Оказалось, что именно в первом подъезде дома № 48 уцелели после инцидента камеры наружного наблюдения. И та, что стоит на козырьке над первым подъездом, зафиксировала где-то между 12–30 и часом ночи приход некоего молодого субъекта в кепке. На левой щеке у него был шрам, который он старательно прятал. Он был одет в куртку работника «Мослифта», на плече у него был рюкзак, и хотя было позднее время, консьержка Марья Дмитриевна его запустила в подъезд. Более того, она пригласила его в свою «стекляшку» выпить чая, что также зафиксировано камерой наблюдения, но уже той, о существовании которой консьержи первого подъезда даже не знали.
А дальше, рассказывал Бубукин, начинается самое интересное. Гражданина Бугровского нет дома, так как он якобы на Сицилии и якобы отдыхает. А на самом деле, как уже докладывал Бубукин, он в соседнем подъезде. У гражданки Архаровой Екатерины Петровны. По словам Бубукина «весьма сексапильная особа с абсолютным отсутствием морали». И тут же поспешил уточнить, опасаясь со стороны Семёнова какого- нибудь ехидного выпада: это, мол, не он утверждает, а её соседи. Бугровский, как оказалось, был не единственным её обожателем. Ей 25 лет, она не замужем. Имеет ребёнка от гражданского брака, мальчику пять лет. В ночь прилёта инопланетян находился у матери, гражданки Архаровой Нины Евсеевны, проживающей в районе станции метро Сокол, дом № 71 по Санкт-Петербургскому шоссе, вход со двора, квартира 177, четвёртый этаж, железная дверь. Бугровский был ночью у Екатерины Архаровой, а потом они, по её словам, подрались, и он ушёл.
— Подрались? — удивился Семёнов. — Из-за чего?
Бубукин пожал плечами:
— Не помнит. Помнит, что он ушёл, но перед уходом, пока та мылась в ванной, для чего-то включил все электроприборы. Потом она потеряла сознание. Мать будет подавать на Бугровского в суд. Иск на миллион долларов. Она говорит, что, по её подсчетам, у него миллионов десять. Не обеднеет.
— Это вы так считаете или это её заключение? — спросил Семёнов.
Бубукин смешался:
— Если честно, про не обеднеет, это я от себя.
— Интересно, — сказал Семёнов.
— Интересно, Николай Иванович, не это, — прозорливый Бубукин сделал попытку перевести разговор в другое русло. — С помощью видеоплёнки, изъятой из камеры слежения первого подъезда, мы отследили, на каком этаже остановился лифт с неизвестным в кепке.
— Ну и!
— На том же, где и Бугровский! На 22-м! На последнем!
— И что с того, что именно на 22-м? — удивился Семёнов.
— Боюсь, Николай Иванович, он прибыл не просто так. У Бугровского на лестничной клетке только один сосед. Отец мальчика-дауна. Ну и мальчик, само собой. Живут закрыто, к ним никто не ходит. А вот к Бугровскому ходят. Но не просто так.
Тут он сделал эффектную паузу:
— А исключительно по уважительной причине. И только с его личного разрешения. Никаких друзей, только деловые контакты. При этом без звонка он никого не принимает, это мне консьержка доложила. Даже не открывает дверей, если в домофон звонит не знакомый ему человек. А его же не было дома! Так вот. Камеры зафиксировали приход в первый подъезд человека со шрамом. Но, — тут он сделал эффектную паузу. — Ни одна из них не зафиксировала его уход. Человек со шрамом просто испарился!
— Так, так, так, — сказал Семёнов, и, опережая Бубукина, поднял трубку телефона. — Алло, гараж? Мою машину. Да, в Останкино, в Зону. Разрешение будет. Да, двое. Я и Бубукин. Срочно! Есть подозрение, что в ночь с 17 на 18 августа происходило ограбление квартиры жильца, проживающего в первом подъезде дома № 48.
Положил трубку и приказал Бубукину:
— Возьмите оружие. На всякий пожарный. Или этот деятель ушёл по крыше, что само по себе интересно в плане вопросов «почему» и «зачем». Или, и я этому не удивлюсь, он где-то там болтается до сих пор. И ничего не помнит. В квартирах богачей много ловушек. Войти — вошёл, а не выйдешь. В любом случае, очень интересно побывать на 22-м этаже.
Глава 16
Героические приключения Чирика
А где Чирик? Где этот, как он себя считает, Робин Гуд, потрошитель нуворишей? Он-то куда делся, удрав из квартиры Юрки Гагарина? Вообще-то Чирику сильно не повезло в ту ночь. Выскользнув незаметно из квартиры писателя-психа, он намеревался раз и навсегда покинуть злосчастный дом № 48. И потому-то побежал, сломя голову, вниз по пожарной лестнице, проклиная все на свете. Но как в результате бега вниз, оказался Чирик на верхнем этаже, он не смог бы объяснить никому и никогда. Вероятно, сработало подсознание Чирика, в котором, как мошка в янтаре навсегда зафиксировался его вместительный рюкзак, забитый до отказа изъятым у барыги, и забытый в кухне ограбленной квартиры.
Но наверх Чирик не бежал, это не верно сказано. Наверх он крался на цыпочках, труся, трясясь мелкой дрожью, почти физически ощущая гусиные пупырышки, которыми покрылось тело под одеждой. Чем выше он поднимался, тем сильнее трусил. Ему казалось, что достаточно лёгкого шороха, стука, чьего-то кашля, чиха, крика, удара распахнутых створок окна, да просто кошачьего шипения, чтобы он, Чирик, упал прямо на ступени и умер на месте от разрыва сердца.
Нервы его были натянуты как струны и в нём, пока он крался наверх, опять с переменным успехом боролись два главных качества его существа — жадность и инстинкт самосохранения. Инстинкт вопил: беги отсюда, лопух, дуй скорей из этого дома, пока не случилось что-то непредвиденное и непоправимое! Спасайся, пока не поздно!
А жадность нашептывала горячо и страстно: не спеши, Чирик, не будь дураком, всё кончится, зато у тебя бабла будет — на всю жизнь хватит! Только не поленись, сходи назад за рюкзачком! Картины возьмёт знакомый антиквар на Арбате, барахло и золотишко — приятель-хитрован, у которого ломбард у Никитских ворот. Хорошие деньги дадут, поедешь на Капри, там девочки, там вино, там эта рыбная штука размером с колесо — «зупа де пеши», из десятка сортов рыб, моллюсков, крабов, раков и разных земноводных, ты ж любишь морскую еду, Чирик! Оторвешься, отдохнешь от останкинской нервотрёпки, если, конечно, хватит тебе, трусу распоследнему, смелости, чтобы вернуться в ограбленную квартиру, да ещё в тот момент, когда над домом болтается инопланетный корабль чудовищных размеров, из которого в любой момент могут вылезти чудовища с четырьмя глазами или с хвостами, как в «Аватаре».
А если в виде гнусных огромных, липких пауков? Мерзких, поводящих щупальцам, вонючих, гадких, злобных, пьющих человеческую кровь вампиров, за которой они сюда и прилетели. Бр-р! И что, идти им навстречу, гостеприимно распахнув объятия: дорогие гости Земли, берите меня за рупь двадцать, весь я ваш, пейте мою кровь, помните мою доброту?
И чем больше фантазировал на эту тему Чирик, тем труднее ему давался подъём по лестнице. И уже пот заливал глаза, щипал, попадая между ресниц. Спина давно стала мокрой, а руки липкими и холодными. Зубы у Чирика стучали в такт сердцебиению.
— Только возьму, и бежать, — шепчет Чирик сам себе, держа в вытянутой руке перочинный нож, защищаясь от невидимого, но уже заранее страшного врага. — Только возьму и бежать. Ни на секунду не задержусь, сука буду, если совру!
Тут под ногами хрустнуло стекло. Да так громко, как выстрел! Чирик чуть не наложил в штаны от страха. Остановился, задохнувшись, и прислушался: не слышит ли кто его шумного дыхания? Казалось, сердце сейчас выпрыгнет из грудной клетки и бильярдным шаром застучит по ступенькам. Было тихо, как в кладбищенском склепе, хотя, надо сказать, Чирик совсем не боялся мёртвых. Мать всегда учила: бойся живых, чего мёртвых бояться? Но в огромном-то корабле самые что ни на есть, живые существа! Как они отнесутся к Чирику, встретившись с ним нос к носу, можно только предполагать.
Постояв, он всё-таки двинулся дальше, так аккуратно и так осторожно переставляя ноги, словно шёл
