направил ее к психиатру, специалисту по амнезии, но это оказался очередной тупик. Спустя несколько дорогостоящих сеансов, так и не расширив своих воспоминаний, Ама решила плюнуть на это дело. Как- никак не стоило забывать, что ее жизнь продолжается и в настоящий момент. Если однажды прошлое вернется на место, отлично. Если нет, Ама была готова как-нибудь смириться с этим фактом.
— А потом я познакомилась с Кардиналом, — произнесла она сквозь подступивший к горлу комок. Умолкла, встала на колени, принялась опять швырять камешки. Я тихо подошел к ней, запустил пальцы в ее волосы. Обхватил руками ее подбородок, наклонился, целомудренно поцеловал.
— Говори, — тихо произнес я. — Ты уже смогла сказать так много. Не отступайся.
— Как-то вечером он заехал в ресторан, — сообщила Ама. — Он у нас редко появляется — то был первый раз после моего приезда в город. Он был полная противоположность тому, что я воображала, — учтивый, обаятельный. Я почувствовала, что меня к нему тянет. Он немного пофлиртовал со мной. — Ама улыбнулась. — Я уже начала думать о том, что с женщиной вроде меня он будет смотреться великолепно. Даже начала раздумывать, как украсить зал празднования нашей свадьбы. Сам знаешь, обычные дурацкие грезы.
А потом, уже уходя, он отвел меня в сторону на несколько слов. Сердце у меня затрепыхалось: я решила, что он хочет пригласить меня к себе — выпить рюмочку вина с глазу на глаз. Может быть, он — мой долгожданный принц? Но он сказал мне только одну фразу: «Ну, как живется с вашим… отцом?» Ровно с такой интонацией: пауза, ударение на слове «отец». И ухмыльнулся, и я сразу поняла: он в курсе моих обстоятельств. Пусть Кафран ничего не знает, пусть городские чиновники ничего не знают. Кардинал — им не чета.
И тогда я решила им заняться.
Для этого Ама отправилась к «Парти-Централь». Она и сама не знала, что собирается предпринять и что надеется найти. Просто чувствовала: надо что-то делать, взять ситуацию в свои руки, а не сидеть дома и обливаться слезами над своей злосчастной судьбой.
С фасада к «Парти-Централь» было не подступиться. Ни единый человек не подобрался бы к нему незаметно. Ама обошла здание кругом. Обнаружила высокую решетку, которая регулярно патрулировалась, но охранялась менее рьяно. Часовых было меньше, а промежутки между ними — шире. А в самой решетке, хотя к ней был подведен ток, имелась изолированная, неэлектрифицированная калитка: через нее охранники входили и выходили.
Ама улучила момент затишья, подобралась к калитке и проверила, заперт ли замок. Замок не поддавался, но между верхним прутом калитки и решеткой был прогал, в который она как раз могла бы протиснуться, втянув живот.
В ту первую ночь она не полезла в здание, но несколько раз возвращалась к нему, чтобы понаблюдать за действиями охраны. Изучив их график и привычки, Ама в одну прекрасную темную ночь бесстрашно подошла к калитке и проскользнула в прогал.
Двор между решеткой и самим зданием использовался как автостоянка, и остаться незамеченной было несложно. Ама подошла к задней стене «Парти-Централь» и побрела вдоль нее, выискивая слабое место в обороне. И ничего не нашла. Многочасовые поиски не принесли результата.
Когда она выбиралась обратно — уже приближался рассвет, — ее засекли. Протискиваясь между калиткой и решеткой, она услышала из мрака голос:
— Мисс Ситува, мы за вами наблюдали.
Сердце у нее упало в пятки. Она рванулась было вперед, но страх сковал ее тело. Из тьмы вынырнула какая-то фигура. К ней протянулась рука. Не имея другого выхода, Ама схватилась за эту руку и позволила, чтобы ей помогли спуститься назад во двор.
Человек, который с ней заговорил, был одет в форму Контингента, но на губах у него играла ласковая улыбка, а оружие оставалось в кобуре.
— Не угодно ли вам пойти со мной, мисс Ситува? — спросил он, не выпуская ее руки, и повел Аму назад к зданию. Уже восходило солнце; ночной сумрак отступал, расползаясь по углам двора. Аме захотелось ускользнуть вместе с сумраком.
Незнакомец подвел ее к стене. В точке, примерно равноудаленной от углов здания, остановился, задрал голову, попятился, указывая рукой вверх. Задрав голову, Ама увидела наверху еще какого-то человека, который распахивал окно. Этот человек, немного помедлив, исчез из виду, а охранник — если его одежда не была маскарадом — заговорил.
— Отныне это окно каждый день будут оставлять открытым на ночь, — сказал он Аме, — после наступления темноты. Пользуйтесь этим, как сочтете нужным. Мы Кардиналу не друзья, но он нам доверяет. Если вас поймают, выручить вас мы не сможем, но мы предприняли кое-какие меры для облегчения вашего спасения. По ночам здесь никого не будет, а если кто и будет, то случайно. Входите и выходите, как вам заблагорассудится. Прочная веревка и надежный крюк позволят вам подняться. Доброй ночи, мисс Ситува.
На том все и кончилось. Незнакомец ушел, вернулся к своим таинственным обязанностям. Сверху послышался щелчок: вскинув голову, Ама увидела, что окно вновь заперто и никого не видно. Тогда она пошла домой.
— Ты его видела с тех пор? — спросил я.
— Нет.
— А описать сможешь?
— Вряд ли. Я обратила внимание только на форму. В ней все охранники одинаковые.
— А тот, наверху? — не унимался я. — Как выглядел он?
— Не знаю… — произнесла Ама. — Его я и вблизи не видела. Но… — Она наморщила лоб. — Возможно, это был солнечный блик на стекле. Но мне показалось, что…
— Что?
— Знаешь, его лицо я видела только несколько секунд, но мне явственно представилось, что он слепой. Не глаза, а сплошные белые бельма. Может быть, просто очки такие?
Я смолчал, но мне было известно наверняка: это были не очки. Задумался, не рассказать ли ей о других людях с затянутыми пленкой глазами, но не решился: ведь я не знал, что за ними стоит и есть ли между ними вообще какая-то связь. Прежде чем молоть языком и выставлять себя идиотом, я должен был поразмыслить.
Ама продолжала рассказ.
Она проявила осторожность. Не стала верить незнакомцу на слово. Несколько ночей подряд возвращалась и наблюдала за задворками «Парти-Централь» со стороны, пытаясь разглядеть ловушки — что они есть, она не сомневалась. Наконец, не имея другого выхода, она взобралась по стене — обыкновенная веревка с крюком на конце, и все дела — и скользнула в окно.
Она ожидала, что завоют сирены, в лицо ударят прожектора, что охранники навалятся на нее и столкнут назад. Этого не случилось. Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Никто не появлялся, сигнализация молчала, ничто не изобличало, что ее обнаружили.
Ама набралась духу и сунулась на лестницу. Шла она медленно, на каждом шагу опасаясь угодить в капкан. Но она преодолевала пролет за пролетом, и ничего. Наконец она миновала пятнадцатый этаж, где в ее распоряжении были все тайные досье «Парти-Централь».
На верхних этажах здания было пустынно. Порой по комнатам брела случайная секретарша — взять какое-нибудь досье или вернуть его на место. Охранники патрулировали этажи, обходя их дозором по нескольку раз за ночь. Но все эти недруги Амы обычно пользовались лифтом. Если держать ухо востро, их шаги можно было заранее услышать и успеть спрятаться. А прятаться на верхних этажах было где. Досье лежали высоченными штабелями, иногда достигавшими потолка; юркнешь в щель между двумя кипами бумаг — и ты уже невидимка.
Каждую ночь она час за часом рылась в этих чудовищных завалах. Досье были сложены без всякого видимого порядка. Старинные газеты связаны в одну кипу со свидетельствами о рождении, статистическими сводками и отчетами о состоянии промышленности, восходящими к XVIII веку; списки членов банд соседствовали с документацией по недвижимости и так далее, и тому подобное.
Ама фотографировала все, что ей казалось важным. Решила, что улики тайных афер Кардинала на что-нибудь да сгодятся. Если он ее разоблачит и попытается принять меры, Ама предаст все огласке и его
