впрямь были хоть куда.
Своим чередом шла жизнь и в самой Герцеговине Флор. На веранде мирно беседовали звезды земные, а звезды небесные спустились пониже, соперничая в яркости с самыми обыкновенными фонарями. Это заставляло задуматься о суетности не только жизни земной, но и небесной. В комнате у Лоры уютно горел торшер, шипел патефон и знакомый голос пел: В бананово-лимонном Сингапуре, в бурю…
Лора сидела у фоно и тихо подыгрывала пластинке, стараясь повторить пассажи аккомпаниатора. Она была поглощена этим занятием настолько, что даже не почувствовала, что за ней наблюдают. Кладоискатель, отставив на время лопату, приник к стеклу. Нам неизвестно, что он мог увидеть сквозь неплотно закрытые шторы, но уверяем вас, что это подглядывание не было унизительным, ожиданием увидеть что-то интимное. Потому что, как только девушка закрыла крышку фоно, парень исчез…
Стас и Алексей вышли из бара, когда уже было далеко за полночь. От изрядного количества выпивки у них все горело внутри, а в ушах все еще звучали голоса заезжих поп-звезд.
- Может быть, к Лоре заглянуть? — сказал вдруг Стас, остановившись.
Всем известно, что в таком состоянии в голову приходят самые неожиданные идеи. Однако Алексей не был настроен так же решительно.
- Зачем? — спросил он.
— Ну, не знаю, поговорить…
Ноги и язык плохо слушались ковбоя с лесопилки.
- А о чем с ней говорить? — ревниво спросил Алексей.
— Ну, так…
— У нее же не все дома…
После этих слов Стас схватил друга за ворот рубашки и притянул к себе:
- Ты это… Не очень…
- Что не очень, что не очень?! Ты сам подумай, она же всех наших престарелых сумасшедших за настоящих считает!
- А они какие?
- Не знаю какие, но ты знаешь, когда Айседора жила?
- Что значит жила?!
- То! Ты книги читал когда-нибудь? Она же знаешь кто была?!
Так как ответов не следовало, Алексей продолжал возбужденно говорить в одиночестве:
- Она же еще с Есениным… Она же жена его была! Ты-то про Есенина знаешь?!
- Ну, слышал, — как-то неуверенно сказал Стас.
Это поэт был такой! Наш, русский! «Ты жива
еще моя старушка?» знаешь?
- Ну, знаю…
- Это Есенин написал! Ну вот, а потом она в машине ехала, и ее шарфом задушило, понятно тебе?!
- Каким шарфом?
- Ну, наверное, тем, который она носит все время…
- Да ты что?!
Алеша вложил в свою последнюю фразу столько сарказма, что им можно было пронять роту солдат, но на Стаса это явно не подействовало. Может быть, выпил много?
- Слушай, — не унимался Алексей, — каждый человек может назваться кем угодно… Вот если я скажу, что я — Наполеон, ты что, поверишь?!
- Нет конечно! Что я, полный идиот, что ли?! — Стас даже обиделся. Наполеон — это торт, а ты — электрик!
Вот так разговаривая, шли два друга по ночной Герцеговине Флор. Где-то вдалеке лаяли собаки, и полная луна отражалась в темном зеркале озера.
Новый день, как и ожидалось, вступил в свои права ранним утром. Солнце засияло в безоблачном небе Герцеговины Флор, заурчали механизмы, подающие воду в краны и бассейны, зашипели сковородки на ресторанной кухне. Все пошло своим чередом, по заведенному неизвестно кем и неизвестно когда распорядку. Любители легкого бега затрусили по прохладным аллеям, следящие за своими фигурами дамы рванули в зал аэробики, а самые ленивые и политизированные уткнулись в утренние газеты. На веранде, под полосатым тентом подавали завтрак. Хрустели румяные гренки, бодрил своим запахом сваренный на песке турецкий кофе. Все, как обычно, и если бы кому-то в голову пришла идея узнать, какое сегодня число, то вряд ли кто-то из обитателей Герцеговины Флор легко справился бы с ответом на этот простой вопрос. Все знали, что был обыкновенный погожий день.
На берегу озера сидели Лора и Леонид Осипович.
- Значит, вы решились? — спросил Утесов, поигрывая белыми круглыми камешками.
- Ну конечно! Конечно, решилась, я просто не мыслю своей жизни без сцены! — Лора не могла говорить об этом спокойно.
- Но это совсем не простая жизнь. Цветы после концерта и любовь почитателей — это только самая верхушка айсберга, а все остальное время — работа, работа, разочарования и снова работа.
- Я согласна, согласна на все! Я просто не могу дождаться дня, когда выйду на настоящую сцену, когда обо мне узнают во всем мире!
- А вы уверены, что это произойдет?
- Уверена.
- А если нет?
- Но ведь у меня такие учителя, я знаю столько секретов… Айседора рассказывала мне, что она делала каждый раз перед выходом на сцену, и это ей всегда помогало! И Элвис, и Любовь Петровна, и Луи…
- Да, они все прекрасные исполнители.
- А по-вашему, у меня нет голоса?
- Нет-нет, я этого не говорил!
- У меня плохой слух?
- Да нет, у вас прекрасный слух…
- Тогда, может быть, я нечисто интонирую?
- Нет, что вы!
- Ну а что же мне тогда может помешать стать настоящей звездой?
- Не знаю… Просто жизнь…
- Как это?
- Так… «Жизнь — вредная штука, от нее умирают», — сказал один умный поляк.
- Нет-нет, все равно я добьюсь, я добьюсь своего!
Зазвонил колокол, оповещающий, что наступило время обеда.
- Сегодня вечером вы будете меня слушать? — спросила Лора.
- Ну конечно.
- Тогда до вечера! — Девушка поднялась и медленно пошла по пляжу.
Теперь самое время сказать несколько слов о доме, в котором жили обитатели Герцеговины Флор. По нашему глубокому убеждению, он был достоин специального описания.
Маленький дворец стоял на берегу озера и прекрасно вписывался в ландшафт. Имя архитектора либо было утеряно, либо просто Никак не рекламировалось. К тому же никто не знал, когда именно этот дворец был построен. По общему мнению, здание счастливо сочетало в себе и строгость классицизма, и неувядающую прелесть модерна. Фигурные и овальные окна, накладные решетки со змеиными головами, неправильной формы балконные решетки говорили о том, что здание приняло окончательный вид примерно в начале двадцатого века. Общая планировка — главное здание и два крыла, забирающих в полукольцо благоухающую разноцветную клумбу, — была явно заимствована у классицизма. К нему же относился и небольшой итальянский дворик, расположенный внутри здания.
Спальные комнаты, многочисленные большие и малые гостиные не походили одна на другую. Каждая эпоха представлена соответствующим гарнитуром. Здесь был и средневековый западноевропейский