Андерсон, покачивается, ведет себя так, будто ему нравится наша музыка. Эмоции зашкаливали!
Мы сошли со сцены возбужденными. Администратор зала не находил себе места от счастья. Наверное, сам Андерсон был нам благодарен. После этого случая, название нашей группы знал каждый организатор концертов, даже если не мог его произнести.
В течение следующих недель мы набирали темп. Концертов становилось все больше, на сцене мы выглядели более сыгранными, вокруг нас начали крутиться местные менеджеры. Особенно нами интересовался Джимми Симпсон, бывший трубач из «Locomotive», довольно известной группы из Бирмингема. Когда он завязал с концертами, основал продюсерский центр «Big Bear». Такую кличку ему дал Джон Пил[23], из-за крепкого телосложения, постоянно заросший, с красной мордой, Симпсон шастал по Бирмингему как большой прирученный медведь-гризли. Джимми открыл ночной клуб над пабом «Корона» на Стейшн стрит и назвал его «Henry's Blues House». Мы любили там зависать. Одним из первых выступлений, которые я там увидел, был джем-сэйшн Роберта Планта и Джона Бонэма, незадолго до их скандинавского турне. Аж мурашки по коже пробирали. Под конец 1968 года Джим пригласил нас выступить вместе с «Ten Years After», в то время известной блюзовой группой. Элвин Ли, вокалист и гитарист группы стал позже нашим близким другом. Какой же это был вечер! Отправная точка для «Earth», так же как та замена «Jethro Tull». Несколько дней спустя, за пивом Джим сказал мне и Биллу, что подумывает о том, чтобы стать нашим менеджером. Его фирма «Big Bear» держала под крылышком «Locomotive», и еще две местные группы «Bakerloo Blues Line» и «Tea and Symphony». Для нас это был бы прорыв. Поддержка Джима означала тяжелый труд, но с другой стороны появлялся реальный шанс зарабатывать музыкой и отказаться, наконец, от подачек родителей Тони. Мы могли бы поехать в Лондон на концерт в «Marquee» или отправиться в тур по Европе. Ничто нас ограничивало. Мы с трудом дождались утра, чтобы рассказать об этом Тони. Для репетиций сняли зал в Сикс Вэйз. Наконец, появляется Тони, а мы ему со старта:
— Хер догадаешься, что случилось?
И когда я расписываю ему перспективы контракта, Тони мычит нечто вроде «Угу», потупив взгляд. И выглядит он сам каким-то растерянным, не от мира сего.
— С тобой все в порядке, Тони? — спрашиваю я.
— У меня тоже есть новости — тихо говорит он.
Чувствую, сердце останавливается. Бледнею. Я подумал, что у него кто-то умер: мама или папа. Должно было случиться что-то отвратительное, раз он не рад факту, что у нас есть менеджер.
— Что с тобой?
— Со мной связался Иэн Андерсон — говорит он, отводя взгляд. — От них ушел гитарист. И Андерсон попросил меня, чтобы я его заменил, ну и я согласился. Извините, парни, не смог отказать. Десятого декабря играем с «Роллингами» в «Wembley»[24].
Мы в шоке. Это конец. То, что было так близко, вдруг отдалилось на миллионы световых лет.
— Тони. — я пытаюсь что-то сказать, но ком подкатил к горлу. — Зашибись, старик! Ты всегда этого хотел.
— Поздравляю, Тони. — Гизер откладывает гитару в сторону и подходит, чтобы похлопать его по плечу.
— Вот именно — добавляет Билл. — Если кто из нас этого заслуживает, то наверняка это ты. Надеюсь, «Tull» понимают, как им с тобой повезло.
— Спасибо, парни! — с трудом выдавливает из себя Тони, как будто ему трудно дышать. — Вот увидите, у вас все получится. Со мной или без меня.
Могу сказать откровенно, что мы не кривили душой — с Тони за последние несколько месяцев мы прошли многое, и каждый из нас искренне желал ему успехов.
Несмотря на это, это была самая хреновая новость, которую я услышал в своей жизни.
3. Баба Яга и нацист
Мы были убиты горем, зная что никогда не найдем другого такого гитариста как Тони. С ним у нас все получалось. Может потому, что мы выросли на соседних улицах? Может потому, что мы были голодранцами, лишенными надежд и отдавали себе отчет в том, как сложится наша жизнь без рок-н-ролла. Во всяком случае, мы понимали друг друга с полуслова, это мог подтвердить каждый, кто видел нас вместе на сцене.
Помню, как после той злосчастной репетиции, я лежал в постели, закрыв лицо руками. В комнату вошел отец и присел на кровати.
— Поди-ка, сынок, выпей с друзьями — и вложил мне в руку десять шиллингов. Должно быть, я выглядел настолько хреново, раз он так поступил, принимая во внимание неоплаченные счета на кухонном столе, над которыми сокрушалась мама. — Свет клином на Тони не сошелся. Найдете другого гитариста.
Хорошим человеком был мой отец. Но в этот раз ошибся — другие гитаристы для нас не существовали — таких как Тони не было.
Так я оказался в пабе вместе с Биллом, где мы с горя нажрались. Билл, как обычно, заливался сидром, деревенским пойлом, на вкус чуть лучше, чем отрава. Чтобы сидр был не очень кислым, Билл разбавлял его соком черной смородины. Большой бокал тогда стоил два шиллинга, поэтому все его глушили. Но Билл не изменил своей привычке, даже когда уже мог себе позволить шампанское. Реально подсел на сидр. Этим пойлом трудно было упиться, просто после пары бокалов трещала башка.
В тот вечер главной темой наших разговоров был Тони и я могу с абсолютной уверенностью сказать, что нас не съедала зависть. Просто мы были подавлены. Хотя мы оба любили «Jethro Tull», но считали, что «Earth» может быть в сто раз лучше. Тони перед уходом колдовал над мощными риффами — самыми тяжелыми, которые я когда-либо слышал, а Гизер начал писать улетные тексты в тему. Что касается меня и Билла, то мы прогрессировали с каждым концертом. В отличие от большинства групп — однодневок из хит- парада, мы не выглядели как подделка. Нас собрал вместе не какой-то хрен в галстуке где-нибудь в прокуренном лондонском кабинете. Одна звезда, крутое название плюс банда сессионных музыкантов, причем для каждого тура — разные. Все это не про нас. Мы давали, блин, настоящий продукт.
Тони ушел от нас в декабре 1968 года.
Зима была такой морозной, что я начал припоминать те времена, когда вкалывал водопроводчиком, заглядывая в колодцы, а моя жопа покрывалась инеем. Не хер нам было ловить без Тони. Мы просиживали целыми днями, жалуясь на судьбу, запивая это чаем. Все наши концерты были отменены, а так как мы дневную работу давно позабросили — ни у кого из нас денег не было. А значит, отменялись и походы в пивную.
Несмотря на это, никто и не задумался о поиске «настоящей» работы.
— В 1968 году Джон Осборн был восходящей звездой рок-н-ролла — пародировал я голос за кадром, меряя шагами свою комнату. — В 1969 году он уже стал восходящей звездой помоек.
Единственное, что нас держало на плаву-то, что мы увидим Тони по телеку. Би-Би-Си планировало трансляцию лондонского концерта «Rolling Stones». Все это под названием «Рок-н-ролльный цирк «Rolling Stones». Такого еще не было: «Стоуны», собственно, организовывали частный концерт с участием приглашенных друзей по цеху. Действо должно было пройти в «Intertel Studios» в лондонском районе Уэмбли, где была построена сцена в виде цирковой арены и накрыта большим шатром. Представление открывали «Jethro Tull», потом на арену выходили парни из «The Who», Мик Джаггер даже уговорил Джона Леннона исполнить новую версию «Yer Blues» в сопровождении спешно сколоченной специально для этого случая группы «Dirty Mac»: Эрик Клэптон, барабанщик Митч Митчелл, бас — Кейт Ричардс. Я даже не знал, что Ричардс умеет играть на бас-гитаре. Пресса просто визжала от восторга, это было первое публичное выступление Леннона со времен последнего шоу «Битлз» 1966 года. (Позже мне рассказали, как один из крутых продюсеров Би-Би-Си позвонил Леннону с вопросом, какой бы он хотел усилитель. На что Джон коротко ответил: «Исправный». Просто отпад. Жаль, что я с ним не был знаком.)
В конце концов, Би-Би-Си ничего не показало. Дело запороли «Стоуны», поговаривают, Джеггеру не
