подошел к окну, приник глазом к щели. За столом увидел Евдокию. Она склонилась над шитьем. «А Федоса в избе нет. Не вернулся, стало быть, с Камчатки, — заключил Шмякин. — А то бы узнать у него про Гришку…»
Приветливый огонек Федосовой избы звал к отдыху в тепле и домовитом спокойствии. Внезапно Харитон почувствовал непереносимую усталость, желание сбросить с натруженных плеч тяжелую котомку, сесть за стол, освещаемый керосиновой лампой, и попросить у хозяйки кружку горячего чая или просто кипятка. «Постучусь, — решил Харитон. — А там видно будет. Не признает если — зайду. А признает — скажу, мол, ошиблась. Мало ли похожих людей на свете…»
Шмякин не боялся встреч с людьми: одет он был как лесоруб, которые часто забредали в Бакарасевку. Да и лицом он мало походил на того Харитона, которого знали здесь. В Харбине Шмякин сбрил бороду и усы, и это сразу сделало его непохожим на себя, словно бы новым человеком.
Харитон постучал в дверь. Евдокия открыла, не спрашивая: она думала, что вернулся Федос, задержавшийся сегодня в «Звезде» сверх обычного времени. Увидев чужого человека, спросила, что ему надо.
— Водицы испить бы, хозяюшка, — ответил Харитон.
Евдокия вздрогнула, услышав знакомый голос. «Неужто Харитон», — испуганно подумала она.
Шмякин заметил волнение Евдокии. Понял, что она узнала его.
— Не бойся, хозяюшка, я человек мирный. Не обижу. Не грабитель какой, — успокоил Харитон Евдокию. — Водицы бы…
— Сейчас принесу. Да вы проходите в избу, — одолев нахлынувшие страхи, пригласила Евдокия.
— Спасибо, хозяюшка, а только в избу заходить некогда. Дорога у меня дальняя — в леспромхоз к утру поспеть надо.
Евдокия принесла кружку воды.
— Голос ваш меня смутил, — оправдывалась она. — Очень сильно знакомого одного напомнил.
— Бывает, — охотно отозвался Харитон, выплеснув на землю недопитую воду. — Не то что голоса — люди похожие встречаются… Благодарим…
Он вернул кружку, поправил лямки заплечного мешка, помедлил с уходом. Перед ним стояла, кутаясь в большую клетчатую шаль, женщина, которую он знал с малых лет, любил когда-то. Вспомнилась вдруг красавица девчонка Евдошка — нарядная, в лентах, приодетая казаками для пляса, но по застенчивости оставшаяся в толпе…
Не попрощавшись, Шмякин пошел со двора. Евдокия долго стояла на крыльце, встревоженная неизвестным гостем, так странно напомнившим Харитона. «А вдруг это Шмякин? — подумала она. — Господи, не было бы лиха какого…»
До рассвета оставалось немного, и Шмякин поспешил в «Звезду». До восхода солнца он хотел совершить задуманное. Харитон шел знакомой дорогой, мимо Волчьего лога, мимо сопки, все так же шумевшей в ночи ржавыми листьями низкорослых, корявых дубков.
Перебравшись через Чихезу, Харитон не узнал знакомых мест: на склоне холма стояли, смутно различимые в темноте, бревенчатые срубы. Кустарник был вырублен, и Шмякин то и дело спотыкался о пеньки. «Хаты новые колхозникам строят, не иначе, — определил Харитон. — А чего здесь через год будет, ежели дать им покой?» Шмякин почувствовал себя страшно одиноким и беспомощным.
Со стороны Кедровки раздался незнакомый, оглушающий рев, будто многие тракторы, разом заведя моторы, ринулись по бакарасевским полям. Рев перешел в могучее гудение, оно неотвратимо приближалось, и вскоре над головой Шмякина со свистом и громом пролетела, освещенная цветными огоньками, ширококрылая птица. За ней вторая, третья. Целая стая едва приметных в рассветном небе самолетов уходила в дозорный полет к границе, а может быть, готовилась к октябрьскому воздушному параду. «Так, значит, аэродром тут успели соорудить, покуда я отсутствовал», — удивился во второй раз Харитон. И черная злоба ко всем этим людям, что живут на этой земле, возделывают и охраняют эту землю, принадлежавшую когда-то Шмякину, цепко схватила его за горло…
Возле колхозных построек бродил ночной сторож, и это неожиданное препятствие разрушало хорошо продуманный план Харитона. Пригнувшись к земле, стараясь не шуметь, он стал пробираться к конюшне с той стороны, которая была ближе к лесочку. Сторож не заметил его. Короткими перебежками Шмякин добрался до помещения и прижался к стене, слился с нею.
Неподалеку стоял стог сена. Надо было подтащить из него к конюшне несколько охапок, чтобы дать пищу огню. Харитон знал, что внутри конюшни тоже хранилось сено. Если огонь доберется до него — дело будет сделано.
И, оглядевшись еще раз, Харитон пополз к стогу.
— А ну кто там таков есть? — раскатисто ухнул до ужаса знакомый голос Федоса. — Не балуй с сеном, говорю!..
Шмякин прилип к земле, охваченный страхом: его заметили. Осторожно разгребая сено, вполз внутрь стога, надеясь схорониться, а потом бежать в лесок.
С противоположной стороны стога, оттуда, где стояла кузница, подошли люди. Харитон слышал их голоса. Они спорили: был тут человек или нет. Кто-то сказал, что Федосу просто показалось. Федос настаивал, что видел какую-то тень возле стога.
Постояв, люди стали расходиться. Голоса их, кроме Федосова, были незнакомы Харитону. «Видать, новая публика», — предположил он, не зная, что это были товарищи Лободы по шефской бригаде.
Когда Шмякину показалось, что опасности уже нет, он разгреб сено и выглянул из своей норы.
Уже светало, и Харитон понял, что время упущено. Теперь надо было незаметно улизнуть. Он осторожно выбрался из стога и, припадая к земле, побежал к лесочку.
— Стой! — ударил ему в затылок все тот же громовой голос.
Харитон оглянулся и увидел бегущего следом за ним Федоса.
— А ну стой, говорю! — кричал Лобода.
Он сразу понял, что дело тут темное. Если человек не замышлял плохого, зачем ему убегать? Значит, кто-то с нечистой совестью.
Шмякин не рискнул пустить в ход оружие: боялся привлечь внимание охраны аэродрома. Он рассчитывал запутать следы, отсидеться в лесу до темноты, а там будет видно.
Федос, убедившись, что имеет дело со злоумышленником, вернулся, взял у сторожа двустволку и пустился догонять неизвестного, требуя, чтобы тот остановился. Но пока Федос возвращался за ружьем, расстояние между ним и Шмякиным заметно увеличилось. Шмякин успел добраться до перелеска, и стволы деревьев все чаще скрывали от глаз Федоса его фигуру.
Перелесок кончился. Федос выбежал на открытое место. Беглеца нигде не было видно: как сквозь землю провалился.
Федос сперва подумал, что убегавший спрятался где-то позади, в перелеске. Потом вспомнил, что за увалом, у подножья которого Федос сейчас стоял, живет огородник-китаец. Может, он заметил, куда подался этот неизвестный. И пошел к фанзе. Огородник сообщил, что в его фанзу вбежал какой-то человек, закрыл дверь изнутри и сидит там.
— Твоя фанза ходить не надо, — опасливо предупредил китаец Федоса. — Моя так думай, его стреляй могу.
— Мы тоже стрелять можем, — решительно сказал Федос и зашагал к фанзе.
— Выходи давай, — грохнул он прикладом в дверь.
Никто не откликнулся.
Федос ударил еще раз.
И тогда из фанзы раздался негромкий выстрел. Из двери полетели щепки.
Федос отпрянул в сторону, прижался к стене. Взяв ружье за стволы, он опять ударил по двери. Последовал новый выстрел Шмякина. Тот, видно, думал, что Федос стоит перед дверью, и норовил попасть в него.
К Федосу подошел старик огородник, вооружившийся толстой дубовой палкой.
— Твоя ходи кругом. Там окошко есть. А моя тут постучи нарочно, — предложил свой план огородник.
Федос бесшумно обошел вокруг фанзы и подобрался к крохотному окошку, оклеенному бумагой.
