Пришлось и на этот раз довольствоваться рассказами других счастливцев. А сколько их было, связанных с Владимиром Ильичей и бережно хранимых свидетельств!.. Курсанты старшего срока и командиры взводов вспоминали, как в июне девятнадцатого Ленин присутствовал на митинге-концерте, устроенном в честь выпуска красных командиров в Доме Союзов, как выступал на вечере, а на следующее утро на Кремлевском плацу принял парад выпускников, отправлявшихся на фронт. Через месяц в Свердловском зале Кремля Владимир Ильич участвовал в торжествах по случаю следующего выпуска краскомов — и снова обратился к ним с напутствием. Сколько рассказов было посвящено первомайскому субботнику уже этого, двадцатого года — всего за месяц до прихода Андрея на курсы! — когда разбирали завалы, оставшиеся с октябрьских боев на Драгунском плацу. С самого утра Ленин вместе с сотрудниками Совнаркома и курсантами носил бревна, битые кирпичи и щебень. День был солнечный, не по-майски жаркий. Курсанты вспоминали: и какой на Владимире Ильиче был пиджак, и как норовил он скинуть его, и какие тяжелые носилки поднимал... У тех же, кто стоял на посту № 27, были свои собственные воспоминания: с одним часовым Ленин поделился сообщением о важной победе; с другим — прочел письмо, полученное курсантом из дома, и помог в беде.
Через несколько недель Андрей опять занял место на посту № 27.
Он встал у двери с потертой бронзовой ручкой ровно в семь ноль-ноль. Прошло всего несколько минут, и послышался скрип половиц за дверью, она отворилась, и вышел Владимир Ильич. В левой руке — ворох бумаг, правой поглаживает щеку — наверное, только что после бритья. Хоть множество раз видел его на фотографиях и слышал в описаниях товарищей, но все равно представлял Ленина и выше ростом, и шире в плечах.
Замер, прижав ложе винтовки к бедру. Ленин сделал два шага, поравнялся. И — то ли увидев новенького, и уж очень молодого, то ли просто не изменяя обычному своему правилу — остановился, протянул руку:
— Здравствуйте, товарищ курсант!
Андрей чуть было не выронил винтовку, перехватывая ее в другую руку, и вцепился в ладонь Ленина.
— Сколько вам лет?.. Где ваши родители?.. Как вы оказались здесь?..
Он растерялся, аж взмок от волнения. Мямлил что-то невразумительное. Ленин внимательно слушал, дружелюбно кивая. Потом направился по коридору к своему кабинету, но, сделав несколько шагов, обернулся — и снова вернулся в квартиру. Через несколько минут вышел, неся маленький пакет, аккуратно завернутый в газету. Положил пакет на подоконник рядом с часовым:
— Когда сменитесь, возьмете — это для вас.
И так, с улыбкой, с ворохом бумаг под мышкой, зашагал по коридору, по фиолетовой дорожке.
Сдав пост, Андрей развернул пакет. На газете — два ломтя черного хлеба, склеенные слоем повидла.
Он понес щедрый дар в караульное помещение и там, разделив с друзьями поровну на полоски толщиной в палец, наполнив кружки кипятком, заваренным морковкой, с наслаждением, не торопясь, смакуя, съел свою долю.
Владимира Ильича он видел еще несколько раз, неся дежурство на посту № 27 или № 33 — это уже у кабинета Председателя Совнаркома. В своем кабинете Владимир Ильич работал, как правило, до четырех часов дня, потом возвращался домой и после двухчасового отдыха снова направлялся в кабинет или в зал заседаний. Рабочий день его заканчивался в десять вечера, а часто — глубокой ночью. И когда бы ни возвращался, Ленин всегда нес в руке кипу бумаг, или книги, или газеты.
Хоть и не довелось Андрею еще раз поговорить с Лениным, но выступления его он слышал трижды. Однажды их рота была в карауле. Андрей сменился с поста вечером. После дежурства положено почистить винтовку, поставить ее в пирамиду — и можешь отдыхать. Только сел под лампу почитать газету, пригласили на собрание.
Рота промаршировала через плац к зданию Совнаркома. Поднялись по парадной лестнице на второй этаж, в Свердловский зал. Зал круглый, просторный, с высоким голубым куполом в золотых розанчиках, с круглыми колоннами меж окон, с мраморными барельефами, изображающими сцены из древнеримской истории. Здесь у курсантов и раньше проходили собрания, устраивались концерты. Сейчас все места оказались занятыми. Пристроились, как удалось, — кто у стены, кто подпер колонну. Андрей присел около выхода на ступеньку. Началось собрание: текущие дела, критика, самокритика. Слушал он, слушал, не заметил, как заклевал носом. Очнулся от грохота. Не сразу сообразил, что грохот этот — аплодисменты. Увидел: выходит на сцену Ленин. Недовольно поводит плечом, потом резко поднимает руку, утихомиривая курсантов.
Когда аплодисменты смолкли, Владимир Ильич сказал:
— Вам, военным, особенно непростительно так расточительно относиться ко времени. Допустимо ли, чтобы на никому не нужные аплодисменты вы потратили почти пять минут!.. Вашим товарищам я сказал, что располагаю только тридцатью минутами для доклада, а вы у меня отняли пять минут. Нехорошо так с вашей стороны. Надо ценить время. Теперь я вынужден сократить свой доклад до двадцати пяти минут.
Ленин рассказал о положении в стране и на фронте, обосновал неизбежность разгрома врагов Советской Республики.
...Андрей стоял на посту в Большом театре в дни работы одного из конгрессов Коминтерна. Его место — за кулисами. Поначалу не понравилось; завидовал тем курсантам, которые встали в дверях у входов в зрительный зал: видят прославленных революционеров, съехавшихся в Москву чуть ли не со всего мира. А за кулисы долетал только слитный шум из партера и с балконов. Там сверкали сказочные хрустальные люстры, а здесь было темно и холодно, пахло мышами и пылью...
Но напрасно Андрей огорчался раньше времени: когда распахнулся занавес и вышли к столу члены президиума конгресса, его позиция оказалась самой лучшей. До трибуны — рукой можно дотянуться. А с трибуны той выступал Владимир Ильич.
4
Кремлевские курсанты и несли службу, и учились. Самый главный предмет: стрелковое пулеметное оружие. Изучали все системы, которые в то время существовали не только в России, но и в других странах: «максим», «кольт», «льюис», «шош», «гочкис», «виккерс»... Стреляли метко. По секундомеру, с завязанными глазами, на ощупь разбирали и собирали даже самые сложные пулеметные замки.
В утренние часы и поздними вечерами над площадями Кремля, над Красной площадью, превращавшейся в учебный плац, звучали их голоса:
Еще пели «Смело, товарищи, в ногу!», «Варшавянку», а чаще — на ее мотив свою курсантскую, неизвестно кем сочиненную:
