враждебных ей факторов и процессов. Мой учитель был убежден, что старение – это болезнь, и когда- нибудь люди научатся ее лечить…
– Это, конечно, интересно, Дольф, но позволь мне поставить вопрос прямо. Карл, очевидно, ищет Ришарда, а Ришард поджидает Карла. Так что лучший способ встретиться с ними обоими – следовать за грифонской армией. Ты со мной?
Я вздохнул.
– Я предупреждал, что не собираюсь участвовать в охоте на Карла.
– То есть твой ответ – нет?
– Ну а если я скажу – 'нет'?
– Тогда я пойду одна. Пешком, – это было заявлено твердым, не оставляющим сомнений голосом.
– Тебе их не догнать. У них полтора дня форы, причем это все-таки взрослые тренированные мужики.
– Знаю. Но мало ли какой шанс может подвернуться. А если ничего не делать, точно ничего не получится. Надо давать шансу шанс.
Я молчал. В прежних своих скитаниях я всегда следовал очевидному как на инстинктивном, так и на рациональном уровне правилу: от армии надо держаться как можно дальше. Вне зависимости от того, чья это армия. А уж от армий двух смертельных врагов, сходящихся для решающей битвы – тем более. С другой стороны, я наглядно представлял себе завтрашнюю картину. Вот я выезжаю на дорогу и поворачиваю на запад. Эвьет тотчас спрыгивает с коня и идет на восток. Ну, наверное, еще предложит мне передумать в последний раз, а потом – точно пойдет. И это не будет блефом. Она даже ни разу не оглянется. Причем не потому, что ей не будет этого хотеться.
А я оглянусь. Наверное, даже не раз. А потом, конечно, проявлю волю. И до конца жизни буду знать, что, располагая лучшим в мире оружием и превосходным конем, бросил ее одну без помощи в очень скверном месте и в очень скверное время.
– Так каков твой окончательный ответ, Дольф? – поторопила меня девочка.
Я решился.
– Ближе, чем на два полета стрелы, я к ним не подъеду, и не проси. И не только к основным силам, но и к тыловому дозору тоже.
– Я знала, что ты не станешь портить такой славный вечер! – возликовала Эвьет, ничуть не смущенная заявленными мной ограничениями.
– В таком случае ты информированней меня, – пробурчал я. – Минуту назад я не знал этого сам.
Утром, взгромоздив на Верного две корзины с переложенным листьями мясом, мы выехали на дорогу восточнее мертвого села. Кажется, за минувший день никто в нем так и не побывал, но проезжать через него заново, дабы удостовериться в этом, не хотелось. Хотя мы и догадывались, что впереди будут другие такие же села.
Догадки вскоре подтвердились. Деревни встречали нас жуткой тишиной. Никаких разрушений и трупов на улицах по-прежнему не было – разве что ничем не прикрытые пятна засохшей крови попадались все чаще; как видно, убийцы утомились слишком тщательно заметать следы. Мы больше не заходили в дома, зная, что там увидим. Эвьет утверждала, что в воздухе уже можно уловить слабый запах тления, доносившийся из домов и сараев; впрочем, это могло быть и результатом самовнушения – во всяком случае, мой нос ничего такого не чувствовал. По-прежнему нигде не было уцелевшей домашней живности – и первая же обнаруженная нами стоянка армии, находившаяся на довольно большом удалении к северу от дороги, наглядно продемонстрировала, куда эта живность девается. Среди многочисленных кострищ громоздились кучи обгорелых костей; в той части лагеря, где, по-видимому, располагались кухни, земля побурела от крови, и валялись обугленные черепа коров, овец и свиней. По количеству этих останков, по числу и расположению кострищ и колышков от палаток и по обилию конского навоза (сами солдаты все же справляли нужду в наскоро вырытые ямы, которые потом наспех же забросали землей, но смрад все равно шел на много ярдов) можно было примерно определить численность войска. Теперь было ясно, почему Рануар поспешил убраться с его дороги. Под грифонскими знаменами шло никак не меньше сорока тысяч, а скорее всего, еще больше. Когда я назвал вслух это число, Эвьет торжествующе поглядела на меня:
– 'Экспедиционный корпус', да, Дольф?
– Ты была права, – признал я. – По правде говоря, я вообще не думал, что хоть Грифон, хоть Лев еще в состоянии собрать столько людей. Правда, с лошадьми у них дела обстоят хуже. Кавалерия составляет не больше десятой части всего войска.
– Лошадей разводить надо, – со знанием дела заметила баронесса. – Это только люди сами плодятся.
Мы ехали не слишком быстро (по кавалерийским, а не пехотным меркам) – Эвьет, конечно, хотелось бы настигнуть вражеское войско поскорей, но я щадил Верного, вынужденного везти, помимо двух всадников, еще и наши обильные съестные припасы. Прошло, должно быть, не меньше четырех часов, прежде чем мы добрались до следующего места стоянки грифонской армии. Здесь лангедаргцы, очевидно, делали привал в середине дня – он был, естественно, многократно короче ночного и оставил заметно меньше следов. Одним из самых примечательных, однако, оказался свежий земляной холмик с косо воткнутым в него крестом из двух связанных веревкой суковатых палок. Крест указывал, что это кто-то из армии, а не попавшийся ей на пути бедолага. При желании я мог бы разрыть могилу и сделать вскрытие, но я вполне представлял себе причину смерти и так. Когда сорок тысяч человек гонят по жаре ускоренным маршем – а Карл явно не был настроен щадить своих людей в ущерб скорости – неудивительно, если у кого-нибудь из них отказывает сердце. Удивительно скорее, что такой нашелся всего один. В другой ситуации я бы поставил скорее на драку, но едва ли при переходах в таком темпе у солдат сохраняются для этого силы и желание.
Можно было ожидать, что еще через четыре-пять часов (с учетом того, что нам тоже нужен привал) мы доберемся до места следующей ночевки грифонцев, а на закате – до места их очередного дневного привала. К этому моменту нас от них отделял бы один полудневный пехотный переход. Но вышло иначе.
Местность, на протяжении всего этого дня пути остававшаяся плоской, как стол, вновь начала обретать третье измерение – не столько, впрочем, бугрясь отдельными холмами, сколько вздымаясь и опускаясь длинными пологими волнами, протянувшимися с севера на юг; дорога то взбиралась вверх, то снова шла под гору. Хотя уклон нигде не был большим, для пешего путника, вынужденного шагать много часов, такой рельеф довольно-таки утомителен, да и для лошади в общем-то тоже, особенно если она запряжена в тяжелую повозку; Верный, впрочем, свободный от всяких повозок, шагал хорошо и не выказывал признаков усталости. Куда больше меня беспокоило то, что каждый такой подъем загораживал обзор, и за любым перевалом могли поджидать малоприятные неожиданности; я велел Эвьет внимательно наблюдать за дорогой на предмет обнаружения каких-либо свежих следов. Пока, впрочем, ничего подозрительного не попадалось, и все же, подъезжая к концу очередного подъема, я сбавлял темп и внутренне готовился к тому, чтобы при первом признаке угрозы резко развернуть коня и скакать назад.
Было, должно быть, два с чем-то часа пополудни; дорога в очередной раз пошла на подъем. Судя по времени, как раз где-то в этих местах грифонцы должны были встать на ночлег накануне вечером; я полагал, что, поднявшись на гребень земляной волны, мы, скорее всего, сможем увидеть их покинутую (как я очень надеялся) стоянку. Но, когда мы с очередными предосторожностями чуть ли не крадучись въехали на перевал, то увидели нечто иное.
Лес кончился, словно обессилел, взбираясь вверх; с восточной стороны гребня его уже не было. Перед нами раскинулась широкая долина, противоположный край которой распадался на отдельные пологие холмы. По дну долины тянулась дорога – скорее всего, та самая, что вела на север от Ра-де-Ро. К этой дороге севернее и южнее от нас лепились несколько довольно крупных селений; судя по дымкам над некоторыми трубами, они избежали жуткой участи своих западных соседей.
Чего нельзя было сказать о десятках тысяч трупов, устилавших дно долины прямо перед нами.
– О боже… – только и пробормотала Эвьет, забыв о своем намерении избавиться от неподобающих атеисту выражений. Сверху это напоминало грязный, изодранный ковер тошнотворного бледно-розово- желтого цвета. Большинство трупов были раздеты – лучшую добычу, должно быть, собрали победители, прочее разобрали крестьяне из окрестных деревень. Теперь мертвецами занимался третий эшелон мародеров – вороны и стервятники. Кое-где на фоне бледного человеческого мяса резкими цветными
