Потом потряс койку, и она ударилась о забетонированные в стену скобы.
— Помогите!
Но его никто не слышал. А если и слышал, то не пришел.
Джек попытался сосредоточиться на чем-то, чтобы забыть О боли.
«Если бы ты страдал погонофобией, ты бы их избегал».
Соберись, Джек!
«Бородатых людей».
«Уникальная пища, которой питается жирянка».
Вдох. Выдох.
«Насекомые».
«У одного арктофилиста их была целая гора».
«Плюшевых медведей».
Он положил руку себе на грудь. Постепенно боль утихла, отступила, прекратилась. И он совершенно не удивился, что больше не слышит биение собственного сердца.
Джиллиан наблюдала, как шипит последняя свеча, превращаясь в восковую лужицу. Клочок бумаги с именем матери тлел на серебряном подносе. Джилли не сводила глаз со свечи на самодельном алтаре. «Может быть, она не является, потому что ненавидит то, во что я превратилась».
Подобные мысли приходили ей в голову не первый раз, но сегодня они чуть не одолели ее. Найдя ножницы, Джилли встала перед зеркалом, взяла в руки густую рыжую прядь и резанула прямо у корней. Волосы упали на пол, словно шелковый шарф.
Она отрезала еще одну прядь. И следующую… Так продолжалось до тех пор, пока ее голову не «украсили» торчащие вихры, короткие, как у мальчика. Пока ее ноги не усыпали пряди волос, словно она стояла в яме с темно-рыжими змеями. Пока ее голова не стала настолько легкой и свободной, что Джиллиан показалось: она вот-вот оторвется и улетит, как наполненный гелием воздушный шарик.
«Теперь, — подумала она, — он на меня даже не посмотрел бы».
Комната свиданий в тюрьме была узкой и обшарпанной. На выщербленном столе грудой лежали потрепанные книги по праву, окна наглухо закрыты, термостат выставлен на двадцать семь градусов. На одном из двух стульев сидел Джордан и барабанил пальцами по столу, ожидая, пока в комнату введут Сент-Брайда.
Джеку явно не везло: второй раз влипнуть в одну и ту же ситуацию! Но адвокату уже было известно, что не прошло и часа после приезда в тюрьму, как Джек умудрился попасть в карцер. Да уж, защищать такого — значит, сидеть на пороховой бочке.
Конвоир открыл дверь и втолкнул Джека. Тот раз споткнулся и оглянулся через плечо.
— Приятно узнать, что в данном заведении не действует Женевская конвенция,[x] — пробормотал он.
— А с чего бы ей действовать? Сейчас не война, Джек. К тому же ходят слухи, что ты настроился воинственно, как только переступил порог тюрьмы, — поднялся с места Джордан. — Честно говоря, меня совсем не радует то, что тебя в первый же день посадили в карцер. Мне пришлось включить все свое обаяние, чтобы нам разрешили встречу наедине в комнате свиданий и не пришлось разговаривать через щелочку в железной двери. Хочешь строить из себя бунтаря? Отлично! Но только помни: все, что ты скажешь или сделаешь, обязательно дойдет до прокурора, так что процесс не обещает быть гладким.
Своими словами Джордан пытался вселить страх в подзащитного, чтобы он перестал дурить. Но Джек только стиснул зубы.
— Я не заключенный!
Джордан слишком давно работал адвокатом, чтобы обращать внимание на подобные заявления. Отрицать свою вину — в этом его подзащитные мастера. Господи, однажды он защищал парня, которого арестовали в тот момент, когда он втыкал нож в сердце своей девушки, и который всю дорогу до окружной тюрьмы утверждал, что его приняли за другого.
— Как я вчера уже сказал, тебе предъявлено обвинение в изнасиловании с отягчающими обстоятельствами. Будешь признавать свою вину?
Джек опешил.
— Шутите?
— Ты же в прошлый раз признал.
— Но это было… это было… — Он никак не мог подыскать слова. — Меня обвинили необоснованно! И адвокат объяснил мне, что так можно выйти с наименьшими потерями.
Джордан кивнул.
— Он был прав.
— Вы не хотите знать, совершил ли я это преступление?
— Откровенно говоря, нет. Для меня как твоего адвоката это неважно.
— Это самое важное! — Джек перегнулся через стол и уставился Джордану в глаза. — Меньше всего мне сейчас нужен адвокат, который даже не слушает, когда я рассказываю ему правду.
— Это ты меня послушай, Джек! Не я засадил тебя в тюрьму в прошлом году. И не я тебя сейчас арестовал. Осудят тебя или отпустят — я выйду из зала суда свободным и незапятнанным. Моя роль здесь — представлять твои интересы, а это означает, что я, черт побери, твоя единственная надежда! Если ты будешь мне помогать, а не пытаться каждую чертову минуту вцепиться мне в горло, бороться будет гораздо легче.
Джек покачал головой.
— А теперь вы послушайте. Я ее не насиловал. Я даже близко к ней той ночью не подходил. Это чистейшая правда! Я невиновен. Именно поэтому я не хочу носить их одежду и сидеть в их камере. Мне здесь не место.
Джордан взглянул на помятые вещи Джека, на его полубезумные глаза. Ему и раньше доводилось работать с клиентами, которые считали, что страстные вопли о торжестве правосудия — единственный способ заставить адвоката действовать. Видимо, они так и не поняли, что хороший адвокат чует ложь за километр.
— Ладно. Тебя там не было.
— Да.
— А где ты был?
Джек поднял большой палец.
— Пил, — признался он.
— Ну да, — пробормотал Джордан, думая о том, что все складывается еще хуже, чем он думал. — С кем?
— С Роем Пибоди. Я сидел в «Петушином плевке» до закрытия.
— Сколько ты выпил?
Джек отвернулся.
— Больше, чем следовало.
— Великолепно, — вздохнул Джордан.
— Потом я пошел прогуляться.
— В полночь. Тебя кто-нибудь видел?
Джек на секунду задумался.
— Нет.
— Куда ты пошел?
— Просто… бродил. За городом.
— Но не возле леса у кладбища? Около Джиллиан Дункан тебя и близко не было?
— Я же сказал. Я ее в ту ночь даже не видел, не то что трогал.
— Удивительно, Джек. Потому что я вижу царапину на твоей щеке — ту, которую, по свидетельству Джиллиан Дункан, она тебе оставила.
— Я поцарапался веткой, — сквозь зубы сказал Джек.
