– Мы ненадолго, – говорит ему Север. – Так неожиданно оказались рядом, что не успели никого предупредить!
Дилейна неуверенно шагает вслед за нами на тонких птичьих ногах и громко воркует. Если в воздухе она была настоящей хозяйкой, то здесь я предпочла бы, чтобы вернулся её прежний облик.
– Не бойся, – говорю я. – Мы у друзей, всё хорошо!
К нам присоединяется юная жена Аглоса Стреза, за ней важно вышагивает её птица.
Нас ждёт обед из удивительных блюд, слуги в одинаковых одеждах спешат упредить каждое наше движение. Аглос радушен и остроумен. Они с Севером вполголоса обсуждают малопонятные для меня вещи. Дилейна учится пользоваться клювом, гоняя по каменной мозаике пола красный шарик незнакомого фрукта.
– У вас ещё нет детей? – я не могу совладать с собой и всё-таки задаю Стрезе волнующий меня вопрос.
Владетельница ласково улыбается:
– Всему своё время! Дети слишком привяжут нас к замку, а мы с Аглосом – неугомонные путешественники…
Пока слуги меняют блюда, Север разворачивает перед Аглосом небольшую тряпицу, и я с удивлением узнаю её содержимое – белые блестящие шарики с ноготь размером, икринки рыбы-попрыгушки.
Аглос воодушевлён.
– Наконец-то и я удивлю Артура! – восклицает он, осторожно перекладывая икру в немедленно поднесённый слугой серебряный ларец.
После трапезы Аглос показывает нам свои владения. На двух птицах, хотя я по-прежнему ощущаю Дилейну рыбой, мы вчетвером облетаем башни города и устремляемся в горы.
Мы летим над изумрудными ледниками и спящим огнём кратеров, над снежным сиянием горных шапок и чернотой бездонных пропастей.
– Нам покажут соляной сад, – говорит мне на ухо Север. – Это гордость семьи Аглоса, он выращивался восемьсот лет!
Мы опускаемся на поляне диковинного леса. Витые, перекрученные деревья серого цвета стоят стеной. Даже дотронувшись до корявой ветки, я не могу понять, дерево это или камень. Стволы все в жилках, белёсых и золотистых потёках, и мне это не кажется красивым.
В глубине странного неподвижного леса виднеется огромное дерево, вдвое выше всех остальных. Его кора потрескалась, и в каждом разломе блестят белые бусинки. Только подойдя вплотную, я понимаю, что передо мной десятки, сотни, тысячи коралловых роз, драгоценных каменных цветочков, по цене превосходящих розовый жемчуг.
– Я думала, они растут в море… – тихо говорю я.
Аглос и Север улыбаются – как-то очень одинаково, хотя они совершенно не похожи друг на друга.
– Возьми, сколько хочешь, – говорит Стреза. – Тебе же захочется сделать подарки дома?
Я дотрагиваюсь до идеально ровной семилучевой розы, и она с тихим треском падает мне в руку. Её я подарю маме.
Я отламываю ещё одну для Флаи и, поколебавшись, для просветлённого Тао, хотя и не уверена, что он одобрит такой подарок.
– Бери ещё, не смущайся, – советует Аглос.
– Ты наверняка забыла про себя, – предполагает Север.
Четвёртая роза прячется у меня в ладони.
Когда мы отправляемся в обратный путь, я замечаю увесистый мешочек из плотной ткани, лежащий на коленях у Севера. Когда он шевелит ногами, то из мешочка раздаётся каменный скрежет – коралловые розы цепляют друг друга лепестками.
– Зачем тебе столько? – поражённо спрашиваю я.
– Лейна, я купец, – говорит Север. – Всего лишь купец. Я привожу товар из одного места в другое и так зарабатываю себе на жизнь. Разве это предосудительно?
У меня нет готового ответа. Ткань мира рвётся, и моё голое плечо прижимается к чёрному камзолу северянина, чешуйчатое брюхо Дилейны шаром висит у нас над головой, а острова Аталанского архипелага горят разноцветными пятнами на поверхности синего-синего моря.
IV
– Рыбка моя, девочка моя…
Я впервые замечаю, что отец становится старым. Он подслеповато щурится, заглядывая мне в глаза, пытаясь рассмотреть в них мою судьбу:
– Ты уверена, что готова к этому?
Я киваю, в сотый раз киваю. Да, хочу крикнуть я на всю Аталану, да! Я буду невестой Севера, а когда Дилейне придёт срок уплывать в море, мы сразу сыграем свадьбу! Я стану женой самого красивого, самого доброго, самого умного человека!
Мечты об Академии блекнут и тают, я могу думать только о Севере.
Мама тоже плачет – лёгкими, радостными слезами.
Север улетел грузовой рыбой домой, но пройдёт несколько недель, и он снова вернётся к нам, ко мне, за мной.
Дни текут медленно, вяло, на небе ни облачка, водоросли на берегу высыхают за полдня – нелёгкие времена для прядильщиц. Мы работаем, не пережидая высокое солнце, замачиваем пучки выброшенных волнами растений в чанах с размягчителем, а потом до глубокой ночи распрядаем волокнистые листы на тончайшие тягучие нити – чтобы освободить чаны наутро для нового урожая.
Я могла бы сюда больше не приходить – моя жизнь изменилась резко, в один день, и всё, что казалось важным раньше, теперь тает несбыточным дымом. Одна коралловая роза стоит больше, чем два года моей работы в прядильне. Но за работой дни проходят быстрее. Ничего другого мне и не нужно.
Север находит меня на берегу. Первой его видит пасущаяся у берега Дилейна. Она выпрыгивает из воды, кувыркается через голову и устремляется навстречу идущей по песку чёрной фигурке.
Мои руки саднят от крошечных порезов, ногти обломаны о жёсткие стебли водорослей, грудь перемазана закопчённым котелком, в который я собираю траву. Я не знаю, что мне делать и как себя вести.
Но Север уже со всех ног бежит ко мне, спотыкаясь в песке, размахивая руками, шлёпая неповоротливую Дилейну, выросшую ещё на целый локоть…
Весь берег бухты отведён мне, других прядильщиц поблизости нет, и мы одни, совсем одни, – Север, я и Дилейна.
Я обвиваю руками его шею и счастливо замираю. Зажмуриваюсь, подставляю ему улыбающиеся губы. Рыба бьёт хвостом, но не пытается нам помешать.
– Хочу купаться, – говорит он, лихорадочно расстёгивая пуговицы.
На его груди висит ажурная цепочка с талисманом – неровным точёным кругляшом из чёрного коралла. Север осторожно снимает её через голову и убирает в карман.
Я помогаю ему распустить завязки рубахи. Дилейна лупит плавниками на мелководье, баламутит дно.
Его руки скользят по моей спине, сдвигают юбку всё ниже, пока она не падает к моим ногам. Я делаю пару шагов назад, заходя в воду, давая ему смотреть на меня. Север торопится за мной, едва не запутавшись в штанинах.
Дилейна стремительно проплывает между нами на уровне лиц. За её красно-золотым хвостом я вижу моего Севера – он уже рядом, и касается меня, и я не отвожу его руки.
Умей он дышать водой, я утащила бы его на глубину, но мы остаёмся там, где остановились, и опускаемся в прогретую полуденным солнцем рябь, и сплетаемся, сливаемся в одно, и отражаемся друг в друге. А Дилейна мечется то на берегу, то на глубине, уже не в силах помешать происходящему.
Мы лежим в ленивом прибое и смотрим на набегающие с моря облачка. Некоторые из них лохматыми краешками цепляют солнце, и жара ненадолго отступает, но потом накатывает с новой силой.
Мы не знаем, что сказать друг другу, и прячем неловкость в улыбке, касаниях, осторожных поцелуях.
