гнетущего впечатления, как эти лежавшие вповалку повсюду, куда доставал глаз, тысячи и тысячи мертвых голых мальчишек.
Установить, кто в итоге понес бОльшие потери, было совершенно невозможно. Среди разнообразного хлама, которым побрезговали даже мародеры – сломаных древков копий, разбитых щитов, ни к чему уже не пригодных остатков одежды и легких доспехов, обгоревших головней факелов – то тут, то там попадались на поле боя и втоптанные в кровавую грязь вымпелы и знамена. Как грифонские, так и львиные (а принадлежность некоторых, превратившихся в заскорузлые бурые тряпки, вообще нельзя было определить). Даже по тому, как хаотично они были разбросаны, становилось ясно, что сражение протекало без всякого единого плана и централизованного управления войсками. Мы пересекли поле боя по ломаной траектории с юго-запада на северо-восток, затем поехали вокруг по внешнему краю; я больше присматривался к ранам, стараясь определить, как они были нанесены, Эвелина – к следам на земле.
Картина из наших совместных наблюдений складывалась примерно следующая. Сперва грифонцы, вероятно, имели численный перевес и пытались охватить противника с флангов, используя свою кавалерию – но как раз в коннице преимущество было у йорлингистов, и они успешно контратаковали, сорвав план окружения; об этих действиях можно было судить по многочисленным обломкам кавалерийских копий (их, в отличие от пехотных, специально делают хрупкими, ломающимися при первом ударе – иначе вонзившееся в цель на скаку копье вышвырнет из седла самого бьющего), трупам лошадей и изрытой копытами земле по краям поля мертвецов. Но в дальнейших событиях, похоже, кавалерия активного участия не принимала – то ли потому, что оба командующих решили поберечь свою конницу, то ли просто из-за сгустившейся темноты. Пехотные же ряды быстро перемешались, утратив всякое подобие порядка, и началась неуправляемая бойня по принципу 'каждый сам за себя'. У взрослых солдат, может, еще хватило бы ума разбежаться в такой ситуации – и, возможно, те, что сумели выбраться, так и сделали – но мальчишки дрались до конца. Рыцари, и уж тем более сами командующие, судя по всему, даже не пытались лезть в эту кашу.
Мы завершили круг, вновь остановившись к северо-востоку от основной массы тел. Эвьет спешилась и еще некоторое время ходила по земле, внимательно глядя под ноги, кое-где приседая и раздвигая траву. Затем вернулась ко мне.
– Большинство выживших уходили отсюда двумя путями, – доложила она. – Одни на север, по дороге. Другие на северо-восток, в холмы. И там, и там сначала ушла конница, причем на приличной скорости. Уже потом пехотинцы, их следы идут поверх. Среди них были раненые. Пехоты было немного, особенно у тех, что ушли в холмы – иначе они затоптали бы все следы конницы.
– Ну что ж, – подвел итог я, – похоже, ответом на вопрос 'кто победил' будет 'никто'. Когда ночная тьма стала окончательно непроглядной, командиры обеих армий сочли себя разгромленными. Что, учитывая уровень потерь, было недалеко от истины. Как обстоят дела у врага, они не очень представляли, но предпочли убраться под покровом ночи. Первой, разумеется, геройски драпала благородная рыцарская конница. А за ней потянулось и то, что осталось от пехоты и сумело выбраться из общей мясорубки. Не знаю только, кто ушел в холмы, а кто по дороге. Могу лишь предположить, что в холмы подались те, кто перетрусил сильнее. Вероятно, поначалу они слышали друг друга, но очень надеялись, что им удастся уйти, не привлекая внимания противника. Поскольку желание было обоюдным, так оно и вышло. Ну а потом их пути разошлись.
– Значит, нам нужно решить, за кем из них последовать.
– Я бы предпочел последовать за ними обоими, – пробурчал я и, когда Эвьет вскинула на меня удивленные глаза, пояснил: – В том смысле, что тоже убраться отсюда в каком-нибудь третьем направлении.
– Дольф, ну как ты не понимаешь! Это же такой шанс! Сейчас, когда от всего войска Карла осталась лишь жалкая кучка…
– Жалкая относительно первоначальной численности армии, – напомнил я. – А в абсолютных цифрах это все еще несколько тысяч бойцов, включая тяжелую кавалерию. И в основном, скорее всего, лучших бойцов. Худшие остались там, – я указал большим пальцем через плечо на свалку человеческой плоти за спиной.
– Ну… ты прав, конечно, но все равно – представляешь, какой сейчас в этом войске хаос и упадок духа…
– Представляю. Как раз такой, чтобы прикончить любого, кто попадется им под руку. Кстати, такие настроения сейчас в обеих армиях.
– Мы не будем лезть на рожон.
– Как бы он сам на нас не полез…
– Дольф…
– Только не начинай опять 'тогда-я-ухожу-одна', ладно? – произнес я не без раздражения. – Поехали пока по дороге. А там видно будет.
И мы поехали на север. Я смотрел то вперед, то по сторонам, опасаясь ненужных встреч с остатками разбитых частей, по какой-либо причине – хотя бы и из желания помародерствовать – не ушедшими далеко от поля боя; Эвелина же, как выяснилось, по-прежнему внимательно смотрела на землю.
– Появились следы колес, – внезапно сообщила она мне. Я взглянул вниз, но не нашел в этом ничего примечательного.
– Мы же едем по дороге.
– Это совсем свежие следы, – возразила девочка. – Они идут поверх следов пехотинцев.
– Телеги крестьян, собиравших добычу.
– Дольф, ты не слушаешь! Следы телег мародеров тянутся еще от поля боя. А эти – появились сбоку. Какие-то повозки объезжали побоище.
– Обоз, вероятно, уцелел. Возницам могли передать приказ двигаться на север уже после того, как прошли пехотинцы.
– Возможно. Или же это обоз другой армии. И следы копыт и сапог уже тогда тоже.
– Думаешь, Рануар? – наконец сообразил я. – Опоздал к сражению, но все-таки прибыл сюда раньше нас?
– И теперь либо торопится догнать своих, либо преследует неприятеля. Интересно, он сам знает, за кем именно направляется?
– Сомневаюсь, что в этом хаосе ему отправили гонца или что-то вроде, – покачал головой я. – Мне кажется, йорлингисты вообще не имели понятия о его местоположении. Если бы они знали, что он вот-вот прибудет – постарались бы продержаться… Думаю, он выбрал дорогу по дну долины из тех же соображений, что и я – просто потому, что это удобнее и безопаснее, чем петлять и карабкаться по холмам. Тем более с гружеными повозками.
Впереди было большое село, но я предпочел объехать его стороной. Черт его знает, что может прийти в голову местным, опьяненным добычей (и кровью) и располагающим сейчас целым арсеналом собранного на поле боя оружия. Пусть даже крестьяне не очень умеют с этим оружием обращаться – впрочем, и среди них могут найтись бывшие солдаты. Я даже пришпорил Верного, дабы проехать это место побыстрее.
Затем мы вновь выехали на дорогу, безлюдную до самого горизонта.
– Кажется, мы никогда не избавимся от этой трупной вони, – пробурчала у меня за спиной Эвьет. – Вся одежда, должно быть, пропиталась. И наша свинина – если она тоже теперь так пахнет, я не смогу ее есть!
– Да ничем особенным не пахнет, – возразил я. – Все уже выветрилось… – но в тот же миг и мой нос уловил пресловутый запах. Я обнюхал рукав своей куртки и тут же понял, что она ни при чем.
– Кажется, это там, – указал я рукой в сторону от дороги.
Свернув туда, мы увидели тела, доселе скрытые высокой травой. Их было семь, вытянувшихся вдоль дороги своеобразным серым пунктиром: пыль густо покрывала их черные штаны, сапоги и кожаные доспехи. Очевидно, убийцы слишком торопились, чтобы раздевать своих жертв. Оружие убитых, впрочем, кто-то все же подобрал – если только прежде они не бросили его сами. Кажется, двое лежавших ближе всех все же пытались сопротивляться – прочих же зарубили со спины, когда они старались спастись бегством. Ни малейших шансов у них не было: все удары были нанесены сверху, явно с седла.
– Значит, мы все же едем следом за грифонцами, – удовлетворенно констатировала Эвелина. – А здесь
