разберемся.
Через десять минут они достигли трассы, ведущей к центру города, и яростно размахивали руками, голосуя и пытаясь остановить какую-нибудь попутку. Как назло, все пролетали мимо, будто не замечая их. А тревога Наташи становилась все сильнее и сильнее. Высокий, светлоголовый, заметный в любой толпе, одетый в почти белый элегантный плащ и будто в тон, в колорит, сильно побледневший, Русаков чуть ли не под колеса кидался, и она сама не знала, чего хочет больше: чтобы он скорей поймал и остановил какую-нибудь машину или чтобы подольше не наступал этот момент, потому что никто теперь не мог сказать, кто окажется в случайной попутке, которая любезно примет их в свой салон и куда привезет. Теперь все могло быть. Она чувствовала это. И волнение вводило ее в какое-то полуобморочное, сомнамбулическое состояние, когда все перед глазами как бы плыло и казалось призрачным и ирреальным.
И в то же время она понимала, что деваться им уже некуда, пути назад нет, а значит — надо садиться в любую машину, какая подвернется, а уж там будь что будет. Было уже около девяти часов утра.
Наконец приближавшийся издали замызганный «уазик» доброжелательно замигал правым поворотником, резко вильнул и остановился около Русакова. За рулем его сидел простецкого вида парнишка, который, услышав названную Русаковым конечную точку маршрута, кивнул головой и как будто застенчиво спросил:
—
А сколько?
—
Сколько скажешь, — нервно бросил Владимир. — Только скорей, понимаешь.
—
Садитесь.
Они взобрались в его машину, устроились на жесткой скамейке в пространстве позади водителя и понеслись по солнечной трассе к одному из мостов.
Но при приближении к мосту водитель подался вперед, даже привстал, вытянув шею, пытаясь что- то разглядеть впереди, и они тоже напряженно всмотрелись туда. Какое-то столпотворение машин, замерших на выезде к эстакаде, переходящей в мост.
—
Что за фигня? — пожал плечами водитель и, пристроившись к веренице, выскочил из машины, чтобы что-нибудь разузнать.
Вернулся он минут через пять, обескураженно разводя руками:
—
Говорят, в центре буза какая-то, вот и перекрыли...
—
Какая еще буза? — подскочил Русаков.
—
Да черт его знает... Толком не сказали. Вроде опять, как давеча, студенты. Не слыхали, что ли?
Сейчас только по радио передали. Вышли вчера на митинг, ну и сцепились с ОМОНом. Вроде разошлись более-менее тихо, а ночью опять ОМОН на общаги бросили, отдубасили многих, на пол клали, ногами пинали, искалечили кого-то, демократия, блин... Ну а эти опять спозаранку, видно, поперли..,
—
Вот оно! — вскрикнул Русаков. — Ты поняла, Наташка?! Вот в чем вся штука! Телефоны, пейджер, машина... Ну, спасибо тебе, друг.
Он сунул в кулак водителю несколько бумажек, выпрыгнул из машины и начал пробираться между притиснутыми друг к другу «Жигулями», «Москвичами» «Волгами» и иномарками вперед, ближе к мосту, туда, где виднелась мерцающая мигалка на крыше желтого милицейского «козла».
Наташа еле поспевала за ним, и оба они — высокие и светловолосые, в похожих светлых плащах, будто брат с сестрой, — привлекали внимание тех, что сидели в машинах. Некоторые шутливо окликали их, а иные, кажется, и узнавали Русакова.
—
Все спланировано, понимаешь?! — яростно обернулся он к ней. — Все вычислили и рассчитали! Им надо было отсечь меня, блокировать! Оторвать от ребят и от наших... Нельзя было мне уезжать! Надо было остаться в общаге!..
Наконец они пробрались к милицейскому кордону и перегородившим дорогу машинам ГАИ и городского Управления внутренних дел. Не раздумывая долго, Русаков вытащил свое депутатское удостоверение и кинулся к человеку, сидевшему в одной из милицейских машин, судя по виду, начальнику над остальными. Тот тоже узнал Владимира.
—
А-а, господин Русаков! — расплылся он в зловещей усмешке. — Ну что, довольны? Вот она, ваша демократия... И почему это вы тут? Заварили кашу, ребят завели, а сами вон где!
Объясняться с ним вряд ли имело смысл, но от этого разъевшегося пузатого майора в эту минуту зависело все.
—
Ваша правда, майор, — сказал Русаков. — Подписываюсь под каждым словом. Но нам
надо
быть там! Мне и вот этой девушке, она со мной.
—
Лидер, лидер... — злобно проговорил майор. — Вожак... Втравил ребят болтовней своей... Ну ладно, сейчас запрошу, подождите...
Он поднес ко рту рацию и заговорил, но почему- то не открытым текстом, а условными фразами пароля, а после выглянул из машины и поманил Русакова:
—
Вас пропустят, даже велено транспорт вам предоставить. Только надо подождать, пока машины с подкреплением пропустят.
—
С каким еще... подкреплением? — в ужасе воскликнул Русаков. — О чем вы?
—
Вот мать твою! — выругался майор. — Сказано же — побоище в городе. Чистая война! Магазины громят, машины жгут...
—
Этого не может быть!.. — воскликнула Наташа.
—
Мне что, сами увидите. Ждите...
Наташа схватила Русакова за руку:
—
Володя, ты слышал?! Ты понимаешь, что это значит?
—
Все, как всегда, — кивнул он, серо-зеленый от волнения. — У них всегда и всюду один почерк. Поджог рейхстага, понимаешь?! Что бы ни было потом, во всех бедах объявят повинным «Гражданское действие» как зачинщиков и подстрекателей!
Он не успел договорить. По эстакаде к мосту на большой скорости, в сопровождении завывающей машины ГАИ, мчалась колонна из нескольких армейских грузовиков с тентами и небольших автобусов, и в кузовах грузовиков, и в окнах автобусов виднелись люди в военной форме, в защитных кас ках и со щитами. Русаков торопливо пересчитал: четыре автобуса и семь грузовиков. И это только «подкрепление» к тому личному составу, что, очевидно, уже вывели на улицы и бросили в дело. И, словно отвечая его мыслям, по мосту, навстречу
ревущей колонне омоновцев, пронзительно завывая сиренами, промчалась машина «скорой помощи», потом, спустя полминуты, еще три, друг за другом, тоже с криком сирен и включенным дальним светом фар. А за ними — еще одна... Видно, летели на всех парах в Зареченскую больницу.
—
Видал?! — злобно ткнул пальцем в сторону удалявшихся «скорых» майор милиции. — Видал, сокол? Вот она, твоя болтовня!
На его груди хрипло заговорила рация. Он поднес ее к уху:
—
Понял, понял... Он тут, рядом... ждет.
И минуты через три откуда-то из-под моста вывернула будто наготове стоявшая черная «Волга».
—
Это для вас, — крикнул майор. — Ну, лети, сокол, разбирайся теперь...
Что-то затаенно-опасное и знакомое на миг почудилось Наташе в силуэте этой «Волги», и она тут же отчетливо поняла что. Знакомый ужас поднялся откуда-то из глубины и стиснул
Вы читаете ...Имеются человеческие жертвы