Я понял, что сопротивляться бесполезно. Для кого-то здесь, в Москве, была нужна должность, которую я занимал, и меня решили переместить «с сохранением на уровне».
Порочность принципа подбора и использования кадров с удержанием их на «уровне» я испытал на себе. Достигнув известного служебного положения (уровня), работники определенной номенклатуры считаются способными к замещению любой должности этого уровня. Директор радиозавода может быть передвинут на должность директора хлебопекарни, заведующего продмагом можно сделать директором прачечной, секретаря обкома КПСС — послом, хотя он и понятия не имеет о дипломатической службе. Просто от него по каким-то причинам иногда нужно избавиться с сохранением ему уровня служебного положения. С тем же успехом министр угольной промышленности мог быть переброшен на пост министра электростанций.
По этому принципу начальника направления ГРУ вполне можно направить советником посольства, военным атташе, начальником разведотдела штаба округа и так далее. Тот же уровень, та же номенклатура, хотя совершенно иные функциональные обязанности. И каждое такое перемещенное по уровню лицо вне зависимости от знаний и опыта вынуждено на своем посту «изобретать велосипед», удивляя подчиненных и начальников, или все передоверять своим знающим дело заместителям до изучения участка работы или нового перемещения «по уровню».
В связи с этим установилась, прямо скажу, вредная практика: даже мелкие текущие вопросы зачастую решались только на уровне равных чиновников. К сожалению, в некоторых ведомствах, в том числе нашем, возродилась отмененная в 1917 году петровская табель о рангах. И теперь начальник какого-либо главного управления министерства (по старинным меркам — статский или тайный советник) будет кровно обижен, если к нему прибудет из другого министерства для согласования простой референт (титулярный советник), а не равный ему вельможа.
Я тоже стал жертвой установленного «перемещения по уровню». Претензий по службе ко мне не было и меня решили «выдвинуть на зарубежную работу», что считалось знаком особого доверия. Отказываться от таких предложений было не принято.
Итак, я выбрал Швецию. Мне казалось, что учить умных чехов тому, о чем сам имеешь смутное представление, было бы по меньшей мере недобросовестно. В должности же военного атташе, несмотря на всю сложность задач, можно было постепенно, опираясь на помощников, войти в курс дел и за счет упорных дополнительных усилий освоить специфику этой работы.
Началась лихорадочная, кстати ничем не оправданная, спешка с отъездом. Мне не повезло. Управлением и направлением скандинавских стран в тот момент руководили люди, которые сами в этих странах никогда не были и знали свой участок лишь по донесениям и отчетам из резидентур. Получить от них что-либо конкретное, кроме общих советов, как говорится, не представлялось возможным.
Две недели, отведенные на подготовку, пролетели незаметно. Я бегло просмотрел кучу информационных и специальных материалов, нанес визиты военному атташе Швеции в Москве полковнику Хельму, в отдел внешних сношений Министерства обороны СССР, Главное политическое управление, побывал в отделе административных органов ЦК КПСС, где, как водится, получил детальное наставление, как жить и вести себя советскому гражданину в капиталистической загранице. Пришлось посетить несколько собраний общества «СССР-Швеция», активным членом которого я немедленно сделался по долгу службы.
Тем временем уже состоялось решение Центрального комитета КПСС и был подписан приказ министра обороны о моем назначении, а через МИД СССР получен агреман (согласие) на мое назначение шведской стороны, оформлены на меня, жену и дочь дипломатические паспорта и финские транзитные визы. Все это в такой спешке, будто бы от моего срочного прибытия к шведам по меньшей мере зависела судьба войны и мира с этой страной.
Наконец, получив последнее напутствие от руководителя ГРУ (он же заместитель начальника Генштаба) генерала армии И.А.Серова, мы с женой и шестилетней дочерью 30 октября 1960 года через Хельсинки выехали в Стокгольм.
До Хельсинки через Ленинград шел прямой поезд. Непродолжительная остановка на пограничной станции, таможенные и пограничные формальности, которые нас, как имевших дипломатические паспорта, почти не касались, и мы в Финляндии.
Через окно вагона и на станциях мы наблюдали знакомую по Австрии картину: лоскутные, но заботливо ухоженные поля, благоустроенные шоссейные дороги, одиночные хутора-фермы, издали похожие на игрушки, строгий порядок на станциях, спокойный неторопливый народ и никаких следов войны, а ведь она на протяжении двадцати лет дважды обожгла маленькую Финляндию.
В Хельсинки на вокзале нас встретил помощник военного атташе при нашем посольстве капитан 2-го ранга Положенцев, который сообщил, что рейсовый теплоход в Стокгольм отходит из Турку через день. Он предложил после небольшого отдыха осмотреть город, а затем съездить на территорию бывшей советской военной базы в Порккала-Удд и посетить кладбище наших воинов. Мы, разумеется, охотно воспользовались этим предложением.
В Порккала-Удд, переданной безвозмездно со всеми сооружениями финнам, мы посетили большое заброшенное кладбище советских воинов, павших в боях с фашизмом. Могилы с многими неизвестными героями охраняются в соответствии с договором финским сторожем, который даже при желании не в состоянии поддерживать захоронения в порядке. На все нужны деньги, а их для ухода за могилами никто не выделяет.
Бывший в ту пору военным атташе при посольстве СССР в Финляндии генерал-майор В.И.Лазарев с горечью говорил, что даже передачу большого числа крупных жилых массивов на Порккала-Удд, возведенных нашими военными строителями, финская реакция использовала в антисоветских целях, организовав их общественный просмотр с демонстрацией образцов «советского бескультурья и бесхозяйственности». Нужно признаться, что показать действительно было что. Некоторые объекты построены наспех, без канализации и водопровода.
То обстоятельство, что в скальном грунте нами были выстроены оборонные сооружения, а на болоте создан аэродром и все это подарено финским властям, от обывателя скрывали.
В ресторане гостиницы, где мы остановились, произошел комичный случай, свидетельствующий о плохом знании обстановки нашими коллегами в Центре. На проезд транзитом через Финляндию с семьей, состоящей из трех человек, я получил три тысячи финских марок. Перед отъездом начальники заверили меня, что на эту сумму в Финляндии можно безбедно прожить несколько дней. Каково же было наше удивление, когда за сравнительно скромный обед нам предъявили счет в четыре тысячи марок. От конфуза спасла бумажка в 50 шведских крон, полученная в Москве на первые расходы по прибытию в Швецию. Эта банкнота была подобострастно принята официантом. Оказывается, в Финляндии шведская валюта предпочтительнее, чем отечественная.
На следующий день в местном поезде с маленьким паровозиком и вагонами, по меньшей мере ровесниками века, мы выехали в Турку. Непривычный порядок, спокойствие и тишина царили повсюду. Пассажиры степенно, вполголоса переговаривались между собою. Недаром говорят, что финны своих соотечественников, произносящих в день больше десяти слов, считают болтунами.
В Турку наш теплоход «Алатар» был уже у пристани. Пограничный и таможенный контроль проходили только мы, так как у скандинавов имеется соглашение о безвизовом и беспаспортном передвижении в северных странах (Норвегия, Швеция, Финляндия, Дания, Исландия). Документом при поездках между этими государствами могут служить водительские права, удостоверение на право получения почтовой корреспонденции или какое-либо другое свидетельство, снабженное фотокарточкой владельца.
Наш «Алатар» вечером отдал концы в Турку, а утром мы уже прошли Альмагрундский маяк и вступили в полосу бесчисленного множества каменных островков — шхер, которые, подобно кочкам на болоте, в хаотическом беспорядке торчали из морской глади. Все было ново и интересно. Обмен приветствиями при встрече с другими судами, старые форты, прикрывавшие в прошлом фарватер, степенные, несколько чопорные пассажиры, среди которых было много финских студентов, следовавших на какую-то встречу со своими шведскими коллегами, отсутствие суматохи, такой привычной в наших местах при подходе поезда или теплохода к месту назначения. Здесь поездка из одной страны в другую, при наличии денег, являлась
