— Нет!
— Тогда не порть отцу аппетит! — Надин демонстративно нежно прикоснулась к Пашиной руке. Ночными подвигами тот заслужил поддержку. Ольга возмущенно фыркнула:
— Кошмар!
— Доченька, мы все обсудили.
— Ты не считаешься с моим мнением!
— Но мы любим друг друга.
Тон у Павла был заискивающим.
— Пашенька, тебе пора, — Надин поднялась. — Пойдем, я тебя провожу.
В прихожей она прильнула к широкой груди и ласково проворковала:
— Зайчик.
Невысокий, кряжистый — косая сажень в плечах «зайчик» засиял и полез громадными ладонями под рюши и оборки. В самый неподходящий момент появилась Ольга.
— Это невыносимо! Хватит целоваться! Надин ты компрометируешь папеньку. Что подумает прислуга?!
Павел Матвеев притянул дочку к себе и признался в сердитые глаза:
— Плевать на прислугу.
— А на меня?
Надин пришлось снова вмешаться.
— Ольга, если мы собираемся гулять, то давай одеваться. У меня не так много времени. В полдень надо быть в школе.
Изукрашенный майский цветением парк навевал лирические настроения. Хотелось читать стихи, говорить о любви, мечтать. Приходилось, однако, вразумлять Ольку.
— Неужели тебе нравится быть жестокой и злой, и причинять боль близким людям?
— Ах, Надин, оставь, свои сентиментальные проповеди. Папа — обычный фабрикант. Он — эксплуататор и кровосос, и наживается за счет труда бедных рабочих, — Ольга поправила выбившийся из- под шляпки локон и продолжила гневно. — Что касается ваших отношений, ты, действительно, права. Каждый имеет право на счастье. Даже, если оно построено на несчастье родной дочери и племянницы.
Надин вздохнула. Бедная девочка. Бедная взбалмошная избалованная девочка, которой кажется, что капризами и слезами можно получить от жизни все. Что стоит топнуть ножкой и мир, как папенька, исполнит любое пожелание. Что центр мироздания — Оля Матвеева, которой предстоят лишь победы, праздники и подвиги.
— Оленька, если ты не намерена посвятить жизнь отцу, то не должна требовать от него того же. Он молод, силен, влюблен, он хочет иметь семью. Он девять лет вдовствует и потакает твоему эгоизму. Сколько можно?
— Я — его семья. Зачем ему кто-то еще?!
— Зачем? Тебе объяснить? — многозначительно вскинула брови Надин и спохватилась: Ольга опустила глаза, смешалась, покраснела. — У тебя, девочка, замашки мелкой лавочницы. Мое! Не отдам! Не тронь! Ты рассуждаешь о свободе и прогрессе, а сама не в силах совладать с детскими комплексами. Ты хочешь исправить мир и в тоже время не желаешь принимать перемены в собственной семье. Ты буржуазна до мозга костей.
Только такими речами можно было остудить горячий Олькин пыл.
— Ты — собственница. И только ради удовольствия заставляешь отца отказаться от личной жизни. Ему мало секса с кухарками и проститутками. Он заслужил любовь.
После слова «секс» Ольга обычно останавливалась. Но не сегодня.
— Между прочим, когда ты приехала, Марфа пыталась отравиться. Она тоже любит папу, — прозвучал задиристый ответ.
Марфа — бывшая кухарка Матвеевых, Пашино средство от скуки и одиночества была непреходящим предметом раздражения для Надин. Не мудрено. Оля не упускала случая напомнить о связи отца с прислугой.
Сдерживая злость, Надин ответила:
— Это ее личное дело. Меня чужая дурь не касается.
Олька хоть восхищалась шикарной фигурой и безупречной античной красотой Надин, тем ни менее, сочла нужным сообщить:
— У Марфы тонкая талия, прекрасные волосы. Ты, правда, тоже ничего. Для своих тридцати выглядишь неплохо. Но возраст уже берет свое.
На симпатичной мордашке алели пятна румянца. В волнении племянница становилась похожа на покойную сестру. Та, нервничая, тоже хмурилась, сжимала кулаки, кривила пухлые губы и краснела.
— Они хорошо ладили, пока ты не вмешалась.
На виске у Ольги появилась капля пота. Набрав достаточно влаги, она медленно потекла по розовой щеке.
««Почему она нервничает? — удивилась Надин.
Утренний скандал с отцом и перепалка на прогулке не могли вывести племянницу из равновесия. Почти ежедневные свары давно стали привычными и расстраивали только мягкосердечного Павла. Сама Ольга получала от них удовольствие. Однако, сейчас племяннице было явно не по себе. Пальцы, придерживающие подол юбки, побелели от напряжения; ноздри вздрагивали от возбуждения. От излишней экзальтации, Ольга даже, нарушив привычный маршрут, свернула в тенистую аллею. Затем, отстранилась, пошла на полшага впереди, остановилась внезапно, затеялась поправлять застежку туфли. Скорчившись в нелепой позе, девчонка сидела на корточках, теребила серебристую пряжку, прикрепленную бархатной лентой к белой коже туфельки, и косилась в сторону ближайших кустов. «Что она там высматривает?» — подумала Надин, а вслух сказала:
– Что у тебя, милая? Может помочь?
— Нет, нет, все уже в порядке.
Увы, порядком не пахло. Заглушая Олин голос, раздалась треск поломанных веток и из кустов на аллею выскочили двое мужчин в масках. Один наставил на Ольгу пистолет, потребовал:
— Деньги и драгоценности. Быстро!
Второй взял на прицел Надин. Та удивленно вскинула брови. Если бы ситуация не напоминала сцену из любительского спектакля, впору было испугаться. Все-таки, пустынная аллея, оружие, бандиты. Однако преувеличенная растерянность в лице Ольги, ее лицемерный испуганный вскрик отдавали таким вульгарным фарсом, что воспринять происходящее всерьез было невозможно. «Розыгрыш, — решила Надин, — она меня проверяет». В переполненном людьми парке, требовать деньги и особенно драгоценности могли лишь полные идиоты. Или большие шутники.
— Господа, у нас с собой ничего нет. Городской парк — не светский раут, сюда не надевают украшений.
— Боже! — с дешевым надрывом прошептала Оля и прижала руку к горлу.
— Что у вас там, барышня? А, ну-ка… — мужчина грубо сдернул с шеи Ольги газовый шарф и вытянул из-под ворота блузки жемчужное колье.
Надин закусила губу. Дурно режиссированное представление дурно и попахивало. Колье — дорогая вещь, семейная реликвия, память об умершей сестре. Устраивать вокруг него низкопробные представления кощунственно и пошло. Девчонка совсем распустилась, потеряла меру, Бог знает что творит. Сейчас, дурочка, не удержавшись в неудобной позе, плюхнулась на дорожку.
— Приличные девушки на дороге не валяются, — пошутил второй злодей и, помогая подняться, протянул Ольге руку. Манжет пиджака слегка приподнялся, оголив, темное в форме стрелки, родимое пятно на запястье мужчины.
Надин тяжело вздохнула и, чуть слышно застонав, покачнулась.
— Мадам, прошу вас, — иронично заметил галантный тип. — Держите себя в руках. Скоро все закончится.
— Не убивайте нас, пожалуйста. У меня есть деньги, я отдам…. — зачастила Надин, пытаясь раскрыть
