заново мост.
Когда мы подъехали к реке, паром был на нашей стороне, и я погнал Верного вперед, пока он не отчалил. Хлипкие мостки подозрительно скрипели и прогибались под копытами – и как тут только не боятся провозить тяжело груженые телеги? Вроде той, что уже стояла на пароме, накрытая брезентом, перетянутым привязанными к бортам веревками. Ее сопровождали плотный невысокий торговец и два ражих молодца с короткими мечами, заросшие бородой по самые глаза – не то сыновья, ростом пошедшие не в отца (да и был ли он им родным, даже если считался таковым?), не то нанятые охранники. Еще один пассажир, долговязый парень с длинными светлыми волосами, перехваченными не слишком чистой лентой на лбу, судя по всему, путешествовал пешком и налегке. По одежде его можно было принять и за среднего достатка крестьянина, и за ремесленника, и просто за бродягу.
Торопились мы, как выяснилось, зря. Паромщик, немолодой, но кряжистый, в просторной рубахе с застарелыми потными разводами под мышками, принял от меня плату (она, естественно, оказалась явно завышенной – целых четыре сантима!), но не спешил крутить свой ворот, дожидаясь, не появятся ли еще пассажиры. Как видно, не все дороги, приводившие к этой переправе, были столь безлюдны, как та, по которой мы приехали. Мы спешились: можешь дать отдых своей лошади – дай его. Я невольно залюбовался Верным: рыцарский боевой конь смотрелся вдвойне выигрышно на фоне немолодой уже саврасой кобылки типично крестьянских статей, запряженной в телегу торговца. Мне показалось, что и сам Верный покосился на нее с веселым презрением.
– Поехали уже, – потерял терпение долговязый парень.
– Погоди, – ворчливо ответил паромщик.
– Сколько еще годить? – взорвался парень. – Мы тебе деньги за что заплатили – на бережку прохлаждаться?!
– Не нравится – можешь вплавь. Покрутил бы ворот с мое, понял бы, приятно ли лишние ходки делать… – рука паромщика тем временем невзначай приблизилась к висевшему на поясе ножу, на случай, если пассажир начнет буянить.
– В самом деле, – поддержал парня торговец, – полчаса уже, небось, тут торчим!
– Вон, кажись, едет кто, – паромщик прищурился вдаль.
Я посмотрел в ту же сторону, сперва различив в отдалении лишь вьющуюся над дорогой пыль, а затем и скачущих к берегу всадников. Их было около десятка. На солнце блеснули доспехи.
– Отчаливай! – воскликнул торговец уже не просто недовольным, а обеспокоенным голосом. – Это солдаты. Они ждать не станут, и церемониться тоже – и нас с парома сгонят, и тебе ничего не заплатят.
Паромщик, очевидно, и сам уже понял серьезность угрозы и навалился на ворот. Тот заскрипел, натягивая канат, и тяжелый паром медленно сдвинулся с места.
– Это лангедаргцы? – требовательно спросила Эвьет. Уже видно было, что у переднего на пике развевается вымпел, но пока трудно было сказать, чей.
– Да какая разница! – огрызнулся торговец. Но длинноволосый парень, похоже, не разделял его безразличия и напряженно вглядывался в быстро приближавшихся кавалеристов.
Паром, приводимый в движение усилиями одного человека, не мог развить большую скорость, так что, когда всадники выехали на берег, нас отделяло от пристани менее сотни ярдов. Они были в кольчугах и при мечах (а у нескольких, кажется, за спиной висели и луки), лишь передний из них, видимо, командир – в блестящей стальной кирасе и с пикой, под наконечником которой повис в безветренном воздухе – теперь это уже было ясно видно – бело-черный вымпел Грифона.
– Эй! – крикнул он, потрясая пикой. – Поворачивайте обратно!
Паромщик, старательно притворяясь глухим, с усилием перехватывал ручки ворота. Эвелина сдернула арбалет, снова висевший на моем плече.
– Нет, Эвьет, – негромко сказал я. – Нам не нужны лишние проблемы.
– Но это враги!
– Вряд ли им что-то нужно от нас лично.
– Поворачивайте, кому сказал! – командир сделал знак двоим солдатам, и они въехали на насыпь, беря наизготовку луки. – Хуже будет!
Паромщик остановился. Нетрудно было понять, о чем он думает: расстояние для прицельной стрельбы, может, и великовато, но пассажиры доберутся до другого берега и уедут, а ему здесь еще работать. Но прежде, чем он начал крутить ворот назад, долговязый парень оказался у него за спиной и уже прижимал лезвие кинжала к его горлу.
– Вперед, – процедил парень. – И пошевеливайся.
Бородачи синхронно схватились за рукоятки мечей и посмотрели друг на друга – наверное, это были все-таки братья – затем на торговца. На лице того отобразилась мучительная работа мысли, затем, очевидно, рассудив, что по крайней мере до другого берега его интересы совпадают с интересами парня, он слегка мотнул головой: не вмешивайтесь. Паромщик покорно закрутил ворот в прежнем направлении, не делая бесперспективных попыток добраться до собственного ножа.
'Эвьет, за повозку!', – хотел было скомандовать я. Но ее не нужно было учить – она уже сама устремилась в укрытие, махнув мне рукой, чтобы следовал за ней. Что я и проделал со всей возможной поспешностью.
И вовремя. Первая стрела шлепнулась в воду, не долетев добрых трех ярдов, но почти сразу же вторая с тупым стуком вонзилась в настил парома. Выпустив по стреле, солдаты поскакали дальше по мосткам, сокращая расстояние, и выехали на причал, вновь натягивая луки. Эвелина тем временем взводила свой арбалет. Я думал, что она собирается стрелять поверх телеги, но она вместо этого шмыгнула между ее колесами и выстрелила снизу вверх.
Честно говоря, я не ожидал, что с такого расстояния она попадет. Однако один из всадников дернулся, выпуская тетиву (стрела некрасиво кувырнулась в воздухе и упала в реку) и недоуменно уставился на арбалетный болт, торчавший из его собственной груди. В следующий миг он вяло взмахнул руками, словно что-то ловя в воздухе, и повалился с коня, тяжело грянувшись о дощатый край причала, а оттуда – в воду. Не знаю, была ли его рана смертельной; может быть, он и сумел бы еще ухватиться за пристань и влезть обратно, если бы не кольчуга, шлем и меч в ножнах. Но все это железо мгновенно утянуло его на дно.
Его товарищ выстрелил, и вновь с недолетом. Тогда, поняв, что добыча ускользает, он спрыгнул с коня, выхватил меч и в ярости рубанул канат, по которому, словно бусина по нитке, двигался от берега к берегу паром. 'Стой, болван!' – крикнул ему третий лучник, уже скакавший во весь опор по мосткам, но было поздно. Паром, потерявший связь с берегом, слегка качнуло и стало сносить течением. Еще можно было ухватиться за ту часть каната, что оставалась у нас, и продолжить нормальный путь, но тут произошло сразу несколько событий.
Третий лучник выстрелил уже практически на пределе возможной дальности – и оказался искусней или просто удачливей двух других. Стрела, прилетевшая по навесной траектории, вонзилась в грудь паромщику. Сама по себе рана была, скорее всего, не опасна – стрела была на излете, а угол удара такой, что едва ли она могла достать до жизненно важных органов. Но от боли и неожиданности паромщик резко дернулся – а парень все еще прижимал остро отточенный кинжал прямо к его левой сонной артерии. Хлынула кровь – даже не хлынула, а брызнула пульсирующим фонтаном, как всегда бывает, когда рассекают крупную артерию, тем более у человека в состоянии сильной физической и эмоциональной нагрузки. На неподготовленных людей такое всегда производит впечатление. Торговец, которого забрызгало кровью с головы до ног, в ужасе шарахнулся, ударившись затылком в морду своей лошади. Та попятилась, толкая назад телегу и не думая, о том, что стоит не на земле, а на небольшом по сути плоту, имевшем перильца лишь с трех сторон. Четвертая, откуда въезжали и входили пассажиры – и задом к которой стояла савраска – перед отплытием замыкалась жердью, укладываемой на два столбика с рогатками на концах. Однако на сей раз мы отчаливали в таких обстоятельствах, что об этой мере безопасности никто не подумал, и дорогу телеге ничто не преграждало. Тяжелые колеса чуть было не наехали на Эвьет, которая старательно целилась для второго выстрела и оттого не заметила вовремя опасность. Я едва успел выдернуть ее из-под телеги, которая в следующее мгновение съехала задними колесами в воду.
Лошадь испуганно заржала; она и так была явно слабовата для такой тяжелой повозки, а тут, похоже, еще и ополоумела от страха и вместо того, чтобы бороться с внезапно потянувшей ее в реку силой, еще
