ничего не было! Ну, я попрошу матушку изменить Линде послушание и отправить ко мне на кухню. Я научу ее варить пиво!»
Матушка Изольда, женщина добрая, хоть и строгая, видимо, не хотела применять на все инквизиторские способы воспитания с пристрастием. Кончики прутьев каждый раз ложились на середину дальней от матушки ягодицы.
Джейн с удивлением заметила, что при таком способе кончик не просекает кожу до крови, а полоса наливается ровным красным цветом.
— Ее наказывают не за сон, а за то, что она не исполняет своего послушания так, как положено! — Розга снова просвистела в воздухе и с размаху врезалась в Линдину попу.
— Три! — Джейн считала, но ее голос был перекрыт отчаянным визгом Линды.
Полосы уже начали наливаться кровью. Матушка Изольда, как поняла Джейн, берегла силы, да и не старалась превратить наказание в инквизиторскую пытку, поэтому била умеренно, без оттяжки.
«Меня в замке и в лесу драли куда как сильнее!» — Джейн вспомнила ночное приключение. — С той поры еще не все полосы исчезли с ее тела.
— Четыре!
Матушка не спешила, делая длинные паузы между ударами, чтобы боль успевала разлиться по всему телу наказываемой. Основной удар она нанесла по правой, ближней к матушке, ягодице, лишь обжигая кончиком прута серединку левой. После десятого удара пауза была такой длинной, что монашки успели прочитать «Богородицу». Матушка Изольда перешла на левую строну, чтобы разделить поровну порцию полос и боли на «расколотой луне». Девушка ревела, дергаясь на привязи.
— Расслабься, — шепнула Джейн девушке, — легче будет!
Тут она поняла все коварство порки, стоя под кольцом: расслабиться практически невозможно. На это и рассчитывала матушка Изольда, решив наказать Линду со всей монастырской строгостью.
— Не надо! Не бейте меня! — Успела произнести она, прежде чем порка продолжилась с новой силой.
Матушка Изольда, сама по молодости лет не раз пробовавшая розгу, знала много методик нанесения узора по ягодицам, знала, как доставить максимальную боль, но при этом не покалечить. «Казнить можно один раз, — а драть сколько душе угодно, — вспоминала она слова покойной матушки, вручившей перед смертью Изольде не только ключи от всех дверей и сундуков, но и от запаса розог, — помни, ты в ответе за всех сестер. Держи их в любви, но и в строгости, если не хочешь неприятностей!»
Девчонка отчаянно брыкалась и ревела уже во все горло. Первоначальная гордость растаяла как снег в марте.
— Двадцать один!
«Надо ей как следует накрутить хвост, — думала матушка настоятельница, любуясь своей работой, — конечно, я деру ее достаточно умеренно, но она должна на своей заднице прочувствовать, что ее порют со всей строгостью и в дальнейшем в монастыре спуску ей никто, не даст! Господи, прости ее, грешную! Тут важно не промахнуться, наносить удары предельно точно!»
Полосы ложились ровно, нигде не перекрещиваясь. Джейн невольно залюбовалась ее работой. Линда непроизвольно взвизгивала, дергаясь на цепи. Ее хорошенькое личико, перекосившись от боли, стало страшным и некрасивым. На десятом ударе матушка сменила розгу и снова встала справа от Линды.
Линда отчаянно мотала головой и отрывисто вскрикивала, пытаясь разжалобить матушку.
— Простите меня! — успела сказать она. — Я больше не буду спать на воротах!
— Тридцать! — Джейн увидела, как матушка остановилась, перевела дух и потребовала от монашек подать новую связку прутьев.
«Куда же она будет бить? — подумала Джейн. — На попе уже места нет! Наверное, будет класть удары крест на крест. Тогда у Линды неприятности впереди!» Она ошиблась: поле сместилось с ягодиц на верхнюю часть бедер.
«Там кожа куда как нежнее! — Джейн вспомнила свой опыт порки по бедрам, — тут небо с овчинку покажется, даром, что матушка бьет ее явно в полсилы!»
Действительно, Линда, почувствовав укус прута на бедрах, стала орать и визжать, как будто ее режут. В конце третьего десятка ударов Линдины крики прекратились, видимо просто не было сил, она начала жалобно поскуливать.
— Тридцать пять! — Четко сказала Джейн.
Снова потекли томительные секунды, растягивающие суровое наказание.
Матушка позволила девушке отдышаться перед последними ударами.
— Не надо! — Линда рыдала, да так горько, что слезы капали на пол в трапезной. — Я-я больше не буду!
Теперь она из гордой девушки превратилась запуганного зверька, окончательно запутавшегося в слезах и соплях.
— Теперь она узнала на себе, что ждет непослушную девчонку, — услышала Джейн шепот монашек, любующихся наказанием. Последний, сорок девятый удар вызвал у девушки отчаянный крик.
«Все закончилось», — подумала Джейн. Но матушка не торопилась снимать ее с кольца, она лишь приказала слегка ослабить натяжение цепи. Теперь Линда извивалась как угорь и скулила как побитая собака.
Монашки, привыкшие к ритуалу порки, встали на колени и запели «Pater Noster» Наконец, матушка Изольда приказала снять девушку с кольца. Линда, упав на пол, продолжала в истерике реветь, размазывая слезы по лицу. Впрочем, она была не в состоянии сама одеться, и Джейн помогла ей натянуть монастырскую одежду.
— Проводи ее в келью! — Приказала Джейн матушка Изольда. — И чтобы на вечернюю службу не опаздывала.
За дверями кельи поведение девушки изменилось. Она сразу перестала плакать, дышала ровно и спокойно.
— Больно было? — участливо спросила Джейн.
— Нет, — девушка улыбнулась и потерла наказанное место, — меня в школе и дома еще не так драли, бывало вся попа в крови, а тут полоски! — А кричать меня еще в раннем детстве научили, чтобы экзекутора разжалобить! Попу-то жалко!
Так Джейн поняла, что в словах матушки Изольды, о женщине как о сосуде для греха и коварства, есть доля истины.
Уже за вечерней службой Линда, как ни в чем ни бывало, пела хвалу Господу. Факт, новенькая повариха слово знает, — решили монашки, — как Линда орала, а осле общения в келье наедине с Джейн, вышла к вечерне, как ни в чем, ни бывало.
Джейн не стала их переубеждать. Авторитет ее в монастыре от этого только вырос, а после первого пива, сваренного новенькой трудницей, все монашки прониклись к ней любовью и уважением.
Глава девятая. «Optimum medicamentum quies est»[144]
С тех пор вот уже семь лет Джейн занимала должность трудницы-поварихи и за одно врачевательницы страданий монашек после воспитательных мер.
Матушка Изольда пользовалась среди окрестных крестьян доброй славой. Про нее ходили слухи, будто она возлагает руки на больных, и те встают с постели, когда лекари уже считали их безнадежными? На самом деле молитвой и утешением не всегда можно вылечить болезнь. Катрина была тому наглядным примером. Впрочем, матушка лечила не только молитвами.
Дело в том, что она верила в медицинские свойства розги. Еще в глубокой древности розга почиталась как целебное средство, и многие врачи того времени назначали применение ее при различных душевных заболеваниях, расстройствах умственных способностей, черной меланхолии и школьной нерадивости.
