрачком в землю, но нервная дрожь не проходила.
Кирпичная стена в глухой тайге без надобности, персональные владения пчеловода ограждала скромная сетка-рабица, не столько от зверья — зверье знало, кто здесь обитал и обходило пасеку стороной, — сколько от блуждающих грибников и шишкарей. Да и то, сколько их, затерявшихся, по этой сетке к жизни возвращалось…
Василий Константинович враз приметил переваливающийся по заснеженной дороге черный джип. Под ложечкой вновь заныло, и он сильнее сжал винтовку. Водитель автомобиля издалека почуял его страх. Но поскольку это предвидел, заранее снизил скорость и почти подполз к витым кованым воротам.
Машина встала правым боком, и Василий Константинович, стиснув зубы, наблюдал, как его погибель в виде высокого, с непокрытой головой, светловолосого бородача выскочила из джипа и, осторожно высовываясь из-за кузова, крикнула:
— Эй, Василий Константинович, не стреляйте! Не надо меня бояться! Я зять ваш, муж Олечки!
Пчеловод моментально его узнал. Похож! Сестра часто писала ему, посылала фотографии мужа и сына. Другой связи не было по причине отсутствия телефона и Интернета. Карабин он опустил, но внутреннее напряжение по-прежнему не проходило.
— Зять? Алексей, что ли?
— Ну да! — обрадовался нежданный гость. — Ал Агеев — собственной персоной. Вот и свиделись!
Он обходил джип с передка, проваливался в снег, но глаз с родича не сводил. Василий Константинович медленно шел к воротам. Ружье он оставил на крыльце, но куртку не надел. Ал внимательно рассматривал крепкого, среднего роста, сорокалетнего мужика. Широкая волосатая грудь, мощные руки с перекатывающимися бицепсами, модная короткая прическа, гладкое лицо с прямым греческим носом и умным, острым взглядом. Он скорее походил на нового русского, крутого бизнесмена, чем на оборотня…
Да, да! Василий Константинович был оборотнем…
Это был большой плетеный короб или, как его называют в Сибири, туес, с которым обычно ходят по ягоды и грибы. Вот в нем на пороге сельской больницы медсестра Маша Ермитина и обнаружила младенца. Подкидыши в таежном поселении — явление редкое, народ аж колыхнуло. Но в то же время жили не в глухомани, деревня, хоть небольшая, а тянулась вдоль дороги, соединявшей их райцентр с другими весями, по которой можно было и в соседнюю область выехать. Со временем ее даже заасфальтировали, но тогда, в шестидесятых, это была простая, засыпанная щебенкой, пыльная дорога. Может, кто заезжий и подбросил ребеночка, рассуждали сельчане.
Маша Ермитина, нашедшая чадо, как говорится, была девушкой перезревшей, уж под тридцать, и без всяких перспектив выйти замуж. Слыла она сестричкой доброй и заботливой, но всякий, впервые увидевший ее, вздрагивал. Страшная болезнь, рожа, обезобразила ее лицо.
Ольга мало рассказывала Алу о своей семье. Он знал, что отец Маши Ермитиной, дед Ольги, пропал без вести в конце войны, мать тоже померла, старшего брата Виктора носило по тюрьмам. Маше удалось закончить в райцентре какие-то акушерские курсы, она вернулась в родное село и стала работать медсестрой в больнице, в дружном коллективе, состоящем из фельдшера, ее самой и санитарки. Коек там было что-то около семи штук и все продавленные.
Молодая женщина, как вы понимаете, жила на свете одна-одинешенька, потому никто не удивился, когда она решила забрать приблудыша к себе. Назвала его Васькой, в честь своего кота, который, кстати, куда-то пропал с вселением нового жильца, а отчество дала «Константинович». Дело в том, что Маша Ермитина была тайно влюблена в знаменитого партизана Константина Заслонова. Точнее, не в самого партизана, а в артиста, который его играл. Был в свое время фильм «Константин Заслонов», и заглавную роль там исполнял Владимир Дружников. Сам актер не вызывал у нее никаких чувств ни в «Сказании о земле сибирской», ни в «Каменном цветке», но именно в киношном герое войны ей мерещился пропавший без вести отец.
Так найденыш обрел свое имя.
Наверное, Маша Ермитина была прекрасной матерью и в ребенке души не чаяла, но, надо полагать, замечала и некоторые странности. Не только исчезновение кота, но и беспокойство других домашних животных, стоило мальчику приблизиться к ним. В полнолуния с ним тоже что-то происходило. Ласковый и смышленый пацан вдруг как с цепи срывался, маялся, рычал, становился дурак дураком, а повзрослев, бегал ночами в лес.
Люди, окруженные тайгой, в отличие от горожан, верят в сказки дремучего леса: кикимор там, леших, водяных и русалок… Нет-нет, а приходится сталкиваться с подобной чертовщиной. Вот и Маша Ермитина быстро сообразила, что ее любимый сыночек время от времени оборачивается в волчонка. Про такую болезнь, как ликантропия, она, хоть и медик, слыхом не слыхивала. А если б и слыхивала, кто знает, как лечить ее, и лечится ли она?
На деревне ничего не утаишь — хруст разбитого горшка разносится по всей округе. Молодую мамашу обуял ужас за свое дитя. Таежный народ скор на расправу, а ну, как прознают? важно, что несмышленыш, главное, нечисть — оборотень!
Но случилась оказия, на дальней пасеке медведь задрал старого бортника. Случай не первый, и хоть мед — дело важное и прибыльное, никто не проявил смелость отправиться на выселки. Вот тут Маша и вызвалась. «Меня вон мужики боятся, а медведи тем более», — привела она веский довод. С тем и согласились…
…Дорогие родственники, зять и шурин, расположились в столовой, предполагая позавтракать. Дом Василия Константиновича состоял из двух этажей с нижним цоколем, где располагались банька и небольшой тренировочный зал. Обстановка была что ни есть самая современная, созданная по журналам «Интерьер» и «Салон». Например, большая столовая соединялась непосредственно с кухней, набитой всякими хозяйственными прибамбасами, включая холодильник «Розен Лев». Хозяин мог себе все это позволить. Сам он хлопотал возле газовой плиты, сооружая нечто аппетитное и ароматное, от чего у гостя
