малейшего шума. Во всем Химмельвангере ни единого огонька, но они ведут лошадей к роще чахлых берез, вне поля зрения из какого-либо окна, и только там Эспен подсаживает Лину и детей, а затем и сам вскакивает в седло позади Торбина. У Лины в руке украденный компас.
— Сначала на юго-восток. — Она смотрит на небо. — Смотри, там звезды. Они нам помогут. Мы держим курс вон на ту, видишь?
— Разве ты не хочешь попросить Господа благословить нас в дорогу? — спрашивает Торбин, весь изогнувшись, чтобы увидеть мать. Иногда он бывает очень педантичным и всегда хочет поступать как положено, ведь он три года прожил в Химмельвангере, где шевельнуться нельзя без короткой молитвы.
— Конечно. Я как раз собиралась.
Эспен осаживает коня, опускает голову и торопливо бормочет, так, словно праведные уши Пера способны уловить молитву на мили окрест:
— Господи Боже, Царь всего сущего на небесах и на земле. Всевидящий и Всеблагой, оберегай нас в странствии, избави от бед и опасностей и выведи на истинный путь. Аминь.
Лина вонзает пятки в лошадиные бока. Темная масса Химмельвангера за их спинами становится все меньше и меньше. Небо ясное, и оттого холодно. Гораздо холоднее, чем прошлой ночью. Они успели как раз вовремя.
~~~
Отец вернулся из-под ареста другим человеком. Он сидит, уединившись в своем кабинете, не читает, не пишет письма, да и вообще не занимается своими обычными делами, а только глядит подолгу в окно без единого движения. Мария знает это, потому что подглядывала в замочную скважину, поскольку беспокоить его запрещено. Он никогда ее не сторонился, а потому она очень переживает.
Сюзанна тоже переживает, но по другой причине. Конечно, ее волнует отец и его необычное поведение, но ведь он по-прежнему сидит за столом вместе с семьей и выглядит при этом вполне жизнерадостным. Она говорит сестре, что раз отец не может теперь выполнять свои судейские обязанности, так что ж ему остается делать? Нет, Сюзанна решила места себе не находить из-за Дональда. Их с Джейкобом нет уже три недели, то есть не особенно долго, хоть они и собирались вернуться раньше. Мария и Сюзанна размышляли о причине такой задержки. Самый очевидный ответ в том, что они так и не нашли Фрэнсиса Росса. Если б его настигла смерть, они бы вернулись. То же самое, если бы они нашли его неподалеку.
— Но что, если они нашли Фрэнсиса, а он убил их, чтобы избежать правосудия? — округлив глаза, спрашивает Сюзанна. Она на грани слез.
— Ты действительно можешь себе вообразить, как Фрэнсис Росс убивает мистера Муди и Джейкоба, причем оба вооружены? — насмешливо интересуется Мария. — Да и силенок у него не хватит. Ростом он не выше тебя. По правде говоря, отродясь такой чуши не слышала.
— Мария… — Мать, отрываясь от шитья, одергивает ее из своего кресла.
Сюзанна раздраженно пожимает плечами:
— Мне просто кажется, они могли бы прислать весточку.
— Это невозможно, если нет людей, способных ее доставить.
— Ах-ах, можно подумать, они где-нибудь посреди… Внешней Монголии.
— На самом деле Монголия населена куда плотнее Канады, — уже не может остановиться Мария.
— Если ты хотела меня успокоить, что ж… у тебя не вышло! — Сюзанна вскакивает и, хлопнув дверью, выходит из гостиной.
— Ты могла бы быть с ней подобрее, — мягко укоряет дочь миссис Нокс. — Она беспокоится.
Мария воздерживается от ответа. Может быть, она тоже беспокоится, но, как обычно, душевным состоянием Сюзанны все озабочены куда больше, чем ее собственным.
— Действительно, есть повод для беспокойства. Пора бы им подать хоть какую-нибудь весть. Меня несколько удивляет, что Компания никого не послала на поиски.
— Ну, исходя из моего опыта… — миссис Нокс смачно откусывает нитку, — плохие новости всегда доходят быстрее.
Повсюду в доме тягостно, будь то из-за отца, сидящего, словно сфинкс, в своем кабинете, или слез Сюзанны, или непонятного спокойствия матери. Мария решает, что ей необходимо отдохнуть от них всех. По правде говоря, она действительно слегка взволнована своей реакцией на обсуждение Муди. Она тоже гадает, что с ними произошло, и надеется на лучшее; точно так же беспокоишься о любом друге, который некоторое время не давал о себе знать. Это ничего не значит. Но она думала о нем, удивляясь оставшимся в памяти подробностям: веснушки высоко на скулах, соскальзывающие с носа очки, забавная улыбка всякий раз, когда ему задают вопрос, словно бы сам сомневается, может ли ответить, но все-таки готов попытаться.
Она приближается к лавке, еле передвигая ноги: к сапогам и юбке прилипло по нескольку дюймов заледеневшей грязи. Когда Мария входит, стоящая за прилавком миссис Скотт лишь чуть поднимает голову. Приветствуя ее, Мария замечает раздувшийся желтоватый синяк на левой скуле, нарушающий идеальную симметрию ее лица. Миссис Скотт — или Рейчел Спенс, как ее звали когда-то — играла Деву Марию в школьной рождественской постановке. Старожилы и сейчас напоминают ей об этом, но уже давно не расспрашивают, отчего ее так часто преследуют несчастные случаи.
Мистер Стеррок у себя в комнате. Мария ждет у печки внизу, не будучи уверена, что он выйдет к ней, однако через минуту он спускается.
— Мисс Нокс. Чем я обязан такому удовольствию?
— Мистер Стеррок. Боюсь, что скуке.
Он изящно пожимает плечами, поддерживая игру:
— Я благодарен ей за то, что она привела вас сюда.
Что-то в выражении его лица немного ее смущает. Будь он молодым человеком, она заподозрила бы, что он ухаживает. Возможно, так и есть. Будет весьма символично, если единственный мужчина, проявивший к ней интерес, окажется старше ее отца.
Стеррок просит принести кофе и говорит:
— Вам не покажется излишней вольностью, если я приглашу вас к себе в комнату? Просто мне очень хочется кое-что вам продемонстрировать.
— Нет, не покажется.
И как ни странно, ей действительно не кажется, вопреки всем подозрениям.
Комната у него затхлая, но чистая. Он убирает со стоящего у окна стола кипу бумаг и придвигает два стула. Мария садится, польщенная оказываемым вниманием. В молодости он был весьма привлекательным мужчиной, да и сейчас еще очень ничего, с этой седой, густой шевелюрой и ясными голубыми глазами. Она улыбается собственной глупости.
Из окна видна часть улицы перед лавкой: отличное место для наблюдения за людьми. Каждый в Колфилде рано или поздно заглянет в лавку. Вдалеке частично виден даже ее собственный дом, а за ним угадываются серые воды под низкими тучами.
— Без особой роскоши, но вполне сносно.
— Вы здесь работаете?
— Можно и так сказать. — Он садится и подталкивает к ней листок бумаги. — Что вы думаете об этом?
Мария берет неровно вырванный из блокнота листок. На нем какие-то карандашные пометки, и сначала она не может сообразить, что они значат. Она разглядывает маленькие угловатые значки — по большей части разнообразные линии: диагонали, параллели и тому подобное. Вокруг этих значков несколько схематических фигурок, но никакой системы не видно. Она пристально изучает листок.
