— Старый воин всегда готов к защите отечества.
— Вот именно, к защите! — подхватила Екатерина. — Протестанты не ведают, что творят. Они хотят взять власть в свои руки, но не понимают, даже в случае удачи, они не смогут своими малочисленными силами противостоять католической армии Филиппа Испанского, он сразу же бросится во Францию и расшвыряет их, как павшую листву разносит порыв ветра. Что будет потом, догадаться нетрудно. Он станет хозяйничать здесь так же, как в Нидерландах и в своих заокеанских колониях. Потом они с Гизами раздерут Францию пополам: те возьмут себе восток, испанец — запад и юг. Здесь и конец всему.
— Ваша правда, мадам, — кивнул Анн де Монморанси, — так оно и случится, и наш долг не допустить этого.
— На вас я возлагаю ответственность за это сражение, ибо других полководцев у меня нет, — сурово сказала Екатерина. — Вы уже далеко не молоды, но вам единственно, как старому и испытанному воину, могу доверить я это дело, ибо верю в ваш великий гений и знаю, что вы, как никто другой, понимаете всю важность создавшегося положения и не дадите гугенотам одержать верх.
— Им это и не удастся, ваше величество. Силы их раз в пять меньше наших, к тому же у них совсем нет пушек, которые есть у нас.
— Кроме того, — загадочно улыбнулась Екатерина, — я получила депешу, что Альба любезно согласился нам помочь и посылает в Париж две тысячи всадников — тяжелая кавалерия с мечами и закованная в броню.
Старый полководец нахмурился:
— Стоит ли вовлекать в это испанцев? Ужели мы не обойдемся своими силами?
— Обойдемся. Но так победа будет еще вернее. Надо использовать все средства.
— Однако испанец попросит плату за свою услугу.
— Лучше заплатить ему то, что он попросит, нежели отдать на разграбление всю Францию.
— Выходит, мы будем ждать этих броненосцев, а до тех пор ничего не предпринимать? А если гугеноты начнут первыми?
— С их-то силами против стен Парижа? Пусть только попробуют. Мы их помаринуем денек-другой, а затем выпустим на них наших солдат сразу с трех сторон: через Монмартрские ворота, Тампль и Сен- Дени.
— Их полководцы не глупее нас с вами, ваше величество, а потому вряд ли решатся на такой необдуманный шаг, влекущий за собой окружение. Но если это и произойдет, то Колиньи не бросит всю свою армию к воротам Сен-Дени. Часть он разместит на левом, другую на правом крыле, третья часть останется в тылу, за спинами осаждающих.
— Что же, в таком случае, у него останется перед северными воротами? Горстка храбрецов численностью в семьсот-восемьсот человек?
— С такими силами я не рискнул бы подходить к стенам города и встретить лобовой удар противника числом в четыре-пять тысяч солдат, да еще и с пушками.
— Поэтому они и не пойдут на Париж, Монморанси, а будут ждать в Сен-Дени, когда мы первые произведем вылазку. И мы ее произведем, клянусь святой Девой Марией, как только прибудут солдаты Альбы. Пусть они отдают свои жизни, а мы побережем свои, коли уж так или иначе придется расплачиваться с ним. Но до той поры, я полагаю, все же следует попробовать уладить конфликт мирным путем. Видит Бог, как не по нутру мне все эти дурацкие сражения, которые в конечном итоге обескровливают нацию.
— Вы предлагаете послать парламентера в Сен-Дени с предложением добровольной сдачи, дабы предотвратить кровопролитие?.. Ничего не выйдет, в них еще свежо воспоминание про Амбуаз.
— И все же мы должны попытаться. Этим я в известной степени реабилитирую себя хотя бы в своих собственных глазах, во-первых, как правительница, во-вторых — как женщина.
— Понимаю вас, — промолвил Монморанси.
— Я согласен с королевой, — подал голос Карл. — Почему, в самом деле, не попробовать, быть может, они одумаются?
— Что ж, коли на то воля короля, никто возражать не станет, — сухо поклонился коннетабль королю.
— Кого мы отправим с этим поручением? — спросила Екатерина.
— Нашего герольда, господина де Кервенуа.
— При этом мы соблюдем старинный церемониал о взаимных переговорах воюющих сторон, — неожиданно вспомнил Карл кое-что из уроков, преподанных ему когда-то Альбером де Гонди.
Королева-мать улыбнулась:
— Мы предпримем попытку примирения, чтобы потом никто не упрекнул нас, что мы не сделали все возможное, дабы избежать войны. С этой миссией я пошлю вас, Монморанси. Уверена, вас они не тронут ни как посла, ни как главнокомандующего, который заслуживает огромного уважения.
— Хорошо, ваше величество.
Глава 5
Переговоры
7 октября в штаб-квартиру Сен-Дени прибыл господин де Кервенуа и тотчас потребовал принять его.
— Только не вздумайте заявить, — сразу разгадал намерение посла Конде, — что правительство требует от вождей восставшей партии явиться к нему, так сказать, с повинной. А теперь говорите. Ну, что же вы молчите, будто вас сосватали за бедную пастушку вместо принцессы?
И герольд торжественно объявил:
— Его величество король Карл IX требует от его высочества принца Бурбонского герцога де Конде, а также от адмирала Франции Гаспара де Колиньи и его брата господина Франсуа Д'Андело явиться к нему лично и без оружия.
Д'Андело рассмеялся.
— А зачем? — спросил принц, криво усмехаясь.
— Его величество не станет творить беззаконие и поступит по справедливости. В случае вашего повиновения его воле, он определит легкую меру наказания для каждого из вас, дабы в будущем вы не повторяли подобных ошибок и дабы ваши заблуждения послужили назидательным примером для других.
— Легкую меру? — сразу же ухватился за это Д'Андело. — Какую же именно?
— Могу сказать вам, брат, если вы еще не догадались, — отозвался Колиньи. — Удар топором по шее на Гревской площади. Мгновенно и безболезненно. Вот что король называет легкой мерой.
— Не так ли, господин посол? — ядовито спросил Конде. — Ведь именно это имеет в виду Карл IX, говоря о справедливости по отношению к нам?
Лицо герольда осталось невозмутимым. Он продолжал:
— Его величество хочет предупредить, что у вас нет никаких шансов на победу. Ваша добровольная капитуляция принесет вам и королю Франции несомненно большее удовлетворение, нежели разгром ваших войск и ваше пленение или смерть.
Никто не проронил ни слова.
— Мы всего лишь защищаемся, но не нападаем, — после продолжительной паузы произнес Конде. — Нам непонятны мотивы действий правительства, собирающего и концентрирующего войска из наемников и католиков Франции по всей территории страны. Мы полагаем, что меры эти предприняты против нас, а потому и взялись за оружие, дабы не быть застигнутыми врасплох в своих постелях.
Посол услышал то, что хотел. Ему надо было узнать причину мятежа. Но истина крылась в другом. В чем — он не понимал, а ему не сказали.
Посол молчал. Принц Конде добавил на прощанье:
— Ступайте обратно и передайте своему королю, что мы слишком хорошо помним Амбуаз и знаем
