С ПОЛИЧНЫМ
На следующий день Селезнев сообщил Жутаеву, что его предложение о дополнительной работе в счет Писаренко согласовано с директором и ребята могут приступить к работе уже сегодня.
— Но временем не злоупотребляйте, — предупредил он. — Вас четверо будет?
— Пока не точно, но, кажется, пятеро: Мазай, Рудаков, Епифанов, Бакланов и я.
— Если так, то и часа достаточно. А в общем, учти: не больше полутора часов. Злоупотреблять временем нельзя. С Мазаем и остальными ребятами уже говорил?
— Конкретно нет. А так — все знают.
— Согласны?
— Мазай артачится.
— Запомни: дело совершенно добровольное. Никаких особых уговоров, чтоб не было ничего похожего на принуждение. Расскажи каждому, зачем это нужно, и пригласи. Пойдут — хорошо, не пойдут — так тому и быть.
— Пойдут, товарищ мастер, — с уверенностью сказал Жутаев.
— Да и я так думаю. Но, как говорится, уговор дороже денег, чтобы никакого нажима… Кто у нас сегодня вечером дежурит у цеха? — Селезнев достал из кармана блокнот. — Ага, Мазай. Ключ от литейки будет у него.
Жутаев решил прежде всего поговорить с Мазаем. После обеда он улучил момент, когда в комнате они остались вдвоем, и сообщил ему:
— Васька, дирекция не возражает, чтобы мы поработали за Ольгу. Что ты об этом думаешь?
— А что мне думать? Тебе надо, ну и думай. Шеф нашелся… Сам в училище без году неделя, а уже в организаторы лезет. Актив! Давай, давай — может, кто-нибудь похвалит! Наверно, и во сне об этом думаешь.
— Ни в какие организаторы я не лезу. Ты просто выдумываешь. Ты староста нашей подгруппы? Значит, тебе и нужно заняться этим. А я буду просто работать, как и все. Понятно?
Мазай удивленно посмотрел на Бориса и состроил презрительную мину:
— Мы обносков не хотим, а объедков не едим. Сам взялся, сам и тащи. — Опершись кулаками па крышку стола, он протянул: — Посмотрим, сколько ты один наработаешь.
— И чего ты шипишь? — не выдержал Жутаев и подошел к противоположной стороне стола. — Если не хочешь, скажи по-человечески, а злорадствовать нечего.
— Я и говорю по-человечески. А шипят только змеи да, может, ты еще впридачу.
— Не я шиплю, а ты.
— Адресом маленько ошибся — вместо своего мой взял.
Словно барьер, их разделял небольшой стол. Они неприязненно смотрели друг на друга, готовые дать отпор па любой выпад. Каждый из них мог коснуться рукой другого, они уже измерили глазами расстояние, отделявшее их, но пока стояли не двигаясь. Оба чувствовали: от драки не уйти, но каждый все еще сдерживал себя, чтобы не начать драку первым.
— Чего уставился на меня?
— Стараюсь на всю жизнь запомнить, — сострил Жутаев.
— Если хочешь — помогу.
Для начала драки не хватало всего лишь нескольких реплик. И вдруг Жутаев вспомнил совет Селезнева сдерживать себя. С силой он оттолкнулся от стола, словно был приклеен к нему, отошел в сторону, отвернулся от Мазая и уставился в окно.
Мазай не ожидал такого исхода ссоры и обрадовался ему — он все же побаивался Жутаева. Но он ничем не выдал своей радости; ногой придвинул стул, уселся с видом победителя и забарабанил по столу пальцами обеих рук. Насмешливо, но уже беззлобно, подчеркивая тоном свое превосходство, он спросил:
— Что там нашел за окном? Если хорошая находка — чур, пополам.
Жутаев не счел нужным отвечать, подошел к тумбочке и начал перебирать книги. Мазай снял со стены гитару и принялся бренчать. И вдруг, когда Мазай совсем не ожидал, Жутаев снова заговорил, негромко, но очень искренне и убежденно:
— Слушай, Мазай, неужто ты не понимаешь, что твой поступок похож на предательство?
— Что, новую пластинку поставил? Айда, давай накручивай! Не привыкать слушать.
— Да брось же ты строить из себя шута горохового! Знала бы Ольга, какой ты ей друг…
— Пойди расскажи…
— Она и сама тебя раскусит. Друг всегда выручит, а ты…
— А я что?
— Подвести можешь.
— Это еще бабка надвое гадала.
— Без гаданья все ясно.
Ссора готова была снова вспыхнуть. Мазай решил уйти.
— Пой, ласточка, пой, сердце успокой! — нараспев произнес он и, состроив дурашливую гримасу, скрылся за дверью.
Жутаев бросился за ним, широко распахнул дверь и крикнул вслед:
— Болтун! Кривляка! Зазнайка!
Оставшись в комнате один и уже успокоившись, он до деталей вспомнил весь разговор с Мазаем, а по сути не разговор, а грубую ссору, и с огорчением подумал, что снова не сдержался, не сумел договориться с Мазаем, а тот как был, так и остался в стороне. «Ну и пускай, нечего гоняться за ним, цену набивать. Он сам не маленький, все должен понимать».
Вскоре пришли Сережа и Егор. Они с радостью согласились приступить к дополнительной работе уже сегодня. Но тут Егор вспомнил, что у него сегодня в музыкальном училище репетиция.
— А пропустить нельзя? — спросил Сережа.
— Ты что? Пропустить? Подготовка к празднику идет. К Первому мая.
— Какая подготовка? — удивился Жутаев.
Егор немного помялся:
— К концерту готовятся.
— Ну и пускай готовятся, а тебе что? — возразил Сережа.
— Да хотят, чтоб и я выступил в концерте.
— В концерте? — недоверчиво спросил Сергей. — В каком?
— В каком? Ну, в первомайском.
Егор рассказал, что под Первое мая в драмтеатре будет торжественное заседание, а после него концерт самодеятельности. Кто будет играть, а кто петь. Егор репетирует две песни — «Песню о Родине» и «Жди меня». Через несколько дней все номера прослушает комиссия, и, если будет подходяще, включат в программу концерта.
— Знаешь что, Егор? Ты из кожи лезь, а старайся, чтоб включили. Понимаешь? — сказал Сережа.
— Понимаю. Я и то стараюсь.
— Ну, вот что: ты из училища не торопись в литейку, мы лучше с Борисом и Колей здесь нажмем, а ты там не подкачай. Выступать в таком концерте не шуточное дело. Ведь это же почетно!
— Может, еще и не допустят.
— Почему пе допустят? — спросил Сережа.
— Скажут — плохо.
— А ты так пой, чтоб было хорошо. Не жалей голоса, он же тебе ничего не стоит.
— Я тебе, Горка, откровенно скажу, — скрытный ты человек. Как ты можешь молчать, когда у тебя такие новости? Это же так здорово, так хорошо! Одним словом, молодей!
— Знаешь, Борис, я не скрытничал, а как-то… боюсь, что ли… вдруг еще кто смеяться станет. Мазай и то вчера Лемешевым меня назвал.
