кое-как доползла до телефона и попыталась дозвониться до Роберта, который в тот момент играл в крикет в команде своих сотрудников. Дозвониться не поучилось, и она уже приготовилась набирать 999, когда боль внезапно усилилась. В следующее мгновение все погрузилось во мрак. В тот вечер Роберт пришел домой только десять. Он нашел ее без сознания на полу в ванной, она два дышала. «Скорая» доставила ее в больницу, и Крессиде сделали срочную операцию, чтобы спасти жизнь. Беременность оказалась внематочной, и у нее произошел разрыв фаллопиевой трубы. Кровотечение было настолько сильным, что пришлось удалить матку.
Когда Крессида проснулась, она увидела рядом с собой молча плачущего Роберта и поняла, что жизнь закончена. Их столь желанный ребенок умер, а с ним и возможность снова стать матерью.
Крессиде тоже хотелось умереть. Они искушали судьбу, и судьба поддалась на искушение. А как бы все сложилось, если бы они не покупали все эти детские вещи?
Было слишком страшно размышлять над возможным поворотом событий. Чем больше окружающие уверяли ее в том, что она не виновата в таком исходе, тем меньше Крессида им верила. Погруженная в самобичевание и тоску, она впала в глубочайшую депрессию, ей казалось, что счастье исчезло из мира. Она чувствовала себя загнанной на дно черного колодца со скользкими стенками. И никто не мог изменить ее состояние, так как ничто на свете не могло повлиять на ее состояние и улучшить его. Окружающие бодрым тоном говорили об усыновлении, но Крессида была не готова к тому, чтобы прислушиваться к ним. Где бы она ни появлялась, она везде видела беременных, гордо выставлявших вперед свой живот, или родителей с детьми, или матерей, прижимавших к груди новорожденных, или отцов, весело гонявших мяч со своими сыновьями.
Иногда она обращала внимание на измотанных домохозяек, которые, срываясь, орали на своих малышей. В такие моменты живот Крессиды опять пронзала острая боль, и она бежала прочь, чтобы не натворить какую-нибудь глупость.
Хорошо еще — и об этом ей постоянно твердили окружающие, — что они с Робертом есть друг у друга. Их брак прочен как скала. Вместе они соберутся с силами и пройдут через все испытания.
На самом же деле прочность их брака оказалась отнюдь не вечной. Через одиннадцать месяцев после того дня, что навсегда изменил их жизнь, Роберт решил снова изменить ее и выехал из домика, выходившего окнами на центральную лужайку Хестакомба. Он заявил Крессиде, что хочет развода, и Крессида согласилась. По сравнению с потерей ребенка потеря Роберта выглядела несущественной. На шкале скорби она маячила где-то в самом низу. К тому же разве она имела право винить его? Какой нормальный и полноценный мужчина, будучи в здравом уме, согласится жить в браке с двадцатичетырехлетней женщиной, лишенной матки?
Если бы она физически была сама способна на развод, она первой пошла бы на это.
Нельзя сказать, что следующий шаг бывшего мужа не причинил ей боль. Однако что делать, мужчины никогда ни о чем не задумываются. Роберт, который к этому моменту уже жил на съемной квартире в Челтнеме, закрутил бурный роман с неистово амбициозной молодой менеджершей по продажам по имени Саша, недавно приехавшей из Ливерпуля и пришедшей работать в компанию. Через четыре месяца после развода с Крессидой Роберт и Саша поженились. А через полгода после этого Роберт объявился у Крессиды и сообщил, что они с Сашей только что подали заявку на покупку одного из домиков на новом участке на окраине поселка. Ошарашенная, Крессида спросила:
— Ты имеешь в виду именно этот поселок?
— А почему бы нет?
— Но зачем?
— Кресс, моя квартира слишком мала. Нам нужно больше пространства. Мне нравится Хестакомб, а новые коттеджи просто само совершенство. Ведь мы же разведены. — Роберт пожал плечами и рассудительно добавил: — Но мы можем сохранять цивилизованные отношения, правда?
У Крессиды было тяжело на сердце.
— Наверное, — сказала она. — Извини. Конечно, можем.
Ей стало стыдно за себя. Роберту ведь тоже тяжело пришлось. Она должна радоваться, что хотя бы одному из них двоих удалось заново построить свою жизнь.
У Роберта на лице отразилось облегчение. Затем он воскликнул:
— Ой, забыл сказать, что Саша беременна. Это еще одна причина, почему мы решили переехать. Нам понадобится комната для малыша и домработницы с проживанием.
Крессиде показалось, будто ее сунули в бочку с сухим льдом. Ее язык прилип к нёбу, однако ей каким-то образом удалось выговорить:
— З-здорово. П-поздравляю.
— Ну, мы ребенка не планировали, все вышло случайно. — В голосе Роберта звучала скорбь. — Саша хотела ближайшие годы посвятить только карьере, но так уж получилось. Уверен, она справится. Как Саша часто повторяет, в наши дни женщина может иметь все одновременно, верно?
Он как будто тыкал в нее длинным блестящим кинжалом, снова и снова. Задыхаясь, Крессида все же изобразила на лице улыбку.
— Абсолютно. Все одновременно, это главное.
Тык-тык.
Вероятно сообразив, что ведет себя бестактно, Роберт сунул руки в карманы и, словно оправдываясь, сказал:
— Прости, но ты же не будешь ожидать, что я проживу свою жизнь без детей лишь потому, что с тобой случилось несчастье.
«„С тобой“, — мысленно отметила Крессида. — Не „с нами“».
— Я от тебя этого не ожидаю.
— Я встретил другую женщину. У нас будет ребенок. Кресс, не заставляй меня испытывать угрызения совести. Ты же знаешь, как я мечтал о настоящей семье.
Она кивнула. Ей очень хотелось, чтобы он ушел. Ей нужно было остаться одной.
— Знаю. Ладно, я в порядке.
Роберт с облегчением проговорил:
— Вот и хорошо. Тогда все. Жизнь продолжается.
И вот сейчас, лежа в ванне, Крессида шевелила пальцами ног с оранжево-розовым педикюром и смотрела, как по воде идут волны. Жизнь действительно продолжается. Она с головой погрузилась в работу на должности секретаря суда, а в свободное время делала ремонт в доме, потому что заниматься каким-то делом было лучше, чем сидеть и думать о своей потерянной семье.
Пять месяцев спустя она узнала, что Саша родила малыша весом семь фунтов, девочку. То был тяжелый день. Роберт и Саша назвали свою дочь Джоджо, и Крессида послала им поздравительную открытку, сделанную своими руками.
Вот пройдена и еще одна веха.
Когда Джоджо исполнилось два месяца, Саша наняла няню и вышла на работу. Астрид — она была из Швеции и любила свежий воздух значительно сильнее, чем Саша, — всегда можно было увидеть на улицах поселка. Она катила перед собой коляску с Джоджо и, стремясь попрактиковаться в английском, останавливалась поболтать со всеми встречными. Именно так Крессида, однажды вернувшись с работы пораньше, оказалась вовлеченной в разговор о погоде.
— Эти облака там, в небе, как главные белые подушки, вы согласны?! — Так как Астрид вдолбили, что все англичане любят обсуждать погоду, она всегда начинала разговор именно с этого.
— Гм, да. Как… гм, большие белые подушки. — Крессида вытаскивала из машины большую хозяйственную сумку.
— Но полагаю, скоро может начать дождить.
— Пойдет дождь. Да, наверное.
— Меня зовут Астрид, — гордо объявила девушка. — Я работаю няней у Роберта и Саши Форбс.
Крессида, которая давно знала об этом, из тактичности не сказала: «Привет, Астрид. А я Крессида Форбс. Первая жена Роберта». Вместо этого она проговорила:
— А меня — Крессида. Рада познакомиться с вами.
Астрид лучезарно улыбнулась, развернула коляску и жизнерадостно заявила:
