раненый потерял слишком много крови, и давление у него было заметно ниже нормы. Но все равно, действовать надо было быстро. Нога вынырнула на свет без сапога, оставшегося в стремени, но так было даже проще контролировать ее состояние. Немного крови все же вытекло между пальцами Эвьет, но, когда я прижал бедро раненого к его животу, кровотечение остановилось. Я разрезал ножом штанину рыцаря по всей длине. М-да, бледно-синюшная кожа покойника – ну а что я, собственно, ожидал… Но, пока я проводил тампонаду раны, казавшаяся уже мертвой конечность начала потихоньку розоветь.
– А удар-то был грамотный, – заметил я. – Эти ребятки недаром решились напасть с ножами на конного рыцаря в доспехах.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Эвьет, вытирая запачканные кровью руки о траву.
– Подожди, я полью тебе на руки из фляжки… Я имею в виду, что целили именно в бедренную артерию. И те, что нападали слева, видимо, тоже, просто у них сноровки не хватило. Сидящему на лошади не так просто нанести удар именно с внутренней стороны бедра… Большинство людей полагают, будто для жизни опасны только раны туловища и головы, но никак не конечностей. Наш новый знакомый, несмотря на поколения своих рыцарских предков, очевидно, придерживался того же заблуждения. Но не эти дети неграмотных крестьян. А поскольку преподавать им анатомию было решительно некому, узнать об особенностях артериального кровотечения они могли только из личной практики. Полагаю, они промышляют здесь со времени бунта, а то и дольше. Хорошо, что они не проявили достаточно настойчивости и не пошли за своей ускользнувшей жертвой. Видимо, все-таки не знали, что он неминуемо скоро свалится… Так, ну вот, кажется, кровоснабжение ноги восстановилось. Теперь можно наложить повязку и притянуть ее ремнем. Хм, как нам теперь его везти, вот в чем вопрос. Мало того, что у нас нет второй лошади, так еще и просто посадить его в седло – плохая идея. По идее, ему голову надо пониже, а ногу повыше…
Раненый снова заморгал глазами.
– Получилось? – слабо спросил он.
– Пока вроде да, но ходить вы еще не скоро сможете. Вы знаете ближайшее место, где о вас могут позаботиться? Или, лучше, куда можно съездить за помощью, чтобы ее прислали сюда…
– Ближайшее? Я не знаю… я ехал в наш лагерь… нагнать армию… она сейчас… сейчас она должна быть уже… простите, сударь… все так путается…
– Эй! Эй, очнитесь!
Но на сей раз это был не просто обморок. Пульс, сделавшийся совсем нитевидным, исчезал под моими пальцами. На лице и шее выступил холодный липкий пот. Я дернулся было снять с него доспех, чтобы сделать массаж грудной клетки, но тут же понял, что это бесполезно. Если это яд омертвевших тканей, стимуляция кровообращения лишь ускорит неизбежное.
Через несколько минут я протянул Эвьет флягу, где еще оставалась вода:
– Теперь ты полей мне на руки.
– Он умер? – поняла девочка.
– Да. Было слишком поздно… Зря только извел на него корпию. Ну ладно, посмотрим, что мы унаследовали, – я вытряхнул на траву седельную сумку мертвеца. – Ага, вот и кошель… увесистый! Десять… двадцать… слушай, Эвьет, да мы с тобой богачи!… тридцать…
– Дольф!
– Ты только глянь – золотой двукроновик имперской чеканки! Времен даже не последнего императора, а его деда! Видела такие когда-нибудь?
– Дольф, тебе не кажется, что это мародерство?
– Ему эти деньги все равно уже не нужны, – пожал плечами я. – В отличие от нас. Сорок…
– Да, но… – голос баронессы звучал без прежнего напора. – У него, наверное, остались наследники…
– Ты в самом деле считаешь, что мы должны все бросить и отправиться их разыскивать? – усмехнулся я. – Сорок восемь крон одним только золотом, включая имперские, а тут еще серебро и медь… Мы, кстати, даже имени его не знаем.
– Имя, полагаю, можно узнать, – возразила Эвелина и потянула меч покойника из ножен. – Если он такой богатый, скорее всего, это фамильное оружие. Точно, вот герб! – она вдруг замолчала.
– Что-то еще не так?
– Это барон Гринард.
– И что? – мне эта фамилия ничего не говорила.
– Ты действительно зря тратил на него свою корпию, – жестко произнесла девочка. – Это грифонец.
– Ты так хорошо знаешь все дворянские гербы в Империи? – заинтересовался я. – А также кто из них на чьей стороне?
– Во всяком случае, гербы старых родов, – ответила Эвьет будничным тоном. – У отца была копия Столбовой книги, зимними вечерами я любила ее рассматривать… Ну, может, про всех-всех я и не помню, кто чей вассал, но про Гринардов знаю точно. Их владения не так далеко от наших. В свое время наши роды даже чуть было не породнились… Сестра моей прабабушки вышла замуж за второго сына тогдашнего барона Гринарда. Но она умерла при родах, и ребенок тоже не выжил. Так что у нас с ними нет общей крови, – поспешно произнесла Эвелина, словно оправдываясь. – Их сюзерен – Лангедарг.
– Если никто из них не переметнулся на другую сторону, – проворчал я, тут же понимая, впрочем, что этот юноша с его прекраснодушными понятиями о рыцарстве едва ли мог нарушить вассальную клятву.
– Только не Гринарды, – подтвердила и Эвелина. – Отец говорил, что они – убежденные грифонцы. У них и родовой девиз – 'Моя честь зовется верность'.
– Ну, родовые девизы замечательны тем, что придумывают их одни люди, а живут потом под ними совершенно другие… Но, допустим, в данном случае громкие слова соответствуют истине. Если бы точно такая ситуация была у сторонников Льва, ты ведь считала бы, что это повод для гордости?
– Я и сторонникам Грифона в этом не отказываю. Принципиальность достойна уважения, даже если это принципиальность врага.
– Но при этом, по-твоему, нам не следовало пытаться его спасти? Тебя смутило, что я беру деньги у мертвого, но ты считаешь, что не нужно спасать живого, который, по твоим же словам, достоин уважения?
– То, что враг достоин уважения, не означает, что его не надо убить, – пожала плечами Эвьет. Я вдруг подумал, до чего дико звучит подобная спокойная фраза из уст двенадцатилетней девочки. А хуже всего то, что она, в общем-то, права. Во всяком случае, в том мире, который нас окружает…
– Тем не менее, твоим первым движением было спасти его, а не выяснить цвета его знамени, – заметил я вслух.
– Ты прав, – признала Эвьет, явно недовольная собой. – Как-то не подумала, что он может быть с той стороны. Здесь уже довольно далеко от границы графства…
– Войска опять пришли в движение, границы больше не актуальны, – возразил я. – Он, кстати, тоже не подумал, что мы можем быть не из его стана. Чуть было не рассказал нам, где расположены их части. Ему, должно быть, просто не пришло в голову, что враги могут оказывать ему помощь…
– Обыщи его как следует, Дольф. Может, у него с собой какая-нибудь секретная депешa.
Но никакой депеши у молодого Гринарда, погибшего столь нелепой смертью, не оказалось. Его доспехи мне тоже были не нужны – по ряду причин, включая и ту, что я не люблю таскать на себе лишнюю тяжесть, да и толку от нее, как показывает практика, немного – а вот меч, фамильный он или нет, я решил взять себе. Уж всяко лучше моей железяки, даже с чисто эстетической точки зрения. Свой старый я решил просто бросить здесь. В другое время я бы, наверное, все же попытался его продать в том же Комплене (а заодно и стоивший явно больше доспех, и сбрую несчастной Клаудии), но, имея полный кошель, туго набитый золотом и серебром, решил не мелочиться и не обременять Верного лишним грузом. Хоронить мертвеца, несмотря на укоризненный взгляд Эвелины, я, конечно же, тоже не стал. Я лишь уложил его ровно и воткнул в изголовье свой старый меч – вертикально, на манер креста; такова была максимальная дань бессмысленным условностям, которую я согласен был заплатить.
Мы вновь выехали на дорогу, по-прежнему безлюдную, на сколько хватало глаз (малолетние бандиты,
