Лопухов по привычке чуть не забожился, но вовремя вспомнил, в какой компании находится. «Честное комсомольское» тоже не прокатывало, он и пионером-то никогда не был, не успел.
— Чтоб я сдох! — выкрутился Вова. — Шестьдесят четыре, я — отвечаю!
— А ну давай рассказывай, — потребовали собравшиеся.
Прежний оратор был низвергнут «с площадки» и остался на задворках. К счастью, от Москвы до места назначения эшелон полз меньше суток. К концу пути находившихся в теплушке вместе с Вовой в Индию посылать было рановато, но уж Европу бы они смогли удивить. По крайней мере, хотя бы теоретически. Вот только дойти до этой самой Европы удастся мало кому из пехотинцев сорок первого года.
От городского вокзала до места назначения километров десять топали пешком. Стрелковая дивизия, в которую была направлена маршевая рота, разворачивалась на базе запасной стрелковой бригады. Развертывание проходило практически в чистом поле, где стояли пятидесятиместные брезентовые палатки. Рядом небольшой лесопарк, в паре километров — река. Вновь прибывших прогнали через санпропускник, и к строю зачастили «покупатели» из местных частей.
Увы, все Вовины попытки пристроиться на теплое тыловое место потерпели крах. Такие подразделения, как полевой хлебозавод или станция полевой почты уже были укомплектованы полностью. Требовались водители, механики, сапожники, наконец, но этим профессиональным требованиям Лопухов не соответствовал. Попробуй только заяви он об умении водить машину, сразу потребуют удостоверение на право управления автомобилем. А, если попробуют проверить навыки, то он спалится еще на «кривом стартере», которым ни разу в жизни не пользовался. И про диплом, оставленный, дома стоило помалкивать. Нет, диплом был настоящий, ни одной купленной тройки, денег на взятки у Вовы тогда еще не было. Но не предъявлять же бумагу с двуглавым орлом этому капитану, набирающему людей в автобат. Да и вообще, ЗИЛы и КАМАЗы, которые они изучали, казались верхом совершенства по сравнению с нынешними ЗИСами и ГАЗами, а старенький «мерс» с его АБС, ПБС, ЕСП, ГУРом, электропакетом, кондеем и прочими примочками выглядел почти космическим аппаратом.
Поэтому Три Процента лихо скатился с горки дивизия-полк-батальон-рота-взвод-отделение в самый низ военной пирамиды Красной армии. Точнее, катился Михал Михалыч Федоров. Здоровенный красноармеец, выделяющийся в любом строю не только ростом, но и шириной плеч, моментально привлек внимание будущих командиров и потащил за собой Вову.
Оба попали в отделение младшего сержанта Акимова. В отделении было тринадцать человек. Во взводе, состоящем из четырех отделений, больше полусотни, а в роте — больше ста шестидесяти. Рота занимала две палатки с трехъярусными нарами. Если с кадрами был полный комплект, то с оружием для этих кадров было плохо. Все запасы, подготовленные для развертывания частей в западных округах, достались немцам. Производство только переходило на военные рельсы. Винтовки выгребали в тыловых частях, у ВОХРы, где только могли, но их все равно не хватало. На всю дивизию не было ни одного положенного по штату автомата. И пулеметов тоже не хватало.
К несчастью для Лопухова, пулемет в их отделении был. На вопрос «Сможешь?» Федоров ответил:
— А чего? Смогу. У меня и второй номер, считай, уже есть. Правда, Вова?
Вова открыл рот, чтобы решительно откреститься от этой чести, но в этот момент Михал Михалыч дружески хлопнул его по спине своей лапищей. Так ни слова и не сказав, Лопухов закашлялся, что было воспринято всеми окружающими как согласие. Ему тут же вручили металлический короб с тремя дисками, который он теперь постоянно должен был таскать с собой.
На следующий день вновь прибывшие познакомились со своим ротным командиром, старшим лейтенантом, носящим неблагозвучную фамилию Хамин. Свою фамилию он оправдывал на все сто. Это был величайший знаток сексуальных позиций, куда там Изольде с ее двадцатилетним опытом. Марш-броски, физо, тактика и любимая ротным строевая. Командир имел свою роту раз по десять на дню как минимум. Повзводно и поотделенно, в простой и в извращенной форме, а многих неудачников дрючил индивидуально. Вова, например, поздно углядел начальство и опоздал с переходом на строевой шаг.
— Лечь! Встать! Лечь! Встать! Я тебя научу, Лопухов, Родину любить и начальство уважать! Лечь! Встать! Лечь! Встать! Отдание чести, начальник справа. Шаго-ом марш!
Мокрый, как мышь, Вова не знал, что ему делать: то ли упасть в обморок, то ли кинуться на начальство с кулаками. Но у лейтенанта в кобуре наган, и вид дергающегося от попадания пуль тела дезертира так и стоял перед глазами.
— На «шпалу» рубится, сволочь, — заметил один из красноармейцев, — хлебнем мы еще с ним…
Этот успел немного застать Зимнюю войну, дембельнуться летом сорокового и спустя год опять оказаться в строю.
Старшина брал пример с ротного. После пятнадцатикилометрового марш-броска, еле переставляя ноги, рота идет в столовую на обед.
— Песню, запева-ай!
В ответ тишина. Горло у всех пересохло, и просто не до пения. Старшина, отсидевшийся в расположении, этого понимать не хочет.
— На месте, стой! Круго-ом! Шаго-ом марш!
Рота возвращается назад на пятьсот метров.
А обеденное время идет.
— Круго-ом! Шаго-ом марш! Песню запева-ай!
Заводит охрипшим голосом ротный запевала.
Подхватывают остальные, рота идет на обед.
Кроме того, чтобы носить короб с дисками, в обязанности второго номера входило снаряжение дисков патронами. Старшина отсыпал полсотни золотисто-блестящих патронов, Федоров почти торжественно вручил диск. Вова повертел в руках черный плоский блин.
— Ну и что с ним делать?
— Тренируйся.
Диск состоит из двух половин: нижней, которая неподвижно крепится на пулемете, и верхней, вращающейся относительно нижний под действием спиральной пружины. Принцип снаряжения Лопухов выяснил быстро. Надо перевернуть диск окном подачи вверх. Одной рукой держишь верхнюю половину диска, второй — вращаешь нижнюю, но для того, чтобы сдвинуть ее с места, нужно утопить внутрь торчащую из окна фиговину, которую первый номер заумно назвал «задержкой спиральной пружины». А дальше просто, берешь третьей рукой патроны и по одному вкладываешь их в приемник между зубцами. Вся проблема в отращивании третьей руки. Поэтому первый раз диск набивали вдвоем, Вова вращал, а Федоров вкладывал патроны, протирая их промасленной тряпочкой.
— Отпускай осторожно, — скомандовал Михал Михалыч.
Три Процента ослабил хватку, половины диска сдвинулись, и крайний патрон занял положение в окне подачи. Надо бы верхнюю половину упереть во что-нибудь, тогда и одному можно справиться. Вот только во что? Не в грунт же, мигом земля в диск набьется. Решение данной проблемы Вова решил отложить на будущее. Если без патронов диск тянул на килограмм с копейками, то снаряженный — на все три. И таких дисков было три, плюс сам короб, итого — десять можно смело писать. А еще фляга, лопатка, противогаз, сидор, наконец. Получалось совсем грустно. Хорошо, собственной винтовки не было, это еще пять
