Тогда Фрэнсис посмотрел на Лорана. У француза было очень серьезное, почти печальное лицо. Это из-за него? Что же, он только и умеет, что расстраивать людей? Может, так и есть. Ида последнее время всегда кажется грустной. Не говоря уж о родителях… они совсем угрюмые. Чтобы подбодрить его, Фрэнсис изобразил улыбку. А потом вдруг все изменилось. Время потекло очень медленно — или, наоборот, быстро? Он вдруг сообразил, что рука Лорана по-прежнему на его бедре, но теперь не похлопывает его, но гладит сильными ритмичными движениями. Он не мог оторвать взгляд от этих золотисто-карих глаз. Он чувствовал запах бренди, табака и пота и словно бы приклеился к стулу; руки и ноги отяжелели и застыли, словно наполненные теплой и вязкой жидкостью. Больше того, его тянуло к Лорану, и не было на земле силы, способной его остановить.
В какой-то момент Лоран встал и пошел закрыть дверь, но по дороге обернулся:
— Знаешь, ты можешь уйти, если хочешь.
Фрэнсис вдруг пришел в ужас и смотрел на него, затаив дыхание. Он не мог выдавить из себя ни слова, так что лишь качнул головой, всего раз, и Лоран пинком захлопнул дверь.
Потом Фрэнсис сообразил, что должен вернуться домой. Он даже вспомнил, за каким пришел инструментом, хотя это было в незапамятные времена. Он боялся, что, если уйдет, все станет нормальным, как прежде. Что, если в следующий раз, когда он увидит Лорана, тот будет вести себя так, словно ничего не произошло? Сейчас он выглядит совершенно расслабленным, натянул рубаху, зажал в зубах трубку, и вокруг его головы клубится дым, словно бы все было обычным повседневным делом и земля не сошла со своей оси. Фрэнсис боялся идти домой, боялся смотреть на родителей этими глазами и впредь всегда думать, не догадались ли они.
Не решаясь уйти, он стоял в дверях с крюком для свежевания туш. Лоран подошел к нему, улыбаясь своей недоброй улыбкой.
— Н… ну… — заикался Фрэнсис. Он никогда в жизни не заикался. — Так я приду… завтра?
Лоран положил руки ему на лицо. Большие пальцы, грубые и нежные, ощупывали его скулы. Их глаза были на одном уровне. Он поцеловал Фрэнсиса, и в этот момент его рот стал сердцевиной всей жизни.
— Если хочешь.
В ужасе и восторге Фрэнсис возвращался по тропинке домой. Какая нелепость: тропинка, деревья, сверчки, тускнеющее небо, восходящая луна — все выглядело точно так же, как прежде. Как будто пребывая в неведении, как будто не обратив внимания. А он шел и думал: «О господи, неужели это я?»
В ужасе и восторге: «Неужели это я?»
Сюзанна была забыта. Школа и заботы одноклассников ушли в далекое прошлое. Тем летом несколько недель он был счастлив. Он гулял по лесу, сильный, могущественный мужчина, владеющий тайнами. Он ходил с Лораном на охоту и на рыбалку, хотя сам не охотился и не рыбачил. Если они встречали кого-то в лесу, Фрэнсис кивал и отрывисто бормотал приветствие, глядя на конец лески или высматривая движение среди деревьев, а Лоран давал понять, будто Фрэнсис становится превосходным стрелком, зорким и безжалостным. Но лучшее время наступало, когда на исходе дня они уединялись в лесу или в хижине и Лоран становился серьезным. Обычно он уже был изрядно пьян, брал в ладони лицо Фрэнсиса и смотрел, смотрел, как будто не мог наглядеться.
Если вспомнить, не так уж много было таких моментов — Лоран настаивал, чтобы он не слишком часто оставался в хижине, иначе их могут заподозрить. Немало времени Фрэнсису приходилось проводить дома, с родителями. Это было нелегко — с первого вечера, когда он застал их садящимися за стол. Он показал инструмент.
— Ждал, когда он вернется.
Отец лишь мельком кивнул. Мать повернулась:
— Тебя так долго не было. Отец хотел закончить все до обеда. Что ты там делал?
— Я же говорю, пришлось ждать.
Он положил инструмент на стол и ушел к себе наверх, не обращая внимания на усталые крики матери насчет обеда.
Его пробирала радостная дрожь.
Так как отношения с родителями и в лучшие времена не блистали, Россы вроде не заметили никаких изменений, даже если он стал еще более молчалив или рассеян. Между визитами к Лорану он гулял, валялся на кровати, неохотно и нетерпеливо выполнял свои обязанности. В томительном ожидании. А затем наступал следующий вечер в хижине или поход к озеру на рыбалку, и там он становился собой по- настоящему. Ухваченные у жизни моменты, насыщенные и остро пахнущие, когда время ползло, словно воскресный день, или неслось стремительным потоком. Если посчитать, сколько ночей он провел в хижине Лорана, сколько получится?
Может быть, двадцать. Двадцать пять.
Слишком мало.
Воспоминания прервал вошедший в комнату Джейкоб. Фрэнсис благодарен ему за это. Он никогда не видел Джейкоба столь возбужденным. Чтобы скрыть от Джейкоба слезы, Фрэнсис трет рукой лицо, словно только что проснулся.
— Что случилось?
У Джейкоба открыт рот, но пока оттуда ничего не доносится.
— Странное дело. Женщина по имени Лина со своими детьми и плотник — ночью они убежали. Жена плотника угрожает покончить с собой.
Фрэнсис смотрит на него в изумлении. Его сиделка сбежала с плотником, которого он ни разу не видел. (Так зачем же она его поцеловала?)
Джейкоб расхаживает по комнате.
— Скоро повалит снег. Не лучшее время для путешествий, особенно с детьми. И я видел ее, позапрошлой ночью, в конюшнях. Она попросила меня никому об этом не рассказывать. Так я и сделал.
Фрэнсис глубоко вздыхает.
— Они взрослые и могут делать все, что пожелают.
— Но если они не знают местность… если не знают, как передвигаться зимой…
— Сколько еще до снега?
— Что?
— Когда пойдет снег? Завтра? Через неделю?
— Завтра или послезавтра. Скоро. А что?
— Мне кажется, я знаю, куда они могут направиться. Она говорила со мной, расспрашивала о Колфилде.
— Что ж, они могут успеть. Если повезет.
~~~
Час назад они добрались до первых деревьев, низкорослых и редких, конечно, но все же деревьев, и Лина облегченно вздохнула. Они и вправду смогут выбраться. Вот лес, и весь путь до берега озера лежит через лес. Можно сказать, они уже почти там. У нее на бумажке написано, что им нужно скакать на юго- восток, пока не наткнутся на маленькую речку, а затем вдоль нее вниз по течению. Перед ней в седле сидит Торбин, и она рассказывает ему про собаку, которая была у нее в Норвегии, когда она была маленькая. По описанию собака выходит, как в той сказке про солдата, с глазами, словно чайные блюдца.
— Ты тоже сможешь завести собаку, когда мы найдем себе жилье. Как тебе это нравится, а? — вырывается у нее, прежде чем она успевает прикусить язык.
— Найдем жилье? — переспрашивает Торбин. — Ты сказала, что мы едем на каникулы. Мы не на каникулы?
