взмывают над головами своих юных хозяек.
II
Обычно мы пережидаем жару под широким пологом школьного навеса. Забираемся в плетёные гамаки, отпускаем рыб кормиться в лагуну и слушаем истории просветлённого Тао. Старик худ и немощен, но его дух, сила мысли и умение делиться знанием вселяют в нас суеверную робость. Тело Тао покрыто густой сеткой рисунков, многие из которых не смогли бы прочесть ни многомудрый островодержец, ни даже странствующие купцы. Говорят, старик долго жил за пределами Аталаны, на островах, не входящих в наш архипелаг. В этом году Тао разъясняет нам принципы песнесложения, толкование снов, небесную механику, суть веществ, основы живого.
Школа стоит на высоком берегу, угловые шесты – всего в шаге от обрыва. Здесь всегда струится морское дыхание, делая жару терпимой. Остальные горожане коротают дневные часы в дрёме, попрятавшись по домам. На площади перед дворцом, где ещё недавно было так людно, только мелкие рыбёшки кружатся над базарными рядами.
Сегодня просветлённый Тао говорит нам о телесной и мысленной связи между рыбой и девушкой.
Флая слушает, замерев и приоткрыв рот, – её Дифлая растёт очень медленно, и это может оказаться признаком болезни у кого-то из них двоих, а может – какими-то сложностями в их взаимоотношениях.
– Каждой рыбе – свой срок уходить. Каждой девушке – свой срок превратиться в женщину, – старик повторяет общеизвестные истины. – Но вряд ли кто-то сможет объяснить, где проходит граница между возможностью и желанием их обеих разорвать дорогую сердцу связь.
Мы не очень понимаем просветлённого, и он приводит пример:
– На далёких полярных островах каждая вторая девушка сознательно оставляет рыбу рядом с собой, не отпускает её на волю. Она отказывается от возможности продолжения рода, но взамен получает сильного и надёжного помощника. Мы не вправе осуждать их – жизнь на севере полна опасностей и требует ежедневного тяжкого труда. Девушка телом уже превращается в женщину и уподобляется спящему цветку – пока не разорвана её связь с рыбой. То же самое происходит и с рыбой – но та не свободна от воли хозяйки…
Мне хочется расспросить учителя, что случается с девушками, теряющими своих рыб, – почему и они никогда не рожают детей? И как получается, что рыба всегда взрослеет одновременно с тобой, являемся ли мы отдельными сущностями или двумя половинками одной?
У меня всегда много вопросов, я не уходила бы из-под школьного навеса – здесь куда интереснее, чем в прядильнях, где изо дня в день приходится расчёсывать водоросли и выбирать из них мусор. Наша семья вполне обеспечена, но на поездку в Академию, где преподают высокие науки, я должна собрать ракушек собственным трудом.
Ко мне подлетает крошечная званка, наша домашняя рыбка, и тянет зубами за юбку. Кому бы я могла понадобиться дома в такой час?
Я мысленно зову Дилейну и тихонько встаю из гамака. Машу рукой Флае, кивком прощаюсь с просветлённым Тао.
Красно-золотой плавник всплывает из-за края обрыва. Я задираю юбку, перекидываю ногу через спину Дилейны, и мы проваливаемся вниз, к торчащим из пенной воды осколкам скал.
Мама говорит, чтобы я не смела кататься без упряжи, но это же здорово! Рыба летит так, как я люблю – стремительно, цепляя нижними плавниками верхушки волн. По воде мы наискосок пересекаем лагуну и выбираемся на берег, где уже нет набережной, в жилые кварталы.
Здесь Дилейна летит чуть медленнее, чтобы не сбить случайного прохожего, хотя в этот знойный час улицы абсолютно пусты.
В нашем дворе царит необычная суета – дедушка тащит из чулана узкогорлый кувшин цветочного вина, мама бегает между жаровней и разделочным столом.
Я взбегаю на второй этаж, на открытую террасу.
– Лейна! – отец слегка взбудоражен, но явно в хорошем настроении. – Познакомься, дочь…
Рядом с ним стоит северянин.
Я как во сне делаю шаг вперёд, протягиваю ладонью вперёд правую руку. Горячие шершавые пальцы гостя касаются моих.
Он безус и безбород, как многие северяне. У него острый и тонкий нос, точёные ноздри, густые брови, чуть раскосые и действительно синие глаза. Чёрный воротник стягивает горло, пряча сильную шею. Верхняя губа чуть выступает над нижней и изгибается как лук.
– Север, – представляется он. – Я рад знакомству, прелестная Лейна.
Если даже при отце он так смел в эпитетах, значит, ему многое позволено в нашем доме. Я с трудом удерживаюсь от смеха: обращаться к гостю по имени – это как называть рыбу рыбой.
Я вежливо киваю и отстраняю пальцы. На какое-то мгновение между нашими ладонями повисает тёплая подушечка воздуха.
Отец кладёт руку гостю на плечо:
– Север – наш дальний родственник по линии брата моего прадеда, Лейна. Он здесь по торговым делам и остановится у нас. Я подумал, что в ближайшие дни ты могла бы не ходить в прядильню, а занять Севера, чтобы он не скучал вечерами. Покажи ему город и остров, сплавайте к рифам… У нас на острове не слишком много интересного, Север. Надеюсь, общество пятиюродной сестры станет помехой скуке.
И дни сливаются в пёструю ленту. По утрам Север обходит с визитами поставщиков тканей и моллюсков, знакомится с городской знатью, пропадает во дворце, но уже к полудню он всегда свободен, и я придумываю для нас всё новые и новые развлечения.
Он прост в общении – если бы не цвет волос и кожи, то и не примешь за чопорного северянина. Ему всё интересно, он соглашается, не задумываясь, на любое предложение, и мне так легко с ним, будто мы с детства росли вместе.
Север рассказывает о путешествиях, о далёких островах, бескрайних водных просторах и диковинных заморских народах. Объясняя, как находить путь по звёздам, он становится серьёзным, как просветлённый Тао. У Севера есть любимое дело, и мне это очень нравится.
Однажды выдаётся свободное утро, и я тащу его купаться в открытое море – обычно рыбы-бродяги не появляются в окрестностях острова до середины дня.
Мы уходим прочь от города, на самый дальний мыс. Дилейна с радостным всплеском первой скрывается под водой. Одним движением бёдер я выскальзываю из юбки и прыгаю вслед за рыбой.
Север смешно мнётся и жмётся, избавляясь от своего дурацкого наряда. Постеснялся бы лучше незакрытых щиколоток и растопыренных пальцев, дикарь северный! Впрочем, я знаю, что нравы северян очень отличны от наших.
Наконец Север замирает у кромки воды, и я открыто хохочу, увидев, что он разделся не полностью, оставив на бёдрах нелепую тряпицу, подвязанную затейливыми постромками.
Стоит ему зайти в воду достаточно глубоко, я заплываю к нему со спины и дёргаю за смешные завязки:
– Ты не на приёме у островодержца! Одевайся проще!
Я снова ныряю, на этот раз глубоко, и с наслаждением вдыхаю воду. Целое море заполняет меня, а я становлюсь его частью.
В груди рождается восторженный гулкий крик:
– Свобода!
Север оказывается рядом – щёки надуты, глаза выпучены, волосы пляшут в такт каждому движению.
Мимо нас проплывает Дилейна, и я показываю, как удобнее ухватиться за её плавник.
Из глубины мы мчимся к поверхности, а потом Дилейна поднимается ещё выше, наши руки соскальзывают, и мы плюхаемся вниз.
Я опускаю рот и нос под воду и спрашиваю:
– Тебе нравится?
Север не отвечает, в его глазах пляшет азартный огонёк.
Он подныривает под меня, и даже сквозь прохладную воду я чувствую, как тёплый взгляд нежно движется по моему телу. Становится щекотно, я ускальзываю на глубину, в холод, и несколько секунд плыву
