— А куда ведет этот след?
Стеррок улыбается:
— Этого мы не узнаем, пока не дойдем до конца.
Женщина выдыхает, словно бы чуть освобождаясь от сдерживаемого подозрения и страха.
— Мы направлялись в Дав-Ривер. Потом потеряли компас и вторую лошадь. С нами был еще один человек. Он ушел… — Лицо ее озаряется надеждой. — Кто-нибудь из вас слышал в последние дни ружейные выстрелы?
— Нет.
Она снова падает духом.
— Мы разделились и теперь не знаем, где он. — Она морщит лицо, готовая заплакать. — Там были волки. Они загрызли одну из лошадей. Могли и нас убить. Может…
Она уступает рыданиям, но беззвучным и без слез. Стеррок похлопывает ее по плечу.
— Не надо. Все уже хорошо. Вы пережили страшное время, но все позади. Больше вам нечего бояться.
Женщина поднимает на него глаза, и он замечает, до чего они красивы: ясные и светло-карие на гладком овальном лице.
— Спасибо. Не знаю, что бы мы делали… Мы обязаны вам жизнью.
Стеррок сам растирает обмороженные руки женщины. Маккинли созывает импровизированное совещание и решает, что они с Сэмми отправятся на поиски пропавшего мужчины — за ним остался четкий след, — пока остальные будут ждать в лагере. Если они не найдут его до вечера, Мэтью и Стеррок проводят женщину до Дав-Ривер. Стеррока не совсем устраивает этот вариант, но трудно не признать, что таким образом трое закаленных путников смогут двигаться как можно быстрее. Кроме того, в глубине души он польщен предпочтением, оказанным ему женщиной: ни с кем другим она не говорила наедине, держится к нему поближе и даже время от времени одаряет его на редкость милой улыбкой. (А, так вы из Торонто?..) Он говорит себе, что дело лишь в его почтенном возрасте, благодаря которому он выглядит не столь грозно, как остальные, но понимает, что это не единственная причина.
Маккинли и Сэмми выходят, пока светло, выяснив из весьма путаного рассказа женщины, что муж ее, возможно, ранен. Они растворяются в тени под деревьями, и Росс скупо наделяет каждого оставшегося глотком бренди. Женщина заметно приободряется.
— Так что это за люди, за которыми вы идете? — спрашивает она, когда дети проваливаются в бездонный сон.
Росс вздыхает и ничего не говорит; Мэтью переводит взгляд с Росса на Стеррока, который понимает это как сигнал подать реплику:
— Не так просто рассказать: дело весьма своеобразное. Мистер Росс, возможно… Нет? Ладно, видите ли, несколько недель назад произошла трагедия, погиб человек. В это же время из Дав-Ривер исчез сын миссис Росс — возможно, кого-то преследуя. За ним отправились два человека из Компании, ведущие расследование. Время идет, а от них ни слуху ни духу.
— И это еще не все! — Мэтью, воодушевленный интересом женщины, нетерпеливо подается вперед. — Был еще один человек, арестованный за убийство, — полукровка и с виду просто злодей, — так он сбежал, ну, не совсем, на самом деле кое-кто его освободил, и он пропал вместе с матерью Фрэнсиса… и больше их не видели!
Мэтью замолкает и краснеет как рак; слишком поздно сообразив, что сказал, он бросает испуганный взгляд на Росса.
— Неизвестно, вместе они или каждый идет своей дорогой, — напоминает ему Стеррок, осторожно поглядывая на Росса, который выглядит совершенно равнодушным. — В общем, если коротко, именно поэтому мы здесь — найти, кого сможем, дабы убедиться, что они в безопасности.
Женщина склоняется к огню, осветившему ее круглые сияющие глаза: она уже совсем не похожа на то запуганное существо, каким была пару часов назад в лесу. Она вздыхает и склоняет голову набок.
— Вы так добры к нам. Мы обязаны вам жизнью. И мне кажется, я должна сказать вам, мистер Росс, что видела вашего сына, и жену тоже, и с ними все в порядке. С ними со всеми все в порядке.
Росс впервые смотрит на нее. Стеррок никогда бы не поверил, если б сам не увидел, как способно растаять гранитное лицо.
~~~
Фрэнсис просыпается от ослепительного солнечного света, какого не было уже несколько недель. Вокруг невероятная тишина — ни единого из обычных звуков со двора или из коридора. Он одевается и подходит к двери. Она открыта — с тех пор, как здесь нет Муди, это дело обычное. Фрэнсис гадает, что будет, если он выйдет сам по себе: возможно, кто-нибудь потеряет голову от страха и выстрелит в него. Вряд ли, поскольку Избранные — народ Божий и не имеют обыкновения носить оружие. В любом случае, куда бы он ни похромал, за ним останется характерный след на снегу. Опираясь на костыль, Фрэнсис выглядывает в коридор. Никто к нему не бежит, и по-прежнему почти никаких звуков. Фрэнсис быстро соображает — сегодня воскресенье? Нет, оно вроде было совсем недавно (точнее здесь сказать трудно). Он фантазирует, будто бы все ушли, и ковыляет по тянущемуся перед ним коридору. Он понятия не имеет, куда ведут эти двери, поскольку с тех пор, как его сюда принесли, ни разу не покидал своей комнаты. Не видать и никаких признаков его тюремщика, Джейкоба. Наконец он добирается до двери, ведущей во двор, и выходит.
Он чуть не захлебывается воздухом, столь же холодным, сколь свежим. Ослепительно сияет солнце, мороз жалит лицо, но Фрэнсис дышит полной грудью, смакуя боль. Как он смог выдержать столько времени в душной комнате? Он сам к себе чувствует отвращение. Фрэнсис пробует двигаться быстрее, прыгая у двери взад-вперед и привыкая к костылю. И тут до него доносится плач. Идя на звук, он поворачивает за угол конюшни и в сотне ярдов видит кучку людей. Его первое желание — тут же нырнуть обратно, с глаз долой, но они, похоже, не проявляют к нему особого интереса, так что он ковыляет поближе. Один из этих людей — Джейкоб; он замечает Фрэнсиса и направляется к нему.
— Что случилось? Почему все здесь?
Джейкоб бросает взгляд через плечо:
— Помнишь, я тебе говорил, что Лина сбежала с плотником? Ну вот… он вернулся.
Фрэнсис медленно приближается к возбужденным норвежцам: некоторые из женщин плачут; Пер нараспев произносит что-то похожее на молитву. Посреди них Фрэнсис видит человека, о котором, видимо, говорил Джейкоб, — небритое существо с ввалившимися глазами, обмороженными носом и щеками и белыми от инея бородой и усами. Так это и есть плотник, которого он ни разу не видел и с которым сбежала Лина. Кто-то его расспрашивает, но он выглядит совершенно оцепеневшим. Фрэнсис клянет себя за тугодумие и ковыляет к толпе, чувствуя, как растет его ярость.
— Что вы с ней сделали?! — кричит он, не зная даже, говорит ли этот тип по-английски. — Где Лина? Вы ее бросили? С детьми?
Плотник поворачивается к нему в изумлении — объяснимом, поскольку видит его впервые.
— Где она? — требует ответа разъяренный и перепуганный Фрэнсис.
— Она… Я не знаю, — бормочет мужчина. — Ночью… мы дошли до деревни, но я не смог этого вынести. Я понимал, что поступаю плохо. Я хотел вернуться. И оставил ее… в деревне.
В него вцепилась женщина, вся в слезах, с заострившимися чертами лица. Фрэнсис предполагает, что это брошенная жена.
— Какая деревня? Далеко?
Мужчина часто мигает.
— Я не знаю, как она называется. На реке… маленькой речке.
— Сколько дней отсюда?
— Э-э… Три дня.
— Вы лжете. В трех днях отсюда нет деревни, если вы шли на юг.
