Хищным зверем. Ибо чистота еще не означает травоядности.
О нет, на белокурого ангела она никак не походила. Уже хотя бы потому, что ее отмытые волосы, обрамлявшие лишенное всякой ангельской пухлости, заостренное книзу лицо, оказались хотя и вьющимися, но и совершенно черными, под цвет глаз (что, впрочем, не редкость для уроженцев этих мест). А в этих глазах явственно читались острый ум и твердая воля. И огоньки, горевшие в них, казалось, жили собственной жизнью, а не были лишь отражением пламени очага.
И, когда эти мысли промелькнули в моем мозгу, я вдруг понял, что у ее затеи есть шанс на успех. Если эту прелестную девочку еще и приодеть соответствующим образом, она вполне может подобраться к Карлу Лангедаргу достаточно близко. Кто посмеет подумать о ней дурно? У кого поднимется рука ее оттолкнуть? Особенно если она представится дочерью верного грифонского вассала, павшего от рук проклятых йорлингистов, ныне вынужденной обратиться за помощью к его светлости герцогу… А дальше – есть много способов убить человека. В том числе и такие, которые по силам двенадцатилетней девочке. Например, игла с ядом. Он, конечно, будет в доспехах. С начала войны он никогда не появляется без них на публике. Злые языки утверждают, что он даже спит в кольчуге, причем вне зависимости от того, один он в постели или нет… Но если малолетняя дочь верного вассала захочет верноподданнически поцеловать руку сюзерена, он, конечно, протянет ей руку без перчатки. Этикет есть этикет. К тому же кольчуга способна защитить от меча, но не от иглы… И я знаю, как изготовить подходящий яд.
Но что потом? Как ей спастись? Смешно надеяться, что после его смерти грифонцы тут же побросают оружие и побегут сдаваться, вместо того, чтобы расправиться с убийцей. Можно сделать яд, который подействует не сразу, но укол-то он почувствует. И, конечно же, моментально поймет, что к чему. А если… если цветок? Какая красивая сцена: черноволосая девочка в черном платье – траур по героически погибшему отцу – дарит претенденту на престол белую розу – символ императорской власти. А тут уже сразу две возможности. Во-первых, у розы есть шипы. Но, допустим, он не настолько глуп и неосторожен, чтобы уколоться. Но устоит ли он от искушения понюхать ароматный цветок? Или хотя бы поставить в вазу в своем кабинете?
Может и устоять, однако. Кого-кого, а Карла Лангедарга трудно заподозрить в сентиментальности – если только не понимать под таковой страстную любовь к власти. И вряд ли он даже станет разыгрывать сентиментальность на публике. Он явно считает, что образ жесткого и решительного лидера куда лучше образа романтичного любителя цветов. Конечно, розу он примет, но тут же передаст какому-нибудь слуге, и на этом все кончится…
Черт побери, о чем я думаю? Я ведь только недавно размышлял, как бы мне отговорить Эвьет от ее самоубийственной затеи, а теперь сам готов послать ее на эту авантюру? Конечно, Лангедарг негодяй, кто спорит. Но можно подумать, что Ришард Йорлинг намного лучше… и что мне вообще есть дело до них обоих…
– Как наш заяц? – осведомилась Эвьет, подходя к столу. – И, кстати, как я теперь выгляжу?
– Замечательно, – ответил я разом на оба вопроса, попутно заметив, что второй был задан без всякого кокетства – ей действительно нужно было удостовериться, что с 'лесной кикиморой' покончено.
Эвелина плотоядно принюхалась и вонзила зубы в заячью лапку.
– Остыл уже, конечно, – сообщила она, прожевав первый кусок, – но все равно вкусно. Знаешь, я этот запах аж из бани чувствовала.
– А… – вырвалось у меня, но я сразу замолчал.
– Что?
– Нет, ничего.
– Слушай, Дольф, я таких вещей ужасно не люблю. Раз начал, так уж говори.
– Ну… я просто подумал… разве тебе.. не неприятен такой запах?
– С чего вдруг? А, ты имеешь в виду… в тот день… Ну, видишь ли, я отличаю одно от другого. Если я пережила пожар, что ж мне теперь, и у костра не греться? И потом… – добавила она тихо, – горелое пахнет иначе, чем жареное.
Она быстро управилась со своей порцией, воздав должное и моему хлебу, и сделала было движение вытереть жирные пальцы о рубашку, но, перехватив мой взгляд, смущенно улыбнулась и вымыла их в ведре с водой.
– Как твоя нога? – спросил я, кивнув на ее левую ступню. Та уже не была перевязана, что я мог только приветствовать – от такой грязной тряпки наверняка больше вреда, чем пользы.
– А, это? Уже зажила почти. Пустяки, это я на острый сучок напоролась…
– Дай я посмотрю. Я кое-что смыслю во врачевании.
Эвьет без церемоний уселась на пол и протянула мне ногу. Я велел ей повернуться ближе к свету и взял в руки ее маленькую ступню. Кожа на подошве, конечно же, была загрубевшей, как у деревенской девки, но изящная форма стопы свидетельствовала о породе. Ранка и впрямь оказалась небольшой и уже фактически затянулась; опасности нагноения не было.
– Значит, ты умеешь лечить раны? – осведомилась она, снова ставя ногу на пол.
– Более-менее. Ну и некоторые другие проблемы со здоровьем. Но я не имею права называть себя врачом – я не учился в университете. Правда, в нынешние времена мало кто обращает внимание на отсутствие диплома…
– Ты умеешь убивать, но ты не воин. Умеешь лечить, но ты не врач. Становится все интереснее.
Но мне не хотелось рассказывать ей свою биографию. Хватит с девочки и ее собственной грустной истории. Тем более что самое, вероятно, для нее интересное пришлось бы скрыть, а полуправда, говорят, хуже лжи, и Эвьет, похоже, достаточно проницательна, чтобы понять, что я чего-то не договариваю. Актер из меня не лучший, чем повар.
– Чего я точно не умею, так это не спать. Где в вашем замке комнаты для гостей?
– Спи, где хочешь, – не оценила мой юмор Эвьет. – Все равно придется на полу, кровати все сгорели.
Что ж, дело привычное. Котомку под голову, меч под руку, одежда на себе – и если в таких условиях вы не способны заснуть, значит, вам это и не требуется.
– Тогда я лягу прямо тут, если ты не возражаешь. Тут пол почище и очаг еще не догорел…
– Ладно. А я на столе. Меня он выдержит.
И она действительно взобралась на стол и свернулась там калачиком. Минуту спустя она уже безмятежно спала. В обнимку со своим арбалетом.
– Дольф!
Требовательный звонкий голос пронзил мой сон, как удар меча. Пару секунд мозг еще противился возвращению в опостылевшую реальность, но затем вспомнил, что от враждебного внешнего мира его не отделяет ни одна дверь, и отдал команду экстренного подъема. Я вскочил, на ходу разлепляя глаза.
– Опасность?
– Все спокойно, – Эвелину явно развеселила моя прыть. – Просто сколько можно спать? Солнце уже встало. Когда мы начнем тренировки?
– Тренировки? Ах, да, – я проснулся окончательно. Зачерпнув воды из ведра, я плеснул себе в лицо и пригладил мокрой рукой волосы. – Видишь ли, Эвьет, боюсь, ты не так меня поняла. Я могу тебя кое-чему научить, но я не сказал, что научу тебя, как убить Карла. Я не владею ремеслом охотника за головами. Тем более – за столь высокопоставленными.
– Но ведь тебе приходилось убивать?
– Да. Приходилось.
– Вот и хорошо. Обучи меня всему, что знаешь, а конкретный план я и сама придумать могу.
Вот ее самостоятельности я больше всего и опасался. Откажи я ей – и она, пожалуй, начнет действовать сама и, конечно, попадет в беду.
– Начнем хотя бы с меча, – она кивнула на мое оружие, оставшееся лежать на полу.
– Он только один, – заметил я, – для настоящей тренировки нужны мечи нам обоим. Но главное – это слишком большое и тяжелое для тебя оружие.
– Я сильная! – она даже согнула руку, словно предлагая мне пощупать бицепс.
– Не сомневаюсь, что ты сильнее большинства девочек твоего возраста и сословия. Но ведь не
