… Она сидела напротив с распухшими от слез глазами, красным носом, «заячьей» верхней губой и выдающимся синяком под глазом. Если бы не лежащее на столе водительское удостоверение на имя Валерии Модестовны Твеленевой, Мерин ни за что бы не поверил, что перед ним та самая любвежаждущая «Лерик», с которой он недавно провел какое-то не лишенное пикантной познавательности время. Где кокетливые ужимки, завлекающие вздохи, где интимные намеки на безоговорочную готовность к любому безрассудству. В кабинете сидела далеко не первой молодости некрасивая женщина, запуганная, изможденная то ли каким-нибудь озверелым насильником, то ли жестокими обстоятельствами жизни как таковой. «Может, это и не она вовсе? — мелькнуло в голове следователя. — Откуда у избитой и брошенной в лесу женщины такие девственно непомятые водительские корочки?»
— Ну вот и слава богу: все хорошо, что хорошо кончается, правда? Может быть, сигарету?
— Спасибо.
— Я не понял: спасибо — да или спасибо — нет. — Мерин как можно обаятельней улыбнулся. (Бабушка Людмила Васильевна частенько говаривала внуку, что его улыбка — западня для любой женщины: «Ты весь в деда — тому стоило улыбнуться и ни одна не могла устоять на ногах», правда, до сравнительно недавнего времени взаимосвязь дедовой улыбки с женскими ногами для следователя отдела по особо важным делам оставалась загадкой.)
— Спасибо, не надо.
— Ну и ладно, а то я предложил, а потом думаю, как быть: все равно того сорта, что вы курите, у нас в конторе с огнем не сыщешь, а почему Антон не носит перстень, который вы ему подарили?
Труссовский прием под названием «логический скачок» (он украл его у чеховского Дорна), похоже, не сработал: женщина не растерялась, не запаниковала, не изменилась в лице, спросила только:
— Что вы, простите?
Не расслышать вопроса она не могла, Мерин задал его нарочито громко. Значит — что? Перед ним — изощренная, многоопытная преступница, виртуозно владеющая своими лицевыми мускулами? Мало похоже, хотя бывает всякое. Или действительно не дарила сыну никакого золотого перстня и в таком случае Трусс абсолютно прав: Антона Твеленева отпускать из-под стражи нельзя ни в коем случае.
— Я говорю — такой изящный подарок и не используется по назначению.
— Какой подарок? Что вы имеете в виду — какому «назначению»?
— Да перстень мужской с красным рубинчиком на безымянный палец — я прямо ахнул от красоты… Год назад на день рождения сыну…
— Никогда ничего подобного Антону не дарила, смею вас заверить. Или вы меня с кем-то путаете…
— Ну и забудем, коли так, наверное, я в самом деле что-то напутал, в последнее время это со мной случается, в школьные годы у меня дружок был по фамилии Рубинчик — вот и вспомнилось, а в лесу абсолютная темень была, когда вы мне звонили? Хоть глаз выколи?
На этот раз женщина, прежде чем ответить, некоторое время поелозила изящным, грязью измазанным местом по стулу.
— Абсолютная. Почему вас это интересует?
— Да цифирьки на моей визитной картонке уж больно мелкие, не всегда и при свете-то разглядишь или такая память хорошая?
Женщина порозовела, и не будь общей одутловатости заплаканного лица — даже радужного многоцветия синяк под правым глазом не мог бы скрыть ее привлекательности.
— На память не жалуюсь, но, честное слово, я пришла к вам в такое время не за тем, чтобы обсуждать мои достоинства. Вы что, не видите, в каком я виде?!
— Господи, при чем здесь время, если случилось несчастье — кто думает о времени, вы все правильно сделали: позвонили из леса, вышли на шоссе, приехали… а чего, кстати, не до самой проходной доехали? — И поскольку женщина молчала, он повторил: — Я говорю, машину-то где отпустили?
— На… бульваре, он прямо поехал…
— Вот варвар нахальный, бывают же люди. А денег не взял, что ли?
— Нет, ему по пути было…
— Ну хоть тут молодец, мужик значит. А вид ваш я конечно же вижу, просто меня учили, что замечать женские недостатки — не совсем прилично. Давайте-ка лучше все по порядку: кто, как, за что и почему — следствия ведь без причины не бывает, согласны?
— Не знаю… — ответ прозвучал не очень уверенно.
— Ну как же? — подхватил Мерин. — Ну вот, допустим, прихожу я с работы домой и, по ПРИЧИНЕ нервного перенапряжения, как СЛЕДСТВИЕ — опрокидываю на себя горячие щи, да? Причинно- следственная связь. Или: не убей гадкие сербские националисты в городе Сараево наследника австро- венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда — не случилась бы Первая мировая война, правда? В жизни вообще все делится на две части: причину и следствие. Все! Мы принимаем пищу (следствие) по причине голода, ложимся спать (следствие) по причине усталости, любим по причине желания, обманываем друг друга по причине конкретной необходимости… Вы меня простите за такие примитивные истины, но и вас, поверьте, никто бы не украл, не будь на то какой-то причины. Вот и давайте вспоминать, какие с вашей стороны действия привели к таким чудовищным последствиям. Ну вот вы сидите дома — и что? Что?
— Что — «что»? — непонятливо огрызнулась женщина. — Что вы хотите, чтобы я вам ответила?
— Желательно последовательную правду, Валерия Модестовна, шаг за шагом, пядь за пядью. Сидите вы дома, ни о чем таком не подозреваете и вдруг… Ну? И что?
— Что — «что»?!! — опять повторила Валерия Модестовна на этот раз с обвинительной в адрес Мерина интонацией в голосе.
… — И я, Юрий Николаевич, так обрадовался: наконец-то она разозлилась, а то все сидела обиженной паинькой. Мне к тому времени уже ясно было, что ни в каком лесу она не валялась — плащ, правда, испачкан грязью, но слишком уж «художественно» — осень ведь, а на ней ни травинки, ни листочка, ни иголочки с елочки — это раз. Туфельки заляпаны, но опять-таки не из лесу, вестимо. — Мерин лез из кожи, чтобы понравиться Скоробогатову. — Теперь, номер моего телефона она в темноте разглядеть не могла при всем желании, кошке и той бы фонарик потребовался — это два…
— Может, правда, запомнила?
— Юрий Николаевич, вот вы, когда вам кто визитку протягивает, на номер телефона смотрите? Нет ведь, правда? Просто знаете, что он у вас есть и все, при случае можно позвонить, а она, видите ли посмотрела да еще и запомнила. Ну ладно, допустим, теперь дальше — она начала мне байки рассказывать про каких-то трех бандитов, один ей рот и глаза пластырем заклеил, хотя на лице никаких следов от этого и в помине нет, завязал руки-ноги, запер в ванной, а два других в это время что-то там крали и в мешок складывали. Но, во-первых, откуда известно про мешок, если глаза заклеены, а, во-вторых, ванная комната у них на втором этаже, черт-те где, там, где спальни, какой смысл тащить связанную бабу на второй этаж? Связал, бросил в угол и воруй себе припеваючи. А увозить с собой зачем? Вдруг ГИБДД, ночью они всегда останавливают, тем более за городом? И потом — кто ее развязал-то в лесу, если руки-рот-глаза-ноги — все пластырем заклеено? Или что, бандиты ее на свежий воздух из машины вытащили, путы поснимали, покормили, попоили, посидели, покурили? Ерунда какая-то. И уж самое главное — я ей пропуск подписал, говорю — хотите — довезу вас на машине, вы такого натерпелись, а она: «Нет, — говорит, — пройдусь». Ну пройдись — думаю, а сам за ней. Так вы не поверите, Юрий Николаевич, она до бульвара дошла, за угол повернула, по сторонам воровато пооглядывалась, в темно-синюю «Мазерати» села и укатила.
— За руль?
— Нет, рядом. Я эту машину раньше у нее в саду видел, Т-555-МК, молодой какой-то, незнакомый за рулем был.
Скоробогатов нажал секретарскую кнопку.
— Валентина, пожалуйста, «Мазерати» Т-555-МК, кто владелец и все о нем. Срочно.
Он прошелся по кабинету, постоял у окна, вернулся на прежнее место.
— Так ты думаешь, этот детектив выдуман?
Мерин с энергией стартующего спринтера бросился защищать свою версию:
