созревающих окороков. Способ покойного Карла сработал. Сэр Стаффорд зажмурился и сладко застонал. Джейн выпустила член изо рта, поперхнулась и закашлялась.
— Дедушка, спаси меня! — взмолилась Джейн, наивно надеясь только на чудо.
— Продолжай! — Сэр Стаффорд был на седьмом небе от удовольствия.
«Наконец-то эта испанка стоит передо мной на коленях! — Сейчас он мстил ей и за неприступность и за кулаки покойного Карла. — Будет о чем рассказать друзьям! Жаль только, что меня опередили, и пари на бочку эля я проиграл! Ничего. Эта сладкая девчонка отработает проигрыш!»
Инкубу, незримо присутствующему в подвале, импровизация с дедом понравилась.
«Пожалуй, только призрака не хватает в моем спектакле, — решил он, — для такого дела можно ненадолго вернуть Карлушу из адского пламени! Пусть за одно полюбуется на успехи внучки! Потом пару сотен лет спустя этот прием будет иметь название у бездарных писателей «Рояль в кустах»! Ну, как ты там, похотливый управляющий, никак еще хочешь? Артист к выходу готов!»
Инкуб мог по праву гордиться новой выходкой. Гром и молнии взбунтовавшейся вокруг замка стихии заменили гром аплодисментов.
Удовольствие насильнику обломал появившийся не вовремя призрак Карла. Вид деда, вернувшегося из могилы, приступ тошноты и боль между ног вызвал спазм челюстей, и Джейн сильно прикусила член сэра Стаффорда, от чего тот заорал как поросенок, пойманный поварятами на заклание демонам чревоугодия.
— Святое причастие! — Управляющий панически боялся привидений, а укушенное мужское орудие тут же потеряло твердость.
— О, Gosh![98] — Такого ужаса сердце замкового управляющего не испытывало никогда. — Пресвятая Троица! Господи, помоги!
«Никакие молитвы тебе, грешнику, не помогут! — подумал Инкуб. — Тут пахнет смертным грехом без покаяния, а мне продвижение по службе!» Из ранки на члене показалось несколько капелек крови.
— Все будете гореть в геенне огненной! Ты, отправишься туда очень скоро! — Призрак испускал холодный, как у Луны, свет.
Он брезгливо посмотрел на управляющего, а потом перевел взгляд на Джейн.
— Деда! — Джейн вдруг стало очень стыдно показывать призраку свое обнаженное тело, хотя при жизни она делала это регулярно.
От вернувшегося с того света покойника веяло жутью и могильным холодом. Юный мастер Джон не на шутку перепугался, наскоро натянул штаны и дал деру из потайной комнаты. «Станы священником, — думал он, — и ни один призрак не сможет жить со мной под одной крышей!»
— Стаффорд, заклинаю тебя адским пламенем, и твоим вечным спасением, — сказал призрак леденящим душу голосом, — выгони ее из замка! Дай ей денег и сделай так, чтобы эта женщина ушла! Иначе через нее осуществится проклятие! И ты, и сэр Шелли погибнут! А тебе, моя юная грешница, — он строго посмотрел на Джейн, — лучше всего уйти в монастырь! Молись за меня!
Призрак исчез. Вместе с его исчезновением кончилась и гроза. Замковый петух, ошалев от радости, закукарекал не вовремя, сократив пребывания призрака в подвале…
— Deus facial salvam benignitatem vestram! — [99] Джейн не стала ждать, когда обмочившийся управляющий придет в чувство, и, подобрав одежду, убежала из подвала. «Петуха завтра в суп отправят, на мои поминки! — подумала она, пробегая мимо птичника. — А сейчас бегом отсюда!» — На ходу она старалась привести себя хоть в какой-то порядок. «Тут уж не до денег. — Мелькнула мысль. — Быть бы живой!»
Похотливый управляющий был труслив, к тому же набожен. Выбравшись из подвала, он побежал доносить сэру Шелли о том, что на кухне работает настоящая ведьма.
Глава четвертая. Сэр Шелли и прекрасная мавританка
В круглой комнате в угловой башне Сэр Шелли поселил свою новую игрушку. Маленькая комната была убрана в мавританском стиле: на полу лежал большой пушистый ковер, шелковые подушки, на стенах висели гобелены, изображающие охоту на львов и единорогов.
Зная, что заморский цветок любит тепло, сэр Шелли не жалел дров на камин.
Два серебряных подсвечника венецианской работы освещали убранство комнаты. Впрочем, ни гобелены, ни ковры не могли скрыть сырых камней и сводчатых потолков старого замка. Однако, не смотря на роскошь, комната больше походила не на обиталище прекрасной девушки, а на тюремную камеру. Сходство с темницей придавали и решетки на двух маленьких оконцах.
Былое предназначение кельи выдавало и ржавое кольцо, ввинченное в потолок с незапамятных времен. Эти стены помнили вопли, мольбы и слезы многих обитательниц этого замка и окрестностей.
— Ну-ка Канчита, хватит бездельничать! — Сэр Шелли был зол как черт: вот уже третий месяц он сидел дома и ждал вызова из Лондона. — Покажи господину, как танцуют наложницы для любимого господина! — Сэр Шелли, статный воин с седеющими волосами, орлиным носом, голубыми глазами, сверкавшими умом и живостью, решил поиграть с любимой наложницей.
Канчита, прекрасная мавританка, живая игрушка сэра Шелли, была стройна, как сосенка. Ходьба босиком с кувшином на голове выработала у девушки грациозную и легкую походку. Кожа, в отличие от бледнотелых англичанок была смуглой и гладкой на ощупь. К такой коже удивительно шел тонкий рабский ошейник из серебра, украшенный затейливой вязью по-арабски: «держи меня крепко, чтобы я не убежала». Все лицо было невыразимо прекрасно, но лучше всего был блеск черных глаз.
От мавританки пахло совсем не так, как от крестьянок и прочей замковой челяди. Старушка, данная работорговцем в придачу, регулярно мыла ее в корыте, выбривала все волосы и намазывала пахучим маслом.
«Из-за этой девочки я разорюсь на дровах! — Рассуждал сэр Шелли, любуясь танцующей наложницей. — Этот теплолюбивый босоногий цветок нуждается в тепле и… в порке! Хорошо, что я в Испании купил не только ковры, но и замечательный хлыст!»
Наложница, во время танца на ковре сняла шелковое покрывало и осталась в наряде восточной красавицы: зеленые шаровары, бежевую рубашку с короткими рукавами и цветастую безрукавку. Голову скрывало широкое покрывало с кистями. Впрочем, одетой девушка была недолго. Девушка танцевала, покачивая прелестными бедрами, и снимала одну деталь одежды за другой. Оставшись в одном ошейнике, она остановилась, ожидая дальнейших приказаний. К сожалению, на строгом лице хозяине не появилось улыбки. Наоборот, брови нахмурились, а середину лба пересекла глубокая складка.
«Нет, на этот раз он меня не захотел! — Девушка с ужасом смотрела на хозяина и на страшный хлыст в его руке. — Неужели опять меня будут бить? Я же ни в чем не провинилась!»
Хлыста она боялась так же, как и здоровая породистая лошадь. Искусно сплетенный из тонких ремешков, длинный и гибкий, он уже не раз украшал ее тело страшными отметинами, что неудивительно: силы у стареющего хозяина убывали, и ему был нужен серьезный повод, острое впечатление для того, чтобы кровь не скисала в жилах.
— Le diable t'emporte, — [100]шептала она, готовясь принять первый удар.
Впрочем, она также хорошо помнила уроки лысого евнуха-работорговца и то, к чему приводит малейшее сопротивление господину. Девушка прошла суровую школу: ученые евнухи и старухи с детства готовили не к работе на кухне, а к тому, чтобы быть усладой для господина, в любой момент готовой выполнить любое желание. Розги и плеть — хорошие учителя покорности и повиновения для молоденьких девушек.[101]
«У меня еще есть шанс!» — Наложница вильнула бедрами, приподняла ладошками маленькие грудки, увенчанные темными сосками, и облизнула губы, надеясь, что хозяин, возбудившись, отложит страшный хлыст, а уж она сумеет сделать так, чтобы он остался доволен.
Много лет назад Канчиту родители продали комиссару по закупке девиц, чтобы расплатиться с недоимками. Обучение девушке на пользу: ни одним жестом она не выдала своего ужаса перед хлыстом в
