В церковь собирались прихожане. Они проходили, восклицая:
— Laudetur Jesus Christus![177]
Торжественную мессу проводил хромой священник-приор, который вначале прочитал вместе с народом и монашками некоторые простые молитвы, потом фрагмент из Евангелия по собственному выбору, и произнес проповедь, подходящую моменту. Катрина не слушала священника.
— In omnia saecula saeculorum[178]! — Отвечали монашки.
«Аналой больше напоминает плаху, чем место для чтения псалмов! Интересно, если я помру в святом месте, мне хоть небольшая часть моих смертных грехов простится? — Ее колени мелко дрожали от вида аналоя. — Мне остается просить Господа, чтобы он здесь принял мою душу!» Дальше приор прочел несколько псалмов, после чего наступила очередь Катрины получать покаянное наказание.
Но вот Катрина вновь обрела мужество, обрела решимость лечь на страшную подставку и подставить свое прекрасное тело под страшные удары, на потеху толпе…
Вокруг молились монашки и толпились миряне, желающие смотреть на порку во всех подробностях.
— Confutatis maledictis flammis acribus addictis![179] — Воскликнул отец Джон. — Раздевайте эту кающуюся грешницу! — приказал он.
Катрина, увидев женщин и мужчин, собравшихся послушать проповедь отца Джона, а потом и поглядеть на расправу, открыла, было, рот, чтобы возмутиться, но, заметив, что монашки готовы силой сорвать с нее одежду, предпочла раздеться сама.
— Ita me sancti Inessa![180]
Катрина позволила рубашке соскользнуть на плиты, и гордо выпрямилась. Теперь она стояла голая, перед десятками глаз, устремленных на нее. «Точно так же Святую Инессу выставили на позор перед язычниками! Но ей помог Ангел! А кто поможет мне после Черной мессы?»
Толпа выдохнула как один человек при виде ее красоты. ЕЕ длинные волосы не могли прикрыть полностью всего тела, как у святой Инессы, но хоть частично скрыли от толпы нежные груди.
Святая Инесса не могла спасти Катрину, но она с небес послала ей сил и укрепила дух.
Мужество и гордая решимость Катрины, в сочетании с выразительными чертами прекрасного лица, придали ее осанке, голосу и взгляду столько благородства, что она казалась почти неземным существом.
Молодому крестьянину Бертрану, пришедшему поглазеть на зрелище показалось, что о взоре приговоренной женщины сиял устремившийся к небесам дух! «Да она испрашивает прощение себе, преступной и дерзостной грешнице, и этой грешницей была она сама! Quam pulchra est![181]»
Бертран был единственным прихожанином, который от всей души стал молиться за несчастную Катрину.
— Теперь ложись животом на аналой, и спусти руки вниз! — распорядился приор, отец Джон. — Линда, привяжи ее!
«Как говорится, двум смертям не бывать, а одной не миновать! — Катрина не раз и не два за свою монастырскую жизнь ложилась на приспособление для порки, и каждый раз ее страшила не столько боль, сколько публичное обнажение. Но на этот раз с нею была Святая Инесса!»
— Voca me cum benedictis[182], — молилась Катрина, закрыв глаза, и ей чудилось, будто она видит на озаренных солнцем небесах свою покойную матушку Эллин, и Святую Инессу в сияющем звездном венце.
— Крепись дочка, — Эллин посмотрела на нее, а затем, подняв голову, устремила взор вверх. — Тебя простят!
Святая Инесса молча перекрестила ее.
«Вырос, папенькин сыночек! — Джейн стояла в толпе среди зрительниц. Она сразу узнала в приоре отца Джона. В свое время отец сэра Джона чуть не сжег ее на костре за колдовство.
— Все в отца пошел! — Джейн захотелось плюнуть, но в храме Господнем так вест себя нельзя.
Любитель мучить женщин!»
На секунду взгляды ведьмы и отца Джона встретились.
«Где я видел эту женщину? — Задумался он. — Наверное, на службе в церкви!»
На счастье Джейн, святой отец не вспомнил обстоятельства их встречи…
Предстоящее развлечение не давало времени на раздумья.
— Oro supplex et acclinis cor contritum quasi cinis![183] — Шептала Катрина, позволяя себя привязать. — «В конце концов, я это заслужила!» Несчастная монашка встретила жестокий приговор со смирением, тронувшим сердца всех присутствующих, кроме отца Джона.
— Hodie Dominus punire manu peccator Katrina![184] — Отец Джон пошел выбирать плеть.
«За мой грех с черной мессой пощады не будет! — подумала девушка. — Плеть — не ивовые прутья! Боже, как стыдно лежать вот голой и совершенно беззащитной! Мало того, что монашки здесь, так и окрестные крестьяне пришли! Все, что мне осталось, так это молиться!»
Девушка закрыла глаза, но слезы все равно потекли по ее щекам. Прохладный ветерок царапнул ее напряженные ягодицы, и тело сразу покрылось гусиной кожей. Она вздрогнула, бросила взгляд назад, и увидела приора и зрителей, столпившихся позади нее.
— Помолимся, сестры, — приор поднял треххвостую плеть, но не торопился пускать ее в ход. — Пусть Господь помилует душу нашей заблудшей сестры! Сестра Линда, привяжите сестру Катрину к аналою, — презрительно процедил приор.
— Confiteor Deo omnipotent, beatae Mariae semper Vrgini, — читали сестры.
На самом деле приор решил продлить удовольствие, любуясь страданиями Катрины.
— Beato Michaeli Archangelo, beato loanni Baptistae!
«Ведь не каждый день юная монашка лежит вот так, на аналое, готовясь принять наказание от моей руки!» — думал он, любуясь картиной: высоко выпяченная пышная попка молодой женщины, а на приоткрытых складках пухленьких половых губок выступила предательская влага.
— Sanctis Apostolis Petro et Paulo, omnibus Sanctis, et vobis, fraters, ettibi pater, quia peccavi nimis cogrtatione, verbo et opera…
— Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa, — молилась мать настоятельница, глядя на то, как сжимаются в предвкушении порки белые половинки монашки, — смилуйся над ней, грешной!
Хитрая женщина знала, что наказание плеткой может быть и слишком суровым, но монастырю нужны приношения. Крестьяне уже внесли посильную лепту, да и Катрина вполне заслужила наказание, но, самое главное, это священная реликвия, что обещался подарить отец Джон обители.
«Ради священной реликвии можно любую монашку не только выпороть, но и к нему в постель положить, — думала она, — не говоря уже о том, чтобы высечь! Реликвия, это прихожане, чудеса и постоянный доход! Sancti desinit iustificare per!»[185]
— Ideo precor beatam Mariam semper Virginem, beatum Michaelem Archangelum!
На этот раз привычные слова покаянной молитвы показались Катрине нестерпимо длинными…
— Beatum loannem Baptistam, sanctos Apostolos Petrum et Paulum, omnes Sanctos, et vos!
…и наполненными дополнительной пыткой.
— Fratres et te, pater, orare pro me ad Dominum Deum nostrum!
Катрина по собственному опыту знала, что приор, далекий потомок сэра Томаса де Брюэна, обожал, по примеру предка, сечь монашек, смотреть, как они краснеют, раздеваясь, любоваться маленькими капельками крови в местах, где кончики ременной треххвостки касались нежного тела. Кроме того, он был груб в постели: не так давно ей уже приходилось быть игрушкой в руках приора, по велению матушки Изольды. Той очень хотелось получить для монастыря священную реликвию.
— Amen! Да свершится воля господня! — закончил приор. — Я лишь недостойное Его орудие.
«За такое зрелище не жалко и жертвовать в монастырь, — думал отец Джон. — Прав был сэр Томас де Брюэн! Ну, где еще можно получить такое удовольствие, да заодно и совершить богоугодное дело!»
— О Иисус, ты благоволил принять страдания и раны ради нашего спасения. — Шептала Катрина
