Эдди закрыла глаза и кивнула.
— Я понимал, что произойдет в тот вечер на стадионе, когда Амос тебя позвал. Конечно, я был пьян, но вполне отдавал себе во всем отчет. И по какой-то причине — даже думать о ней противно! — я согласился… а потом последовал примеру остальных, когда они стали делать вид, что ничего не произошло. — Чарли опустил глаза. — Черт, Эдди, как сказать человеку, что ты сожалеешь, что сломал ему жизнь?
Эдди долго молчала, прежде чем ответить.
— Ты мне жизнь не ломал, Чарли. Ты меня изнасиловал. Разница в том, что от одного спасения нет… а второе я в силах предотвратить. И я это сделала. — Она подумала о Хло, о Джеке. — Со временем боль утихает и уголь спекается в алмаз.
Глаза у Чарли были воспаленные, больные.
— Я не прошу меня простить и знаю, что не могу просить тебя забыть. Но я хочу, чтобы ты знала: сколько бы времени ни прошло, я себя не прощу… и никогда ничего забыть не смогу.
— Спасибо тебе за это, — прошептала Эдди.
Она услышала, как за ним щелкнула, закрываясь, дверь. Ноги ее не слушались, и она осталась сидеть за столиком, чтобы переждать, пока успокоится бешено колотящееся сердце. Разве после всех этих лет можно было ожидать такого признания? Разве она думала, что после стольких лет воспоминания нахлынут с новой силой?
Из задумчивости ее вывел звук открывающейся двери. Наверное, Чарли что-то забыл. Эдди не успела обернуться, как услышала за спиной глухой стук чемодана, поставленного на пол, и девичий голос сказал:
— Мне объяснили, что я найду вас здесь.
И Эдди оказалась лицом к лицу с Кэтрин Марш.
5 июля 2000 года
Окружная тюрьма Кэрролла
Следующим утром в зале суда воздух был настолько пронизан тревожным ожиданием, что у журналистов лбы покрылись испариной, а у фотоаппаратов запотели линзы. Алфея Джастис прошествовала к своему месту с видом человека, который уже готовится рассматривать следующее дело.
— Надеюсь, сегодняшнее заседание мы начнем с заключительного выступления сторон, — сказала она. — Мистер Макфи, вы готовы?
Джордан встал.
— Ваша честь, мне необходимо продолжить допрос.
Уже через секунду они с Гулиганом стояли перед судьей.
— У меня появился еще один свидетель, — объяснил Джордан, — совершенно неожиданно. И его показания могут оказаться решающими для защиты.
— Но почему вы не знали об этом свидетеле раньше? — удивилась судья. — Обвинению известен свидетель, которого вы собираетесь допросить?
— Нет, — раздраженно ответил Мэтт. — Защита уже закончила допрашивать своих свидетелей. После того как обвинение закончило допрашивать своих, вы видели, чтобы перед залом суда змеилась очередь новых свидетелей?
— Ваша честь, свидетель — потерпевшая по предыдущему делу моего клиента, — объяснил Джордан. — Она отказывается от своих обвинений.
— Это уже не имеет никакого значения. Слишком поздно, — стоял на своем Мэтт.
Судья перевела взгляд с прокурора на адвоката и обратилась к присяжным:
— Дамы и господа! Вчера защита, как вы помните, закончила допрос свидетелей. Тем не менее суд считает возможным разрешить мистеру Макфи начать допрос и вызвать последнего свидетеля.
Джордан поправил галстук и повернулся к залу.
— Защита вызывает Кэтрин Марш!
Кэтрин так трясло, что у Джордана возникли сомнения, сможет ли она вообще без посторонней помощи дойти до места свидетеля. Но Кэтрин встрепенулась и звенящим голосом повторила, что клянется говорить правду и только правду.
— Сколько вам лет, мисс Марш?
— Шестнадцать.
Джордан взглянул на своего подзащитного.
— Вы знакомы с мистером Сент-Брайдом?
У Кэтрин впервые появилась возможность увидеть своего бывшего учителя. Она встретилась взглядом с Джеком, и между ними повисло общее воспоминание, разорванное раскаянием на клочки.
— Да, знакома, — пробормотала она.
— Откуда вы его знаете?
Кэтрин глубоко вздохнула.
— В прошлом году я обвинила его в сексуальных домогательствах.
По залу, подобно волне, пронесся шепот изумления.
— Почему вы сегодня здесь, мисс Марш?
— Потому что, — Кэтрин уставилась на свои сжатые кулаки, — я позволила этому случиться первый раз и не хочу быть ответственной за то, что это произойдет снова.
— Что вы имеете в виду?
— Джек Сент-Брайд никогда меня сексуально не домогался. Он никогда не прикасался ко мне в интимных местах. Он никогда ничего плохого мне не делал. Он был моим лучшим учителем… скорее, я думала о нем не как об учителе и хотела ему нравиться… но этого не было.
— Тогда почему вы позволили, чтобы его осудили? — удивился Джордан.
По щеке Кэтрин скатилась одинокая слеза. Она снова вздохнула.
— Тренер верил в меня и сделал столько хорошего! Когда мой парень предложил мне заняться сексом в первый раз, тренер повез меня в клинику за противозачаточными таблетками. Он не хотел ехать, но пришлось, потому что это было очень важно для меня. А когда тот парень разорвал со мной отношения, у меня была одна мысль: жаль, что он не похож на нашего тренера — такого взрослого, такого заботливого, такого… такого, как Джек Сент-Брайд. — Она взглянула на присяжных. — Я стала писать о нем… о нас… в своем дневнике. Я все придумала, выдумала наши отношения. А когда отец обнаружил противозачаточные таблетки и прочел мой дневник… Боже, на мгновение я захотела, чтобы это стало правдой. Я хотела верить в то, во что поверил мой отец… что я та, в кого тренер влюблен, а не наоборот. Когда я попыталась забрать свои слова назад, они уже превратились в огромный уродливый ком. — Она опустила глаза. — Мой отец, прокурор, судья — все считали, что я просто защищаю человека, в которого влюблена. — Кэтрин повернулась к присяжным. — Последний раз, когда я говорила в суде правду, мне никто не поверил. И я хочу, чтобы мне поверили вы.
— Благодарю вас, мисс Марш, — произнес Джордан. — Свидетель ваш.
— Ладно, — медленно произнес Мэтт, вставая. — Где вы были в ночь с тридцатого апреля на первое мая?
— В Гоффисборо, — ответила Кэтрин.
— Вас не было в лесу за кладбищем в Сейлем-Фоллз, верно?
— Да.
— Следовательно, вам неизвестно, что в ту ночь произошло с Джиллиан Дункан?
— Нет.
— Иными словами, — продолжал Мэтт, — единственное, что вам известно, — это то, что год назад вы совершили ужасную ошибку?
— Да.
— И год назад вы так любили этого человека, что не хотели, чтобы ему причинили вред, верно?
