находятся его дочь и жена, пусть даже в запертой комнате, он тоже не может. Что бы он ни говорил, в лице незнакомца есть нечто, навевающее темные и страшные мысли. Оно напоминает ему лица с гравюр, изображающих сцены индейских войн: лица раскрашенные, искривленные яростью, нечестивые, чужие.
Они снова отпирают дверь склада и поднимают фонари, чтобы разглядеть пленника, застывшего у огня. Он не поворачивает головы на скрип открываемой двери.
— Мистер Паркер, — окликает его Нокс. — Мы бы хотели продолжить разговор.
Они садятся на стулья, принесенные ранее для этой цели. Паркер молчит и не смотрит на них. Только бледные облачка выдыхаемого пара указывают на то, что перед ними живой человек.
— Откуда у вас имя Паркер? — интересуется Маккинли. Он говорит таким оскорбительным тоном, словно заранее обвиняет человека во лжи.
— Мой отец был англичанином. Сэмюэль Паркер. Его отец приехал из Англии.
— Ваш отец был из Компании?
— Он всю свою жизнь работал на Компанию.
— А вы нет.
— Нет.
Маккинли подается вперед; упоминание о Компании его словно магнитом тянет.
— Вы работали на них прежде?
— Проходил обучение. Сейчас я траппер.
— Вы торговали с Жаме?
— Да.
— Как долго?
— Много лет.
— Почему вы ушли из Компании?
— Чтобы не быть никому обязанным.
— Вам известно, что Лоран Жаме был членом Североамериканской компании?
Паркер смотрит на него слегка озадаченно. Нокс бросает взгляд на Маккинли — узнал ли он это от другого француза?
— Я не торговал с компанией, я торговал с ним.
— Вы являетесь членом Североамериканской компании?
На этот раз Паркер издает резкий смешок.
— Я не являюсь членом никакой компании. Я ставлю капканы и продаю меха, вот и все.
— Но сейчас у тебя нет шкур.
— Сейчас осень.
Нокс предостерегающе кладет руку на плечо Маккинли. Он старается придать своему голосу как можно больше дружелюбия и рассудительности.
— Вы понимаете, почему мы вынуждены задавать эта вопросы: мистер Жаме принял ужасную смерть. Нам необходимо узнать о нем как можно больше, чтобы отдать злодея в руки правосудия.
— Он был моим другом.
Нокс вздыхает. Прежде чем он успевает продолжить, вновь заговаривает Маккинли:
— Где ты был днем и ночью четырнадцатого ноября — шесть дней назад?
— Я вам говорил, я направлялся на юг из Сидни-хауса.
— Кто-нибудь тебя видел?
— Я был один.
— Когда ты покинул Сидни-хаус?
Мужчина впервые заколебался:
— Я не был в самом Сидни-хаусе, просто в том направлении.
— Но ты сказал, что пришел из Сидни-хауса.
— Я назвал Сидни-хаус, чтобы вы поняли, где я был. Я пришел с той стороны. Я был в лесу.
— И что же ты там делал?
— Охотился.
— Но ты же сказал, что сейчас не сезон для меха.
— Но не для мяса.
Глядя на Нокса, Маккинли поднимает брови:
— Нормально для этого времени года?
Паркер пожимает плечами:
— Нормально для любого времени года.
Нокс кашляет:
— Благодарю вас, мистер Паркер. Что ж… пока это все.
Он смущен собственным голосом, стариковским и по-бабьи суетливым. Они встают, чтобы уйти, но тут Маккинли вновь поворачивается к человеку у очага. Он берет с подноса кружку с водой и заливает огонь.
— Дай мне твое огниво.
Паркер смотрит на Маккинли, и тот не отводит взгляд. Глаза Паркера мутны в свете лампы. Он смотрит так, как будто хочет прямо здесь прикончить Маккинли; медленно снимает с шеи кожаный мешочек и протягивает его. Маккинли хватает мешочек, но Паркер не отпускает.
— Откуда мне знать, получу ли я его обратно?
К ним подходит Нокс, желая разрядить повисшее в воздухе напряжение:
— Вам вернут эту вещь. Я лично прослежу.
Паркер отпускает мешочек, и Маккинли с Ноксом выходят, прихватив единственный фонарь и оставив узника в темноте и холоде. Закрывая дверь, Нокс вглядывается и видит — или ему это только кажется? — метиса как сгусток черноты в окружающем мраке.
— Зачем вы сделали это? — спрашивает Нокс, когда они возвращаются по притихшему городку.
— Вы хотите, чтобы он поджег склад и сбежал? Знаю я этот народец — ничего не стесняются. Видели, как он смотрел на меня? Словно хочет прямо на месте снять с меня скальп.
Он подносит мешочек к фонарю — кожаный кисет, украшенный искусной вышивкой. Внутри — все необходимое человеку для выживания: кремни, трут, табак и несколько высушенных и неаппетитных полосок мяса неизвестного происхождения. Без всего этого в лесной глуши можно погибнуть.
Маккинли торжествует:
— Ну, как вам это понравилось? Он изменил свои показания так, чтобы мы не смогли проверить, где он находился. Он вполне мог быть в Дав-Ривер неделю назад, и никаких свидетелей.
На это Ноксу ответить нечего. Он тоже уловил дрожь сомнения, когда Паркер заколебался, словно не зная, что сказать, хотя прежде вел себя уверенно.
— Это не доказательство, — наконец произносит он.
— Косвенное. Неужто вы думаете, что это сделал мальчишка?
Нокс вздыхает, чувствуя, как устал, однако устал недостаточно, чтобы огрызаться.
— А что за разговоры о Североамериканской компании? Никогда о такой не слышал.
— Это не официальная компания, но вполне может стать такой. Андре мне рассказал, что Жаме с ними сотрудничал. Он тоже. Франкоканадские комиссионеры поговаривали о том, что надо учредить компанию в противовес нашей. У них есть поддержка из Штатов, и даже некоторые здешние британцы заинтересованы.
Маккинли стискивает зубы. Он фанатично предан Компании, ему ненавистна сама мысль о том, чтобы любой канадец британского происхождения выступил против нее. Нокса это не удивляет. Компанией всегда управляли толстосумы в Лондоне, посылая своих представителей (которых они называют служащими) в колонию, чтобы высосать ее богатства. Для тех, кто здесь родился, это иностранцы, которые лишают землю самого ценного, взамен разбрасывая крошки.
Он тщательно выбирает слова:
— То есть Жаме мог рассматриваться как враг Компании Гудзонова залива?
