— Вы согласны?
— Согласен.
— Очень хорошо.
— А цель? На что зомбировать? Программа?
— Убийство.
— Нет! Убийство — это без меня!
— Дослушайте, милейший! Борис Валерьевич! Наш первый кандидат, которого Турецкий должен бы убрать, — это прапорщик Карнаухов.
— Что?!
— То! Суханова, Невельский, Иванников — готовы, так? Мы с вами — в бункерах скрываемся, а Карнаухов этот ходит как ни в чем не бывало, не скрываясь. Так, значит, утечка информации через кого, по-вашему, произошла?
— Понятно.
— Вам жалко Карнаухова, садиста? Он мальчика подушкой задушил!
— Нет, мне его не жалко!
— Вот и прекрасно! Вторым в списке на уничтожение у Турецкого будет стоять Меркулов Константин Дмитриевич. Ну, тот вообще не человек. Сколько людей из-за него сидят, убиты, казнены.
— Нет-нет, не надо!
— А я вам обещаю, отстреляемся — и в отпуск. Отдых. Уединение. Гусиное перо. Как в «Мастере и Маргарите», помните? Мы будем действовать теперь лишь очень редко, обоснованно! И исключительно на благо Родины. А к старому возврата нет, не будет. Вот тот же Карнаухов, как же нам идти-то дальше, ряды не проредив, ну, не очистившись от скверны, а?
— Да, с этим я согласен. Но сам я тоже к этому причастен, виноват!
— Конечно, я не отрицаю. Мы оба виноваты. Мы причастны. Не безгрешны. Но мы-то оба уже сидим! — Кассарин промолчал, а затем продолжил: — Я выяснил, Борис Валерьевич, где обитает сейчас Турецкий. Мы завтра же туда поедем и зомбируем его практически в открытую. И будь что будет. Я сам поеду с вами. Мы будем представлять собою группу кинохроники, понятно?
— Понятно.
— Ну хорошо. Готовьтесь! Завтра — в бой!
На выходе из сейфового блока к Кассарину подошел капитан из полиграфического отдела и протянул ему красную книжицу:
— Это мы сняли с погибшего у вас в кабинете. С зомби, с Иванникова.
— Я понял.
— Его удостоверение МБ подлинное, наше, родное. Оно не подделка.
— Так и должно быть. Иванников был капитаном нашего отдела. Все документы у него — в порядке. Подлинные.
— А вы, Василь Васильевич, прочтите-ка.
На удостоверении было написано:
«Иванников Анатолий Захарович является майором Министерства безопасности». А в скобочках добавлено: «Посмертно».
19
Турецкий работал с архивом Невельского уже третий день. С аппаратурой, необходимой для быстрого ознакомления с накопленной Невельским информацией, ему просто сказочно повезло.
Дома, понятно, работать с архивом ему было не на чем, да и опасно: пришлось бы пользоваться сложной электроникой, а она, как известно, излучает. Турецкий знал, что не составляет никакого труда прочесть с улицы текст на экране домашнего компьютера. А стоит только «смежникам» узнать, с чем он работает, как его тут же выковырнут из квартиры вместе с документами, после чего документы уплывут на Лубянку, а он сам либо окажется кремированным в Реутово-Никольском в качестве «неопознанного и невостребованного трупа бомжа», либо будет залит в бетон на Джангаровке, где «смежники» специально держали долгострой своего нового клуба.
Поэтому, не мудрствуя лукаво, Турецкий направил свои стопы к себе на службу, дабы испросить совета у своего начальника — Егора Степановича, — где можно было бы поработать на аппаратуре с конфиденциальным материалом.
При этом Турецкий не преминул упомянуть вскользь, что, дескать, скоро прилетающий Меркулов очень бы желал в качестве новогоднего подарка получить от Турецкого краткий реферат этих самых материалов.
Егор Степанович был, как известно всем, старым другом Меркулова. Кроме того, Егор Степанович, конечно, понимал, что материал, которым интересуется Меркулов, наверно, интересует многих. Его не следует читать на кухне дома, не следует крутить по телевизору на всю страну.
— Я тебе вот что скажу, Саша, крупно тебе повезло! — сказал Турецкому Егор Степанович. — Пока ты в отпусках там прохлаждался, нам тут пять новых автомобилей системы «Форд» американцы подарили. А Федеральное бюро расследований, отдельно, оборудование для спецархива, для работы. А помещение с защитой у нас было еще летом готово под ключ. Знаешь где— в Ясеневе. Информационный центр. Недалеко от «АБС», от бывшего ПГУ. Так вот, там тебе самое место для работы. Там, кроме охраны, народа пока нет — мало еще кто знает, не разнюхали. Там прекрасно: отдельные как бы боксы — ну, словом, не заглянешь через плечо. И все защищено: защита экстра-класса. Единственное, что тебе надо сделать, — это вложить в твое удостоверение специальный вкладыш со штампом — вот, получай: «паровозик» дает право на вход, «парашютик» — право на работу, «ромашка» — право на внос и вынос кейса с документами.
— У меня чемодан, Егор Степанович.
— Ого! Ну, значит, тогда «колокольчик». Это вот этот-то чемодан? — Егор Степанович кивнул на большой дорожный кожаный кофр, с которым к нему в кабинет заявился Турецкий.
— Такой же, да, — стемнил на всякий случай Турецкий, хотя архив Невельского был именно в этом чемодане. (Корешки классика Турецкий предусмотрительно сжег, еще по дороге из Абрамцева-3 в Москву, свернув с шоссе и крепко попетляв, чтоб сбить возможный хвост. Известно же, что корешки могли содержать и микрорадиомаяк, и метку изотопную, идентификатор…)
— Сочувствую, — уважительно вздохнул Егор Степанович, оценив объем чемодана, и, прощаясь, добавил: — Привет Константину Дмитриевичу.
— Обязательно передам, — поклонился Турецкий и вышел.
Первое, что сделал Турецкий, дорвавшись до архива, ознакомился с так называемым «оглавлением» и ужаснулся: Невельский копировал и хранил в своем тайнике все, абсолютно все, с чем сталкивался за всю свою службу. В архиве был не только компромат, например список лиц, сидевших в президиуме на торжественном собрании, посвященном пятидесятилетнему юбилею ВЧК — КГБ, шестидесятилетнему юбилею и так далее. Ясно, что, попади этот архив еще при жизни Невельского в руки Андропова, Федорчука или Крючкова, быть бы бычку на веревочке в ноль секунд.
Поэтому первый день работы ушел у Турецкого исключительно на селекцию материала: он отбирал и метил только те архивные единицы, которые имели отношение к «Полосе отчуждения», к Грамову, к нему самому. Единственное исключение, которое сделал Турецкий в тот день, — это его личное досье, которое он изучил с удовольствием. -
Там все было точно, дотошно и правильно — в этом досье, за исключением «мелочи». А именно: по данным МБ он был не только вдов, он был еще и женат — женат уже давно и, более того, имел еще и дочь. Иными словами, женившись на Марине Грамовой, он стал, с точки зрения МБ, разумеется, двоеженцем.
