Конрад побелел, как стена. Госпожа Бартолотти увидела, как он побелел, и, чтобы отвлечь его, запела: «Сидит господин в туалете, играет марш на кларнете».
Тогда Конрад заплакал.
— Конрад, что случилось? — Госпожа Бартолотти вскочила со скамеечки, вытащила платок из кармана штанов и вытерла мальчику слезы.
Он, всхлипывая, произнес:
— Я плачу, потому что не знаю, что мне делать. Семилетний мальчик должен внимательно слушать, когда его мать что-то говорит, рассказывает или поёт. Но семилетний мальчик должен немедленно перестать слушать, когда говорят, рассказывают или поют что-то непристойное.
— Разве я пою что-то непристойное? — перепугалась госпожа Бартолотти.
Конрад кивнул. Госпожа Бартолотти поклялась, что никогда больше не будет говорить и петь ничего неприличного. И Конрад перестал плакать.
Неожиданно в дверь позвонили. Не так, как звонят разносчики денежных переводов или пожарники, а легонько, трижды кряду, как звонил аптекарь Эгон. И правда, была суббота, день их дружбы.
— Ох, это Эгон, я совсем забыла о нем! — воскликнула госпожа Бартолотти и бросилась к дверям. По дороге она ударилась локтем о шкаф, который стоял в прихожей, и хотела выругаться, но сдержалась, чтобы Конрад снова не заплакал.
Господин Эгон был в черном костюме и сером галстуке. В руке он держал букет фиалок.
— У меня есть два прекрасных билета в оперу, — сказал он.
— А у меня есть приемный ребенок, — ответила ему госпожа Бартолотти.
— Второй ряд, первый ярус, середина… — продолжал господин Эгон, но вдруг замолк, вытаращив глаза на госпожу Бартолотти, и спросил. — Как? Что?
В этот момент в прихожую зашел Конрад. Он подошел к господину Эгону, поклонился ему, подал руку и поздоровался.
— Добрый день, господин!
— Это мой сын, — произнесла госпожа Бартолотти. — Ему семь лет, и звать его Конрад.
Господин Эгон побледнел. Еще сильнее, чем Конрад от непристойных песенок. Госпожа Бартолотти почувствовала, что ему надо объяснить. Но не хотела ничего объяснять перед мальчиком, поэтому сказала:
— Конрад, лапочка моя, наверно, по телевизору показывают детскую программу.
— Вот хорошо! — сказал мальчик и резво побежал в гостиную.
Госпожа Бартолотти крикнула ему вслед:
— Сначала вытащи верхнюю кнопку, потом нажми третью снизу, затем…
— Спасибо, я знаю! — крикнул Конрад из гостиной. — Нас учили пользоваться телевизором!
Госпожа Бартолотти пошла с гостем на кухню, дала ему сигару, другую взяла себе, поставила воду для кофе и начала рассказывать о своем приключении. Когда вода закипела, она закончила рассказ, но даже когда она разлила кофе в чашки, господин Эгон еще не поверил ее словам. Убедила она его только тогда, когда показала пустую банку, пустой пакетик из-под питательного раствора, документы и письмо.
— Какая скверная история, — сказал господин Эгон. — Очень скверная.
Госпожа Бартолотти кивнула. И ее гость внимательно смотрел на черные блестящие носы своих лакированных туфель.
— Вы все тут? — послышался в гостиной голос из телевизора.
— Да-а, — нерешительно произнес Конрад, и по меньшей мере сто детских голосов в телевизионной студии крикнуло: — Да-а!
Господин Эгон по-прежнему не сводил глаз со своих туфель.
— Скажи же еще что-нибудь, Эгончик, — попросила госпожа Бартолотти.
— Отошли его назад, — тихо произнес господин Эгон.
— Как тебе не стыдно! — сказала госпожа Бартолотти еще тише, схватила его за руку, вытащила из кресла и повела через кухню и прихожую к дверям гостиной. — Посмотри, — прошептала она.
Господин Эгон заглянул в гостиную и увидел на экране пластмассового крокодила с зеленой чешуей, красными блестящими глазами и синим хвостом, который подкрадывался к невинному, беззаботному мальчику в красной шапочке. У мальчика была деревянная голова.
А на стуле перед телевизором господин Эгон увидел Конрада в голубой шапочке с золотым колокольчиком. Глаза у него были широко распахнуты, рот раскрыт, уши красные, как свекла, русые волосы, которые выбились из-под шапочки, взлохмачены, а указательный палец правой руки прижат к кончику носа. Необычайно красивый, милый, беззащитный ребенок.
— Ну? — спросила госпожа Бартолотти.
— Нет, — пробормотал господин Эгон и сокрушенно покачал головой, — Этого мальчика нельзя отсылать назад!
— Конечно же! — произнесла госпожа Бартолотти.
На экране мальчик с деревянной головой в красной шапочке, который оказался не таким беззаботным, убил пластмассового крокодила и сто детей в студии заверещали, как обезьяны. Конрад убрал палец от носа и сказал:
— Бедный крокодил, бедненький, как мне тебя жалко!
Потом поднялся и выключил телевизор. Еще не успел крокодил выпрямить все четыре лапы, как изображение исчезло.
— Тебе такое не нравится? — спросил господин Эгон. (Он в детстве тоже не любил таких представлений).
— Надо сочувствовать животным! — ответил Конрад.
— Но это же Крокодил, Конрад! — воскликнул госпожа Бартолотти. — Крокодил — плохое животное, он ест людей со всеми косточками и потрохами!
— Этот крокодил в телевизоре хотел только спать, — возразил Конрад. — А этот в красной шапочке разбудил его, потому что вопил во все горло.
— Но ведь крокодил подло подошел сзади! — воскликнула госпожа Бартолотти. (Она в детстве очень любила такие представления).
— По-моему, животные не знают, что означает подло подойти сзади, — сказал Конрад.
— Да, но… — пробормотала госпожа Бартолотти.
— По местности, где живут хищные звери, этот, в красной шапочке, вообще должен ездить только в закрытой машине, — сказал Конрад. — Так намного безопаснее и для крокодила, и для него самого.
— Да, но… — снова пробормотала господин Бартолотти.
— Никаких «но»! — воскликнул господин Эгон, и в голосе его зазвенела бурная радость. — Ни каких «но»! Мальчик правду говорит! Вообще он, для своего возраста, необыкновенно умен!
Господин Эгон смотрел на Конрада с большой благосклонностью. Раньше он никогда не смотрел на детей с большой благосклонностью, не смотрел даже просто с благосклонностью.
Но благосклонность переросла в восторг, когда мальчик спросил:
— Скажите, пожалуйста, а не пора ли уже идти спать?
— Ты устал? — спросила госпожа Бартолотти.
— Дело не в этом, — ответил Конрад. — Дети редко бывают уставшими, когда им пора идти спать.
О том, когда детям надо идти спать, госпожа Бартолотти знала так же плохо, как и о том, когда им можно есть мороженое. Она лишь помнила, что ребенком вопила, как сумасшедшая, когда её посылали спать, а потом долго всхлипывала в постели. Поэтому сказала Конраду:
— Сиди, сколько тебе захочется. Ты сам заметишь, когда захочешь спать! — На этом слове госпожа Бартолотти вспомнила, что детская кровать, которую она купила, еще не привезли, и добавила: — С тобой все ясно. Ты пойдешь спать, когда привезут кровать.
