спускаюсь вниз. Мужчина должен, по возможности, умереть красиво, если уж жил сволочью.
Располагаюсь за колонной и наблюдаю, как резак успешно плавит обшивку. Вот сходятся начало и конец резки. Мощный удар – и в образовавшийся проём хлынула толпа воинов. Не так быстро, ребята. Автомат серьёзно уменьшает группу, отправив самых инициативных в бессрочный отпуск. Весь пол яруса завален телами погибших. Энтузиазм первопроходцев заметно угасает, становится очень тихо. Снаружи слышны команды младших офицеров, готовящих новый штурм. Наверняка, они учтут горький опыт первого и сейчас пальнут из чего потяжелей, стерилизуя, а уж потом пришлют похоронную команду.
Данный вариант не устраивает ни под каким видом. Поскольку первый уровень будет наверняка уничтожен, баррикадируюсь на втором. Здесь место последнего и решительного боя. Обнимаю пса. Тот, понимая, молча облизывает лицо прохладным языком. Прощаемся. Страшный удар сотрясает шлюп. Даже пол второго уровня деформируется от ударной волны. На нас валятся куски обшивки, стекла. Ничего серьёзного, так по мелочи, но за шиворот. Колется, да и кожа зудится. Приходится снять куртку и тщательно отряхнуться. Неожиданно из потайного кармана выпадает жетон на длинной золотой цепочке. Найденный однажды, он закрутил всю карусель. А вдруг?!
Момент истины совпадает с началом атаки, мысль одна – отбиться. Три магазина уходят в мгновение, атака захлёбывается, но первый уровень за ними. Лимит времени подходит к концу. Внизу опять чувствуется шевеление. Отправляю туда весь запас РГД и светошумовых гранат. Слышу уханье и грохот; волоча за собой пса, бегу в портал. Дверки кабины гостеприимно распахиваются.
Вставляю жетон в приёмник. Едва успеваю прикоснуться к клавиатуре, как меркнет свет. Снова бросок сквозь пространство. Куда? Мысль медленно угасает вместе с сознанием.
Глава 17
В мозгу вспыхивают яркими красками слова, фразы; их смысл ещё теряется в тумане, но уже понятно – жизнь продолжается. Тьма накатывает волнами: захлестнёт, спадёт. В интервалах покоя перед глазами возникают слабые всполохи света. Воздух пропах ужасной, причём знакомой вонью – опять Шарику не удалось достойно перенести бросок. С этой мысли, мелькнувшей в голове, и начинается возвращение сознания. Пытаюсь открыть глаза, но сиё действо удаётся только с третьей попытки. Слепит свет, всё кружится, страшно мутит, и я следую примеру пса.
Провал. Второе пробуждение проходит намного легче. Успеваю разглядеть кабину. Дотянувшись до пса, понимаю – живой. Интуитивно не ощущаю никакой опасности. Пытаюсь встать. Неудачно. Скрипнув от бессилия зубами, снова проваливаюсь в небытие.
На третий раз прихожу в себя полностью. Голова теперь только чуть кружится, но не болит. Собрав все силы, поднимаюсь, прислонившись спиной к стене. Получается. Я на ногах и делаю, не без труда, пару шагов. А вот псу легче не стало; дыхание тяжёлое, прерывистое. Впрочем, из-за такой вони и сам стараюсь дышать через раз.
Ноги ещё и не держат толком, но отдых на сегодня роскошь просто непозволительная. Дверь портала распахивается легко, и чистый воздух врывается в помещение. Рюкзак и оружие вытаскиваю в первую очередь. На негнущихся ногах, как робот, возвращаюсь за псом. Хватаю его за задние лапы и выволакиваю из лужи рвоты. Тяну эту тушу за порог и в изнеможении падаю на мягкий ковёр коридора. Бедный Шарик! Знать бы, оставил в наших краях, с голоду уж точно бы не помер. А сейчас, – ну не для животных такие передряги. Человек и то еле отходит.
Маршрут знаком до боли: иду искать туалет или пищеблок. Надо воды, много воды. Долго брожу по длинным коридорам, освещённым тусклым, каким-то пыльным светом, ломясь во все двери. Они закрытые и лишь одна попадается с распахнутой настежь створкой. Обычная каюта, стандартная и стерильно убранная. Местный санузел снабжает и ведром, и водой, а простыня с широкой кровати идёт на тряпки. Обратный путь даётся быстрее. С каждым шагом возвращается сила, а вместе с нею и память.
Бегство Мэри уже не кажется чем-то неординарным и позорным. Ну что с бабы возьмёшь?! Тем более с такой красивой и умной. Тщательно убираю кабину, несу ещё одно ведро воды и привожу в чувство пса. Чищу ему шкуру и окончательно навожу порядок. Усталость берёт своё, страшно хочется спать. Постоянные броски через пространство отбирают уйму сил. Шарик стоит шатаясь, но смотрит уже вполне осознанно.
– Пошли, дружище, отдохнём, а пообедаем после, – привычно взяв за ухо, тащу его к открытой каюте.
Распахнутая дверь пускает нас в чистое тёплое помещение. Повернув кран умывальника, заполняю небольшую ёмкость и ставлю на пол – на случай, если пёс захочет пить. Бросаю несколько пригоршней воды на голову, и, надо сказать, процедура заметно освежает. Извлекаю из вещмешка большую кральку колбасы и, понюхав, кидаю другу. Голова ещё далека от подушки, а сон уже отключает рассудок.
Первый раз за время бесконечной нервотрёпки сплю как убитый. Яркие цветные картины сновидений дарят спокойствие и возвращают силы. Проспав целую уйму времени, поднимаюсь свежим и даже помолодевшим. Сила буквально рвётся наружу сквозь тонкую ткань футболки. Выйдя в коридор, делаю несколько упражнений. Мгновенно покрываюсь липким потом, но удобная душевая кабина быстро решает проблему.
Впереди целая вечность, ведь с жизнью попрощался ещё на корабле. Кстати, о вечности. Где я сейчас? Судя по всему, последняя фраза произнесена вслух. Ровный механический голос информирует: «Корабль планеты Земля, название 'Сеятель', порт приписки Палермо». Круто... Земной корабль – его-то здесь только и не хватало.
– Слушай, а ты, собственно, кто? – интересуюсь, глядя на вмонтированный в стену динамик.
– Мне безразлично, как вам удобно.
– Хорошо, отныне буду звать тебя просто – «мозг» – солидно и со вкусом. Сколько лет тут паришься?
– Около тысячи, нужно точнее?
– Обойдусь. Слушай, кто-то из нас слегка ошибается. Я после побега с Земли провёл в здешних местах около трёх лет, а первые «Сеятели» отправлены к звёздам лет за десять до этого. Вас как-то растят на Луне, оснащают, вооружают, бьют шампанское о борт и отправляют на поиски новых земель, как некогда каравеллы Колумба. Короче, всего тринадцать, максимум пятнадцать лет. Или ты, или я чуть заблудились во времени и теперь, попав в реальность, нарываемся на неприятности. Как притащил меня сюда? – толкаю на-гора целую речь.
– Мною дана команда всем порталам при обнаружении странных бессистемных жетонов немедленно переправлять сюда их пользователей. Надо сказать, система сработала безукоризненно.
– Зачем тебе это? – интересуюсь, не понимая логики машины.
– Как вас прикажете величать? Андреем Егоровичем? Очень приятно!
– Не три уши, дальше.
– Андрей Егорович, меня создали люди, причём дали очень много, ничего не прося взамен. Я понял, что такое я как мыслящий индивидуум.
– Не грусти. Ты и так сделал столько, что трудно оценить. Даже если и не прав, то не ошибается тот, кто ни хрена не делает. А ты натворил столько – за сто лет не разгребёшь. Если честно, горжусь тобой, как полномочный представитель человечества, за своё произведение. Создание саморазвивающегося искусственного интеллекта такого масштаба! Мы смогли!
Компьютер отвечает в том же духе, но, чую, если бы умел краснеть, вылитый помидор получился бы. Механический голос аж дрожит от восторга, а ведь я практически не соврал. Пока заглядывал на донышко, «яйцеголовые» ухитрились создать электронное существо с признаками личности.
– Андрей Егорович, расскажи, пожалуйста, про Землю!
– Э, брат, да у тебя ностальгия. Боже, никогда не слыхал ни о чём подобном! Так, говоришь, твой бортовой номер – 8? Я находился на Земле, когда тебя с помпой отправляли в полёт. Значит, заблудился всё же ты. Помнишь Землю? С орбиты Луны голубой шар с белыми облачными вихрями, весь светлый и чистый. Громадные процветающие города, высоченные здания, царапающие небесный хрусталь. Стекло и бетон, блеск зеркальных окон и зелень парков. С другой стороны полчища авто, выхлопами открывающими вход в преисподнюю. В безветренную жаркую погоду дышать практически нечем, и в моде кислородные маски. Медицина достигает невиданных высот, лечатся практически все болезни, но откуда-то лезут страшные новейшие вирусы, не имеющие аналогов, буквально в считанные дни выкашивающие население небольших
