понравилось звучание группы во время концерта. И только 28 лет спустя этот материал был показан на нью-йоркском кинофестивале. Если будете смотреть, парень в белом капюшоне с огромными усами — это Тони. Хорошо у него получился «Song For Jeffrey», но между ним и Иэном Андерсоном нет искорки. Может поэтому, спустя четыре дня, Тони решил оттуда уйти.
— Как это ты ушел?! — спрашивает Гизер на военном совете в пабе, за несколько дней до Рождества.
— Не моя тема — говорит Тони и пожимает плечами. В тот день он проставлялся.
— Как можно играть в «Jethro Tull» и говорить «не мое» — удивился Гизер. — Ты же выступал вместе с Джоном Ленноном, старик!
— Я предпочитаю играть в собственной группе. Не хочу быть чьим-то наемником.
— Так что, Иэн Андерсон — мудило? — спрашиваю я, переходя к сути.
— Нет, он парень в порядке. Ну, разве что, не было в этом никакого прикола. Не то, что с вами.
Билл уже приговорил третий бокал сидра, Билл выглядел так, будто вот-вот расплачется.
— Ну что, снова вместе? — Гизер всегда спокоен, старается не улыбаться.
— Если вы меня примете.
— Хорошо, только прошу вас, давайте придумаем другое название — предлагаю я.
— Послушайте, название — это все чушь! — говорит Тони. — Мы должны четко себе уяснить, что это серьезно. Завязываем валять дурака. Я видел, как пашут в «Jethro Tull». Они, в натуре, пашут. Перед каждым концертом — четыре дня репетиций. Мы тоже должны так делать. Обязательно играть собственные песни на собственные тексты, даже если нас зафукают. Пипл схавает. Только так мы выработаем свой фирменный стиль. Мы должны подумать о пластинке. Поговорим завтра с Джимом Симпсоном.
Все уважительно закивали головами.
Скажу как на духу, никто из нас не осознал тогда, как же нам чертовски повезло. Не сошел ли Тони с ума? Люди в здравом рассудке не уходят из таких групп, откуда ушел Тони. Даже Роберт Плант, в конце концов, махнул на свою «Хоббсхрень» и рванул к Джимми Пэйджу, чтобы влиться в «The New Yardbirds». В общем, я бы не поступил, так как Тони. Как бы я не горевал, когда распалась «Earth», но если бы мне предложили место в популярной английской группе, красной строкой выступающей на рок-фестивалях, с контрактом на запись пластинки — сказал бы только: «Э… Ну пока, парни!» Подводя итог: снимаем шляпу перед Тони Айомми. Он знал, чего хочет и, скорее всего, знал, что добьется успеха без помощи Иэна Андерсона.
А мы должны были просто доказать, что он принял верное решение.
— Ладно, парни! — подытожил Тони, грохнув пустым бокалом о стол. — За работу!
Как только Джим Симпсон стал нашим менеджером, первым делом выслал нас в «тур по Европе». Итак, мы должны были загрузить аппаратуру в фургон Тони («Коммер» пошел в отставку, его заменил «Форд Транзит»), доехать до порта Харвич, доплыть паромом до Хук-ван-Холланд по ту сторону Северного моря и молиться, чтобы двигатель завелся, когда надо будет продолжить наш путь. В Дании было минус 20. Мы двигались на Копенгаген, где у нас был запланирован первый концерт.
Припоминаю, что в это путешествие я взял с собою весь свой гардероб: рубашку на вешалке из проволоки, трусы на смену, все в одном пакетике. Остальное носил на себе: джинсы, бэушную лётную куртку, футболку с надписью «Henry's Blues House» и ботинки на шнуровке.
День первый: поломался фургон. Было так холодно, что замерз тросик газа: когда Тони нажал на педаль, он просто оборвался. Так мы застряли где-то в глуши, на полпути до Копенгагена. За окном — метель, а Тони говорит, что моим заданием «в качестве официального представителя группы» является поиск и обеспечение буксировки. Ну, значит, иду я по полям — снег метет в лицо, из носа свисают две сопли — и вдали замечаю свет на какой-то ферме. Потом я упал в канаву. Наконец, выбираюсь из этого дерьма, доползаю через заносы к входным дверям и громко стучу.
— Halloj? — открывает мне двери огромный красномордый эскимос.
— Ну, слава яйцам! — говорю я, тяжело дыша, шмыгаю носом. — Фургон заглох. Нас бы по… потянуть?!
— Halloj?
Датским я не владею, показываю на дорогу и говорю:
— Фургон. Эль капутски. Я?
Краснокожий смотрит на меня и начинает выковыривать серу из ушей.
— Bobby Charlton, ja? — спрашивает он.
— Чего?
— Bobby Charlton, betydningsfuld skuespiller, ja?
— Прости, старичок! Спико инглишки?
— Det forstar jeg ikke
— Чего?
Минуту мы стоим, молчим, таращимся друг на друга.
В конце концов, тот говорит: «Undskyld, farvel»
Отличные ребята, эти датские фараоны. Прощаясь, они просили передать привет Бобби Чарлтону.
— Хорошо, передадим ему привет от вас — пообещал Гизер.
День второй: поломался фургон. На этот раз подвел злосчастный датчик топлива. В баке стало пусто, а мы ни сном, ни духом. Я снова был послан за помощью, но в этот раз поступил более рационально. Мы застряли около белой церквушки, перед которой стояла машина, возможно, пастора. Я подумал, что он будет не прочь побыть добрым самаритянином, поэтому с помощью шланга перекачал топливо из бака в бак. Все прошло гладко, разве что я хлебнул бензина, когда полилось из шланга. До самого вечера меня мучила токсичная и огнеопасная отрыжка.
Всякий раз меня перекашивало, когда я опускал стекло, чтобы избавиться от бензина вместе со рвотой.
— Фу! Как я ненавижу четыре звезды! [25].
Между выступлениями мы начали импровизировать, из чего постепенно рождались песни. И вот тут Тони подкинул нам идейку насчет зловещего звучания. Возле дома культуры в Сикс Вэйз, где мы репетировали, находился кинотеатр «Ориент» и как только показывали фильм ужасов, очередь уходила за горизонт. Помню, Тони как-то сказал:
— А вас не удивляет, что люди отваливают такие деньжищи за то, чтобы их напугали? Может нам следует отказаться от блюза и писать страшную музыку?
Мы с Биллом считали, что это классная идея и взялись за работу. Вскоре появилось несколько текстов, позже ставших основой песни «Black Sabbath». Одним словом, это история о парне, который видит, как темная личность приближается к нему, чтобы затащить его в озеро огня.
Тони придумал жутко звучащий рифф, я подкинул мелодию и, в конечном итоге, получилось офигенно, лучше, чем что-либо до сих пор — в разы. Позже мне кто-то сказал, что рифф Тони построен на так называемом «дьявольском интервале» или «тритоне». Говорят, в средневековье церковь запрещала его использовать в религиозных песнопениях, люди срали от страха. Органист начинал играть, а прихожанам мерещилось, что дьявол, вот-вот выскочит из-за алтаря.
Если речь идет о названии песни, то его придумал Гизер. В кинотеатрах показывали фильм с участием Бориса Карлоффа. Но, честно говоря, я думаю, что Гизер никогда его не видел. Я-то уж точно — нет, только много лет спустя узнал о том, что есть такой фильм. Смешно, хоть мы двигались в новом направлении, но, по сути, играли тот же двенадцатитактный блюз. Если прислушаться внимательней, в
