Мадам Дюкло сняла платье через голову. Налила в умывательную чашку воды из большого кувшина. Дверь открылась без стука, вбежала Жанна.
— Я думала, вы еще внизу. Я хотела вам сделать сюрприз. Вам понравилось варенье, я принесла вам еще. Очень вкусно перед сном.
Она поставила блюдечко на ночной столик.
— Ах, какое на вас чудное белье. Шелковое. Можно потрогать? Вы мне дадите на фасон? А мне шьют длинные рубашки из полотна. Скажите, пожалуйста, маме, что таких уже не носят.
Она вдруг высоко подняла платье.
— Вот смотрите. Это секрет. Но вам можно, вы милая, — над острыми коленями врезались круглые красные подвязки с огромными бантами и фарфоровыми кошачьими мордами. — Пьер потихоньку подарил мне. Если бы мама узнала… А отчего у вас не такие?
— Я еще не видела таких красивых. Теперь непременно куплю.
Жанна засмеялась от удовольствия. Мадам Дюкло легла. Жанна подоткнула одеяло, поправила подушку.
— Хорошо так?
Мадам Дюкло увидела совсем близко завитые волосы, веселые черные глаза и веснушки на носу. Ей на минуту показалось, что она снова в институте и это ее подруга Лиза Галкина. Жанна уселась на кровать, накрахмаленные юбки зашумели.
— Чем это вы душитесь, Жанна?..
— Мятным маслом. Мама запрещает покупать духи.
Она прижала худые руки к груди.
— Тант Мари, я хотела вас спросить. Маму нельзя, она рассердится, и она старая, наверно, уже забыла. А вы такая красивая, такая молодая. Скажите, это… Это… Очень страшно? Очень хорошо?..
Мадам Дюкло покачала головой.
— Милая Жанна, я ничего не могу вам сказать. Спросите лучше у мамы. Она, наверное, знает больше меня.
Жанна надулась.
— Вы не хотите сказать, считаете меня девочкой. Но ведь я уже невеста.
— Не обижайтесь. Я правда не знаю.
Но Жанна уже смеялась, теребя розовую ленту на шее.
— Мне все подруги ужасно завидуют. Пьер лучший жених на весь Руан. Я страшно влюблена. Свадьба только в ноябре. Конечно, ждать можно, ждать даже приятно. Но все-таки, — лицо ее стало грустным, она вздохнула, — лучше бы уж поскорее…
И совсем неожиданно для Жанны мадам Дюкло ответила вздохом на ее вздох.
— Да, лучше бы поскорее…
Жанна кормила кур в птичнике.
— Всё.
Она бросила последнюю горсть ячменя и взяла мадам Дюкло под руку.
— А теперь идемте кататься на лодке. Или нет, подождите, — глаза ее лукаво сузились, — я вам что-то покажу.
Она открыла дверь в хлев. Свиньи, лениво хрюкая, стояли у корыта.
— Видите ту жирную с черным пятном?
— Вижу, ну?
Жанна поднялась на носки и зашептала в самое ухо мадам Дюкло, будто боясь, что свинья услышит.
— Ее сегодня ночью зарежут.
Мадам Дюкло отшатнулась.
— Зарежут? Зачем?
— Как зачем? А окорока?..
Молодой белозубый работник громко захохотал.
— Зачем свинью резать? Видно, что мадам из Парижа.
Было так жарко, что окна на ночь остались открытыми. Душный ветер шумел деревьями. Белые занавески взлетали, как два больших белых крыла, и, долетев до середины комнаты, безжизненно повисали перед окном.
Мадам Дюкло спала, заложив руку за голову. Ей снились запуганные, веселые сны. Она во сне чувствовала, что спит, и улыбалась.
«Как приятно спать, а завтра опять будет веселый день. Как приятно».
И вдруг сквозь легкий шум деревьев, сквозь ночь и веселый сон понесся ужасный, предсмертный визг. Она села, сбросила одеяло.
— Что это? Что!
Визг становился все громче, все ужаснее. И только одно было ясно, что это перед смертью.
Она рванулась с постели.
— Убивают! Помогите!
И вспомнила — свинья. Режут свинью… Она зажала уши, уткнулась головой в подушку. Но визг продолжался.
Потом как-то сразу стало тихо, слишком тихо…
Она зажгла свет, взглянула на белые занавески, бившиеся в окне, потянулась за стаканом. Руки не слушались, зубы стучали.
«Убили…»
Она выпила воды, расплескивая ее на коврик. Встала с постели, ступила теплыми босыми ногами на крашеный пол.
«Надо успокоиться».
Ощущение холода прошло по ноге, поднялось выше, подкатилось в самому сердцу. Ей вдруг показалось, что сердце перестало биться.
— Смерть, — прошептала она. — Смерть! — с трудом дошла до постели, легла. — Умираю…
Но сердце отчетливо и громко стучало в левом ухе. Она лежала, долго прислушиваясь к его стуку.
«Это мое сердце стучит. Я еще жива».
Она потушила свет.
«Какая тоска. Ах, какая тоска! Как страшно умирать. Как страшно жить. И зачем я здесь, у этих чужих людей?
Я хочу домой, домой…»
Утром она вышла бледная.
— Плохо спали? — забеспокоился кузен Жак. — Вас тоже проклятая свинья разбудила? Сколько раз говорил этим болванам, чтобы, когда режут свинью, рыло тряпками затыкали.
— Ах, ужасно, — Тереза прижала пухлую руку к голове, — у меня мигрень.
Кофе стыл в большой чашке перед мадам Дюкло.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Но мне придется съездить дня на три домой. Там сейчас ремонт.
— Как досадно. А ваш управляющий?
— Я привыкла все сама. Досадно. Но ведь только три дня. Я поеду с часовым поездом.
— Останьтесь хоть до завтра, тант Мари, пожалуйста… — Жанна чуть не плакала.
Хоть пообедайте с нами. У нас сегодня кровяная колбаса. — Кузен Жак потер руки от удовольствия. — Из этой самой крикуньи…
В Париже ее никто не встретил. Да и кто мог ее встретить?
Она вбежала по пустой лестнице, открыла дверь. Горничная бросилась ей навстречу.
